— Сейчас уже поздно что-либо менять, — возразил Рик Бандельер, занимавший пост бизнес-директора филиала «Икор корпорейшн» в Фениксе. — Президент едет к нам.
Это была большая честь, но Гарт никак не мог успокоиться. Он отлично понимал, что визит президента Соединенных Штатов несомненно привлечет слишком много нежелательного внимания к исследовательской лаборатории, занимавшейся вопросами искусственного выращивания донорских органов. А Федеральное агентство бактериологической безопасности ясно дало понять, что если в «Икоре» снова возникнут проблемы, лабораторию закроют раз и навсегда. И не ее одну. Для этого ФАББ обладало достаточной властью, и руководство агентства не стеснялось пускать ее в ход.
Не далее как пять лет назад сотрудники ФАББ силой вломились в «Икор корпорейшн», после того как несколько человек умерли от таинственного вируса, полученного вместе с пересаженными органами. Все, чем пользовались и к чему прикасались работники Центра репродуцирования, было тщательно проверено и исследовано на наличие болезнетворных бактерий. В герметичные пластиковые мешки были собраны сотни образцов, включая зубочистки из мусорных корзин и одноразовые кофейные чашки из кафетерия. Когда опубликовали выводы следственной комиссии, Гарт почувствовал себя едва ли не убийцей невинных людей, хотя он-то как раз оказался ни при чем. Тем не менее его признали частично ответственным за инцидент; на главную виновницу — «Икор корпорейшн» — наложили крупный штраф; немалые средства пришлось выплатить в качестве компенсации и родственникам погибших.
После этого случая Гарту стало намного сложнее добиваться разрешения властей на новые исследования, не говоря уже о том, что в Центре контроля над заболеваемостью к нему стали относиться с куда меньшим доверием. Но и это еще далеко не все. Будучи одним из подразделений ЦКЗ, Федеральное агентство бактериологической безопасности продолжало держать «Икор» под неусыпным контролем. Одним из средств такого контроля были инспекции, как плановые, так и внезапные, причем в обоих случаях сотрудников агентства защищали военизированные отряды Национальной гвардии. Давление, оказываемое на «Икор», стало таким сильным, что Гарту волей-неволей пришлось вести свои исследования втайне. Он даже оборудовал в подвалах филиала несколько лабораторий, доступ в которые имели только он сам и несколько его самых близких сотрудников. Только там Гарт мог экспериментировать относительно свободно, не опасаясь, что детективы агентства в любую минуту вмешаются в его работу. Для ученого подобное полулегальное существование, конечно, тяжкое бремя — что может быть хорошего в положении преступника, денно и нощно ощущающего над собой занесенный меч палача? — но иного выхода нет. Многие и многие ученые и исследователи, имевшие несчастье привлечь к себе внимание ФАББ, вынуждены создавать такие лаборатории. Практически неограниченные полномочия агентства в буквальном смысле загоняли научное сообщество в подполье, а наибольшая опасность грозила тем, кто, подобно Гарту, занимался не столько теоретическими, сколько практическими вопросами.
В рамках Национального института здоровья ФАББ наделено, пожалуй, самыми широкими правами. Его сотрудники могут силой ворваться в любое здание в любое время дня и ночи, герметически закупорить все комнаты и обследовать их на предмет инфекции. Защищая свою позицию, представители агентства утверждали, что их организация — неизбежный продукт своего времени, когда бактерии и вирусы ежедневно убивают тысячи людей, а биологический терроризм остается наиболее грозной и реальной опасностью. Но профессионалы ненавидели агентство лютой ненавистью и боролись с ним в меру своих возможностей. Гарт уже обладал определенным опытом в этой области, и ему было совершенно очевидно, что напыщенный бюрократ, сидящий за огромным полированным столом в отдельном кабинете на верхнем этаже Центра, плохо знаком с методами работы агентства и не представляет, на что оно способно.
— Почему президент так интересуется нашей работой? — спросил Гарт.
— Очевидно, в детстве он видел Голову. Одно время она была выставлена в Пасадене. Это его родной город.
— Как раз это я и имел в виду, Рик. Если станет известно, что мы использовали для своих экспериментов эту знаменитую на всю страну реликвию, сторонники Движения невмешательства, сколько их ни на есть, явятся сюда и рассядутся вокруг здания со своими идиотскими плакатами. Ты представляешь, чем это нам грозит?!
— Кроме того, отец президента тоже заморожен, — спокойно добавил Рик, не обратив внимания на вспышку Гарта.
— Его отец?..
— Да. Очевидно, президент хотел бы вернуть его к жизни.
— Надеюсь, его правильно проинформировали. Мы не…
— Насчет чего?
— Я не хочу, чтобы президент думал, будто не сегодня завтра мы сможем достать его отца из криохранилища и начать процедуру оживления.
— Я тоже, — кивнул Рик. — Вот почему я настоял, чтобы это был сугубо частный визит. Никакой прессы. Никаких ищеек из ФАББ. Никаких напрасных ожиданий, никаких чудес вроде воскрешения Лазаря. Мы просто… снова познакомим президента с Головой. Продемонстрируем донорское тело. И все.
