упрямство.
— Я бы на твоем месте не слишком привязывался к нему, Монти, — неуверенно добавил Гарт.
— Но ведь в этот раз все может закончиться по-другому, — возразил тот. — Ведь теперь мы действуем иначе, не так ли? Улучшенный метод…
— В прошлые разы, — ответил Гарт, — мы тоже использовали улучшенную методику. Мы совершенствуем ее от эксперимента к эксперименту и в конце концов должны получить положительный результат. Но не обязательно в
Когда Гарт ушел, Монти склонился над пациентом и обтер его распухший лоб освежающей салфеткой.
— Все равно это неправильно, — прошептал он чуть слышно. — Неправильно — и все тут!
Телефонный сигнал ворвался в сон Гарта пронзительным, как визг сверла, писком, и он, еще не до конца проснувшись, зашарил рукой по сенсорной клавиатуре аппарата на ночном столике. Примерно после третьего сигнала ему удалось наконец нажать нужную кнопку. Кое-как разлепив веки, Гарт увидел, что часы показывают четыре утра.
Звонила Персис:
— Прошу прощения, Гарт, но я решила, что тебя необходимо разбудить…
— Что стряслось? — спросил он, чувствуя, как с него слетает последний сон. — Что-нибудь с пациентом?
— Да. Его иммунная система борется с вирусом герпеса.
У Гарта упало сердце.
— О'кей, — быстро сказал он. — Сейчас выезжаю.
Жена Гарта Клер оторвала от подушки заспанное аристократическое лицо.
— Что случилось? — спросила она сиплым со сна голосом.
— Ничего особенного, — ответил Гарт. — Спи. Какие-то неполадки с аппаратурой…
Шагая по коридору к лаборатории, где находилось тело, Гарт даже сквозь защитную маску улавливал витавший в воздухе запах жидких питательных растворов, испражнений и мокроты. В лаборатории он застал Персис и Монти, которые склонились над пациентом. Само тело было как никогда похоже на жертву неудачного медицинского вмешательства: обметанные губы растрескались, волосы свалялись, кожа набрякла и пошла багровыми пятнами, а пористый силиконовый бинт, прикрывавший шов на шее, покрылся пятнами проступившей сукровицы.
— Господи, неужели нельзя было привести его в порядок! — вырвалось у Гарта досадливое восклицание, и Персис с вызовом посмотрела на него. Похоже, замечание ей не понравилось.
— Мы были заняты, — отрезала она. — Взгляни-ка сюда…
И она драматическим, чуть картинным жестом показала на экран рентгеноскопа. Поглядев на него, Гарт убедился, что Персис нисколько не ошиблась в своем первоначальном диагнозе. Иммунная система организма атаковала вирус герпеса, который они использовали в качестве переносчика сорок седьмой хромосомы.
— О'кей, понятно, — проговорил Гарт. — Как ведут себя антитела?
— Активность нарастает, — сказал Монти.
— А белые кровяные тельца?
— Концентрация лейкоцитов составляет сорок один к пяти и продолжает расти.
— Я уверена, что это действует Голова, — добавила Персис, часто моргая слипающимися от усталости глазами.
— Ты права, — кивнул Гарт. — Иммунная система доктора Шихэйна приспособлена к старым вирусам, и теперь, когда его клетки столкнулись с новейшей разновидностью герпеса, они, естественно, отреагировали на него как на вторжение.
— Но почему ничего подобного не происходило раньше? — спросил Монти.
— Мы оживили его слишком рано, — объяснил Гарт. — А я оставил в Голове слишком много старых клеток. Естественно, это не могло пройти без последствий.
— И что нам теперь делать?
— Нужно привести его в порядок и… надеяться, что организм справится сам.
Весь остаток ночи Гарт, Персис и Монти трудились не покладая рук, делая все возможное, чтобы облегчить состояние пациента. Тщательно, словно совершая какой-то языческий обряд, они обмыли тело, натерли кожу ароматическими маслами и смазали губы антисептической мазью. Учитывая общее ослабленное состояние организма, существовала реальная опасность нагноения шейного шва, поэтому Гарт выложил на специальный бинт несколько порций мушиных личинок и укрепил этот странный компресс на ране. Личинки, питавшиеся пораженной тканью, должны были очистить шов, однако остановить развитие опасной инфекции не удалось. Не прошло и суток, как у пациента развилась острая бактериальная пневмония.
