сделать. Это было все равно что лететь по обледенелой лыжной трассе, чувствуя, как она упруго горбится под ногами трамплинами и взгорками. Он смеялся во весь голос, выкрикивал какую-то чепуху, оступался, катился кувырком, вскакивал и снова бежал и бежал, пока не задохнулся от усилий. Только тогда он остановился, жадно хватая ртом очищенный воздух.
— Это просто глупо, Нат! — выговорила ему Персис, догоняя его. — Иногда ты ведешь себя прямо-таки… безответственно. Как подросток, честное слово!
— Я знаю. Должно быть, я снова переживаю что-то вроде переходного возраста.
— И ты поранил колено, — с упреком добавила она.
Действительно, на правом колене серебристая ткань костюма порвалась, а из глубокой царапины на колене сочилась кровь. Нат смахнул ее рукой и сунул палец в рот, наслаждаясь терпким железистым вкусом. Это было великолепно — чувствовать во рту вкус собственной крови, радоваться ритмичной работе сердца и легких, бежать наперегонки с орлами, парящими в вышине. «Вот она, настоящая жизнь, — подумал Нат, — здесь, а не в герметично закупоренном подвале, где меня держат, словно опасный микроб в пробирке».
— Боюсь, теперь она продлится недолго.
— Кто?
— Твоя свобода…
Нат не ответил. Они сделали еще несколько шагов и остановились на площадке для пикников. Пока Персис пыталась связаться с охранниками, Нат быстро собрал на стол. По сравнению с теми пиршествами на открытом воздухе, какие они, бывало, устраивали с Мэри, эта трапеза выглядела поистине жалкой.
— Жаль, я не взяла с собой Охотника, — проговорила Персис.
— Охотника? — удивился Нат.
— Это мой домашний волк. Я уверена, ему бы понравилось это путешествие.
— Домашнего волка? — переспросил он.
— Ну да… — Персис слегка пожала плечами. — Один или два их вида были одомашнены лет сорок тому назад.
— Какой он — твой волк?
На этот раз в улыбке Персис промелькнуло что-то похожее на… любовь.
— Он — весь мой, от ушей и до хвоста. И совсем не похож на собаку.
— А все-таки?
— Как ни странно, волчье мышление больше похоже на человеческое. Кроме логики, в нем присутствует элемент предвидения, интуиции, и этот элемент достаточно велик.
— Например?
— Если мы с Риком ссоримся… даже не ссоримся, а просто дуемся друг на друга, Охотник сразу это замечает и пытается нас отвлечь: затевает игру с мячом или еще что-то. Он в этом отношении как ребенок, ведь дети сразу чувствуют, когда в семье неладно. И он всегда предупреждает меня об опасности. К примеру, если мы гуляем, а впереди оползень или какое-то дикое животное, он не даст мне и шагу ступить, пока…
— Как же он это делает? — перебил Нат.
— Однажды я, как обычно, отправилась гулять в парк и взяла с собой Охотника. Внезапно он зарычал и заступил мне дорогу, не давая пройти. Я пыталась обогнуть его, но он не пускал меня и продолжал рычать. Дело кончилось тем, что Охотник буквально
Благодаря этому разговору Нат с удивлением обнаружил в характере Персис стороны, о которых не подозревал. Оказывается, она умела быть человечной, мягкой, любящей… Кроме того, он понял, что Охотник, по-видимому, заботился о Персис гораздо больше, чем ее собственный муж.
Тем временем Персис взяла со скатерти крекер и, съев его, изящным движением стряхнула с колен крошки. Этот жест тоже был характерен для нее и свидетельствовал об аккуратности и собранности.
— Расскажи мне о своей прежней жизни, Нат, — попросила она. — Мне давно хотелось подробно узнать, какой она была. Скажем, из чего обычно состоял твой день?
— Даже не знаю, что тебе сказать. Для меня-то это была ежедневная, ничем не примечательная рутина. Впрочем, должен сказать, что я вел довольно упорядоченную жизнь. Вероятно, это объяснялось тем, что я, как-никак, был практикующим врачом, а врач не может позволить себе непредсказуемость и расхлябанность. Да и медицину я всегда любил без памяти… Для нас с Мэри это было главное дело в жизни. Думаю, и в тебе живет такая же страсть, потому что без нее порой просто невозможно мириться с тем, что иногда приходится делать. Ну а для нас с Мэри ничего, кроме медицины, в мире просто не существовало. Не знаю, хватило бы нас на всю жизнь, но и тогда, и сейчас мне кажется, что да — хватило бы.
— Ты очень любил Мэри? — Этот прямой вопрос был задан с подкупающей откровенностью, и Нат невольно улыбнулся.
— Да. Она была единственной женщиной в моей жизни, — сказал он.
— Значит, вы много занимались сексом?
— Тебя интересует моя сексуальная жизнь? — Нат рассмеялся.