—
— Я все прекрасно понимаю, — отвечал Рик, тоже начиная злиться. — И прежде чем наскакивать на меня, изволь выслушать, как я все это себе представляю. Мы пригласим президента осмотреть лабораторию, — произнес он, четко выговаривая каждое слово, словно перед ним ребенок, хотя на самом деле Баннерман был старше Рика чуть не на полтора десятка лет. — Твоя задача — научная сторона эксперимента. Постарайся растолковать ее президенту как можно доходчивее. Не забывай — он не врач и не биолог, и вообще не специалист в нашей области. Главное — внушить ему надежду, что когда-нибудь и его отец, возможно, тоже будет возвращен к жизни. Ты спросишь, конечно, что мы с этого будем иметь? Я тебе скажу что… В лице президента Соединенных Штатов мы будем иметь очень и очень высокопоставленного друга и покровителя, который, ко всему прочему,
— Но я боюсь, что…
— Я тебя понимаю, — повторил Рик. — Но на данном этапе мне — нам! — просто необходима поддержка президента. Ничто не способно воодушевить директорат «Икора» больше, чем внимание, проявленное президентом страны к одному из филиалов корпорации. Подумай об этом.
— Но разве нельзя устроить так, чтобы президент приехал позже, когда мы продвинемся хотя бы еще немного?
Рик посмотрел на Гарта как на умственно отсталого младенца.
— Ты действительно считаешь, что мы можем каким-то образом влиять на президента, указывать ему, что и когда он должен делать? Увы, это не так… Впрочем, я уверен, что волноваться нет необходимости. Все будет нормально. Больше того, этот визит принесет нам всем много пользы.
«И в первую очередь — тебе!..» — не без горечи подумал Гарт. Он до сих пор не понимал, как во главе фениксского Центра мог оказаться такой человек, как Рик Бандельер. Выращивание стволовых клеток и искусственное репродуцирование человеческих органов всегда были весьма сложным полем деятельности не только с научной, но и с юридической точки зрения, поскольку закон о регламентации подобных исследований представлял собой сплошное белое пятно. Рик, во всяком случае, разбирался в этих вопросах не слишком хорошо, и Гарт решил, что его стремительная карьера в корпорации объясняется просто-напросто тем, что он гемод — совсем как его жена Персис. Гемодам все доставалось даром, тогда как простым смертным приходилось трудиться не покладая рук, чтобы подняться по служебной лестнице хотя бы на одну ступень.
Рик любовно погладил полированную поверхность своего директорского стола длинными, ухоженными пальцами.
— Чего ты от меня хочешь, Гарт? — спросил он и нахмурился. — Чтобы я сказал президенту «нет»?
— А как насчет ФАББ?
— Никак. Ведь мы не делаем ничего противозаконного, — сказал Рик, но как-то не очень уверенно.
Гарт слегка приподнял бровь.
— Ничего? — переспросил он.
— Ладно, хватит болтовни. У нас есть план, так давай его держаться, — отрезал Рик, окончательно выходя из себя. — Все ясно?
Гарт с трудом сдержался, чтобы не сказать резкость. Машина запущена, и теперь от него ничего не зависит. Президент приедет, хочет Гарт того или нет. Он никогда не обманывал себя: ему тоже хотелось славы, хотелось признания собственных успехов, но визит президента — далеко не лучший способ этого добиться. Приезд столь высокопоставленного лица — главы крупнейшей мировой державы, одного из лидеров так называемого «свободного мира» — скорее всего, привлечет к деятельности Центра внимание самых разных политических группировок и организаций.
А это уже опасно.
Золотисто-черный воздушный экипаж парил над Фениксом на высоте примерно трехсот футов. Водитель включил автопилот и дремал. В летающей машине спали все, кроме Марко Вильялобоса — пятьдесят пятого президента Соединенных Штатов. Сидя в кресле у окна, он глядел на раскинувшийся внизу город. Сквозь плотное покрывало смога виднелись то бесконечные кварталы типовых домов, в основном покинутых, то узкие пустыри, на которых росли гигантские кактусы, напоминавшие странных уродцев, молитвенно воздевших к небесам руки. Они словно умоляли Бога о милосердии, и Вильялобос подумал, что милосердие — это как раз то, в чем больше всего нуждается страна.
Акры и акры полуразрушенных построек проносились под крыльями. Вскоре Вильялобос устал от этой наводящей тоску картины и, отвернувшись от окна, стал разглядывать своих спутников. Они по-прежнему спали. Даже его личный секретарь Чарли Престон задремал, откинувшись на высокую спинку сиденья, и президент почувствовал себя брошенным. Это чувство было таким внезапным и сильным, что он не сдержался и резко пнул Чарли в лодыжку, вымещая на нем охватившие его досаду и злость.
Чарли тотчас проснулся и преданно посмотрел на шефа:
— Вам холодно, сэр?
— Нет. Подай-ка мне чашку воды.
Президент и сам мог налить себе воды, виски или сока, но ему хотелось, чтобы кто-то разделил с ним его одиночество. Теперь, когда он разбудил Чарли, ему было уже не так тоскливо, и он, накрыв вытянутые ноги клетчатым шотландским пледом, взялся за свой блокнот с вложенной в него памятной запиской.