— Еще один сувенир из далекого прошлого, — вздохнул Гарт. — А ведь все шло так хорошо!
Но ничего поделать было уже нельзя, и он — хотя и неохотно — велел перевести основные органы на диализ.
— Мне кажется, в левом легком появились признаки некроза, — сказала Персис, обследовав пациента вечером следующего дня. Она ничего больше не прибавила, но этого и не требовалось — все и так знали, что это означает. В лунках губчатых альвеол начал скапливаться гной, что могло привести к кровотечению или даже к полному коллапсу легкого. Не тратя времени даром, Гарт вооружился фонендоскопом и сразу услышал грозные хрипы и бульканье в нижней части грудной клетки пациента.
— Ты не ошиблась, это гнойный плеврит, — подтвердил он поставленный Персис диагноз. — К сожалению, на данном этапе мы ничего не можем предпринять.
— Почему? — удивилась Персис.
— Мы и так сделали все, что могли. Нам остается только ждать, пока организм сам справится с инфекцией. Или… не справится.
— Мы могли бы попробовать сделать ему плевральную пункцию.
Эта процедура предусматривала введение в плевральную полость длинной дренажной иглы и забор образца гноя, по которому можно определить тип инфекции.
— …И если мы обнаружим вирусы распространенных в прошлом штаммов, — добавила она, — можно будет обратиться в архив Центра контроля заболеваемости. Там наверняка найдется подходящий антибиотик.
— Нам нельзя обращаться в ЦКЗ, — резко возразил Гарт.
— Но старые бактерии
— Я знаю, — перебил Гарт. — Но… сначала мне нужно с тобой поговорить.
— О чем? — спросила Персис.
— Не здесь. Давай выйдем в коридор.
— Я не могу обращаться ни в ЦКЗ, ни в какое-то другое правительственное агентство! — резко сказал Гарт, когда они с Персис уединились в одной из законсервированных лабораторий, где их никто не мог подслушать. — Это все равно что самому сунуть голову в петлю!
— Но почему? Я не понимаю!..
— Если только в Центре контроля заболеваемости пронюхают, что наша Голова является носителем каких-то болезней из прошлого, они спустят на нас всех собак, и в первую очередь — Федеральное агентство бактериологической безопасности. А ФАББ с нами церемониться не станет. Эти ребята живо конфискуют нашего пациента, а проект закроют раз и навсегда. Как представляющий бактериологическую опасность для населения.
— Но если ФАББ убедится, что мы соблюдаем все меры предосторожности, оно, конечно, не станет нас закрывать. Возможно даже, агентство станет сотрудничать с нами… — сказала Персис.
— Похоже, ты ничего не знаешь о том, что такое ФАББ и как оно работает, — покачал головой Гарт и, наклонившись к ней, проговорил шепотом: — Пять лет назад несколько человек умерли, получив выращенные в этих самых лабораториях органы, которые оказались заражены вирусами. Этот случай едва не поставил крест на моей карьере, и я не хочу, чтобы что-то подобное повторилось. Мне удалось собрать достаточно информации, касающейся работы моей рибосомы. И я считаю, что самое разумное в данной ситуации — дать телу снотворное и… оставить его в покое.
Персис задумалась. Ее лицо отразило глубокую внутреннюю борьбу.
—
— Но тело является источником инфекции. И оно может быть опасно — для тебя, для меня, для всего мира, наконец!
— Мы можем сдерживать инфекцию, не давать ей распространяться.
— А потом что?
— Можно достать нелегальные антибиотики. В том же ЦКЗ или за границей. Я слышала — в особых случаях некоторые врачи именно так и поступают. У меня есть, гм-м… связи. И возможно, нам удастся найти средство борьбы с болезнью, не ставя в известность правительственные агентства.
— О'кей, допустим, мы достанем подходящий антибиотик и он сработает. Но если тело просуществует достаточно долго, ФАББ непременно захочет обследовать его, а любое обследование включает анализы на биопсию. Они обнаружат остаточные следы антибиотика и все равно конфискуют тело, а нас прикроют.
— То есть вне зависимости от того, останется пациент жив или нет, нас ждут крупные неприятности. Ты это хотел сказать?
— Я… я не предвидел подобного развития событий, — честно признался Гарт. — Я поторопился — слишком рано извлек тело из ванны — и вот