Персис тоже улыбнулась.
— Только с чисто научной точки зрения, — пояснила она, слегка покраснев. — Меня всегда занимал вопрос, насколько серьезно изменилась половая жизнь американцев за прошедшие семь десятков лет. В последнее время количество сперматозоидов в семенной жидкости мужчин сильно сократилось, поэтому сейчас большинство супружеских пар предпочитают прибегать к методам искусственного оплодотворения. Особенно это касается наиболее загрязненных районов. Данные статистических опросов — современных и проведенных пятнадцать-двадцать лет назад — вроде бы свидетельствуют, что сексуальная активность американцев неуклонно снижается. Согласно той же статистике, из общего числа новорожденных лишь десять процентов зачаты естественным путем. Некоторые считают, что главной причиной стало растущее загрязнение окружающей среды, но… я бы не взялась утверждать это столь категорично. Кроме экологических и медицинских существуют и психосоциальные факторы, влияние которых почти не изучено.
Нат задумался, потом спросил мягко:
— А у вас с Риком есть дети?
Персис отвернулась и некоторое время с преувеличенным вниманием разглядывала голые, безжизненные склоны.
— Пары, в которых оба партнера полноценны в сексуальном плане, — большая редкость, — проговорила она наконец. — Большинству требуется та или иная помощь…
— Ну, поколение, к которому принадлежали мы с Мэри, тоже нельзя назвать совершенно нормальным, — с улыбкой заметил Нат. — Ведь именно нам пришлось в полной мере столкнуться с последствиями печально знаменитой сексуальной революции 60-х годов XX века. Кроме того, отрицательно влияло на сексуальную активность нашего поколения и распространение СПИДа, и возросшая напряженность повседневной жизни. Нередко обоим партнерам приходилось работать по много часов в день, чтобы иметь кусок хлеба и крышу над головой. Иными словами, мы были очень занятым поколением, поэтому секс занимал в нашей жизни не самое главное место.
— А как насчет вас с Мэри?
— Сначала мы, естественно, занимались этим довольно часто, потом реже.
Персис кивнула, но Нату показалось, что на ее лицо легла какая-то тень.
— Мы, разумеется, принимали меры, чтобы, так сказать, подогреть интерес к этому… гм-м… к этому времяпрепровождению. Мэри, например, обожала, когда мы выезжали куда-нибудь за город на пикник. Она любила бывать на природе, ночевать под открытым небом и так далее… Я уверен, что она была бы в восторге от нашей сегодняшней вылазки. Здесь так… здорово!
Нат вскочил на ноги и, не в силах сдержать обуревавшие его чувства, издал ликующий вопль.
— Погляди, Мэри, как здесь красиво! — крикнул он. — И ты, Иэн, тоже смотри. Ведь это ты одолжил мне свое тело, и я хочу отблагодарить тебя хотя бы таким способом!
— Не одолжил, а подарил, — поправила Персис. — Можешь быть уверен — никто не потребует у тебя это тело назад.
Нат снова сел.
— Мэри была необыкновенной женщиной. Совершенно без комплексов, так что в сексе она часто брала инициативу на себя. И даже в последние годы… Такое поведение больше характерно для мужчин, но мне это нравилось. При этом она применяла и хитрость, и ласку, а иногда шла напролом, однако всегда добивалась того, чего хотела.
Нат ненадолго замолчал и склонился над раненым коленом, которое он перевязывал, но мысли его унеслись далеко в прошлое.
— У Мэри был своего рода пунктик насчет секса в дешевом мотеле… Ну, как будто мы — бедные любовники, сбежавшие из города, я — от сварливой жены, она — от грубого и равнодушного мужа. И можешь не сомневаться — мы посетили все грязные ночлежки, сколько их было в окрестностях Лос- Анджелеса, а было их немало, причем некоторые выглядели так, что в них и заходить-то не хотелось. Но мы все равно заходили, снимали на пару часов номер, делали свое дело и исчезали. Нам это просто нравилось. Иногда, впрочем — исключительно для разнообразия, — мы забирались куда-нибудь повыше классом… Особенно мы любили «Шато Мормон» — удивительный старый отель, который стоял почти на самом Стрипе… Он все еще там?
— На Стрипе? — удивилась Персис.
— Ну да, на Стрипе… на бульваре Сансет. Ты ведь знаешь его, да? — Нат не мог поверить, что Персис никогда не слышала о самой знаменитой улице Лос-Анджелеса, но ее лицо по-прежнему ничего не выражало.
— В свое время «Шато Мормон» был очень популярным, я бы даже сказал — модным отелем. Не самым шикарным, нет, но у него была
— Вовсе нет, — возразила Персис. — Я думаю, старый отель будил ваше воображение, к тому же… к тому же ты любил Мэри.
— Больше собственной жизни, — подтвердил Нат. — К сожалению, я не сумел исполнить клятву…
— Какую клятву?
