привлечения внимания своей секретарши. Он подошел к двери, распахнул ее и окликнул громовым голосом.
Когда он вернулся к столу, Доротея Харриман появилась в дверном проеме. Она недавно подстриглась — довольно коротко с боков и на затылке, а лоб прикрывала длинная блестящая челка белокурых волос. На Доротее было красное шерстяное платье, красные туфли и белые чулки. К сожалению, красный шел ей не больше, чем принцессе Уэльской. Но ножки у нее были такие же стройные, как и у Дианы.
— Суперинтендант Уэбберли? — произнесла Доротея, кивнув остальным офицерам, сидящим за столом. Она выглядела тихоней. Ее взгляд ясно говорил: «Меня интересуют только дела». Можно подумать, что каждый день Доротея работала не поднимая головы.
— Если вы можете оторваться от животрепещущей дискуссии о принцессе… — начал Уэбберли. Доротея была само простодушие. «О какой принцессе? » — было написано на ее невинном лице. Но Уэбберли слишком хорошо знал ее, чтобы вступать в открытую борьбу. За шесть лет ему не удалось научить Доротею менее бурно восхищаться своим кумиром. Поэтому Уэбберли лишь произнес:
— Пришел факс из Кембриджа. Посмотрите, что там. Если вам позвонят из Кенсингтонского дворца[5], я передам.
Харриман плотно сжала губы, но лукавая улыбка приподняла уголки ее рта.
— Факс, — повторила она, — Кембридж. Ясно. Будет сделано, суперинтендант. — И, уходя, добавила: — Туда отправился Чарльз.
Джон Стюарт удивленно взглянул на секретаршу, задумчиво покусывая кончик ручки.
— Какой еще Чарльз? — несколько смущенно спросил он, словно недоумевая, действительно ли он так увлекся своим отчетом, что потерял нить разговора.
— Принц, — пояснил Уэбберли.
— Принц Чарльз в Кембридже? Но это дело спецслужб, а не наше.
— Господи! — Уэбберли вырвал из рук Стюарта отчет и, размахивая им, прорычал: — Никакого Чарльза. Никакого принца. Просто Кембридж. Ясно?
— Да, сэр.
— Наконец-то. — Уэбберли с облегчением отметил, что Макферсон отложил перочинный нож, а Линли внимательно смотрел на него своими темными глазами, так не вязавшимися с его светлыми волосами.
— В Кембридже произошло убийство, которое нас попросили расследовать, — начал Уэбберли, отметая возможные вопросы и возражения резким движением руки. — Знаю. Не напоминайте мне. Беру свои слова обратно. Мне все это тоже не нравится.
— Хильер? — сообразил Хейл.
Сэр Дэвид Хильер был старшим суперинтендантом. Если именно он решил привлечь людей Уэбберли, то это была не просьба, а приказ.
— Не только. Но он согласен. Он знает об этом деле. Но попросили именно меня.
Трое офицеров с любопытством переглянулись. Четвертый, Линли, пристально посмотрел на Уэбберли.
— Я оттягивал время, — продолжал Уэбберли. — Знаю, что у вас сейчас полно дел, поэтому я мог бы использовать других людей. Но мне не хотелось бы этого делать. — Он вернул Стюарту отчет и увидел, как тот бережно разглаживает смятые страницы. Уэбберли продолжил: — Убита студентка. Она училась в Сент-Стивенз-Колледже.
Все четверо полицейских откликнулись на это сообщение. Движение на стуле, краткий вопрос, быстрый взгляд на Уэбберли, чтобы прочитать на его лице признаки тревоги. Все знали, что дочь суперинтенданта училась в Сент-Стивенз-Колледже. Ее фотография стояла на картотеке в кабинете Уэбберли: девушка с родителями сидела в ялике и, весело смеясь, пыталась вырваться из водоворота на реке Кем. Уэбберли увидел на лицах полицейских обеспокоенность.
— Это не имеет отношения к Миранде, — успокоил он подчиненных. — Но она знала убитую. Поэтому я вызвался ехать.
— Но это не единственная причина, — предположил Стюарт.
— Верно. Ко мне поступило две просьбы, и обе — не из управления криминальной полиции Кембриджа. Одна — от главы Сент-Стивенз-Колледжа, а другая — от вице-канцлера университета. Могут возникнуть неприятности с местной полицией. Убийство произошло не на территории колледжа, поэтому кембриджская полиция имеет право расследовать преступление самостоятельно. Но поскольку жертва училась в Кембридже, полиции нужна помощь университета.
— Университетские власти против? — с недоверием спросил Макферсон.
— Они предпочитают вмешательство со стороны. Насколько я понял, они живут в постоянном напряжении с тех пор, как полиция взялась за расследование самоубийства в весеннем триместре в прошлом году. Полное отсутствие взаимопонимания, и к тому же некоторая часть информации, по словам вице-канцлера, просочилась в печать. А поскольку убитая вроде бы дочь одного из кембриджских профессоров, они хотят, чтобы за дело взялись со всей осторожностью и тактом.
— Им нужен мистер Сочувствие, — презрительно отозвался Хейл. Все понимали, что это явный намек на внутренние разногласия и недостаток объективности. Никто из присутствующих не знал о семейных проблемах Хейла. Меньше всего ему хотелось сейчас уезжать из города и браться за сомнительное дело.
Уэбберли продолжил:
— Кембриджской полиции не по душе сложившаяся ситуация. Это их территория, и они предпочитают справляться сами. Поэтому не стоит ожидать, что к вашему приезду они заколют жирного тельца. Мне удалось поговорить с их суперинтендантом, парнем по имени Шихан… Кажется, он неплохой человек и пойдет вам навстречу. Он считает, что дело касается всего населения Кембриджа, и ему не по душе обвинение в том, что его команда с предубеждением относится к студентам. Но он понимает, что без помощи университета они могут год топтаться на месте.
Послышались легкие шаги Харриман. Она подала Уэбберли несколько листов, на которых были напечатаны слова «Полиция Кембриджшира», а в правом углу красовалась печать с короной. Доротея нахмурилась при виде пластиковых стаканчиков из-под кофе и дурно пахнущих пепельниц, затертых среди папок и документов. Она фыркнула, бросила стаканчики в мусорную корзину у двери и вынесла пепельницы из комнаты, брезгливо держа их подальше от себя.
Прочитав факс, Уэбберли кратко передал его содержание.
— Информации пока немного. Ей двадцать лет. Зовут Елена Уивер.
— Почему не Хелен? Она иностранка? — спросил Стюарт.
— Похоже, нет, по словам мастера колледжа. Мать живет в Лондоне, а отец преподает в университете, — кажется, его должны избрать на должность главы Пенфордской кафедры истории, или как она там у них называется. Он старший научный сотрудник Сент-Стивенза. Лучший ученый в своей области, так мне сказали.
— Значит, обращаться с ним со всем почетом, — прервал Хейл.
Уэбберли продолжал:
— Вскрытия еще не было, но, по грубым подсчетам, смерть наступила где-то между полуночью и семью часами утра. Ударили в лицо тяжелым, тупым предметом…
— Как всегда, — вставил Хейл.
— …после чего, согласно предварительному осмотру, задушили.
— Изнасилование? — спросил Стюарт.
— Пока никаких признаков.
— Между полуночью и семью часами? — переспросил Хейл. — Вы сказали, ее нашли не в колледже?
Уэбберли покачал головой:
— Ее нашли у реки. — Он нахмурился, читая продолжение отчета кембриджской полиции: — На ней был спортивный костюм и кроссовки, поэтому они предположили, что она совершала утреннюю пробежку, когда убийца напал на нее. Тело засыпали листьями. Около четверти восьмого утра на труп наткнулась какая-то художница. По словам Шихана, ее там же и вырвало.
— Надеюсь, не на труп, — заметил Макферсон.
