Снова пауза.
— Но зачем бы я стал это делать? — спросил Тома Вассер, судя по тону — искренне заинтригованный.
— Вот именно это нам и хотелось бы узнать, месье Вассер. Паскаль Трарье, как вы уже сказали, обладал ай-кью плюшевого медвежонка. Отец, надо полагать, не слишком сильно его превосходил. Не требовалось долго за ним наблюдать, чтобы догадаться о его намерениях. Как я уже заметил, по факту вы все равно что сами заказали избиение своей сестры. Однако могли предвидеть и то, что он даже способен ее убить. Вы этого и хотели, месье Вассер? Чтобы он убил вашу сестру? Чтобы он убил Алекс?
— У вас есть доказательства?
— Х-ха! — В коротком смешке Камиля звучало неподдельное восхищение. — Ха-ха-ха! Нет, правда, это потрясающе!
Вассер обернулся.
— Когда свидетель спрашивает, есть ли у нас доказательства, — пояснил Камиль, — то это значит, что он не оспаривает само заключение. Он лишь пытается оправдаться.
— Ну хорошо.
Тома Вассер, кажется, принял решение. Он выпрямился, положил руки перед собой на стол, ладонями вниз. Не глядя на полицейских, он спросил:
— Может быть, вы объясните мне наконец, что я здесь делаю?
Теперь его голос звучал уверенно, почти повелительно. Камиль поднялся. Рисунки, уловки и намеки были отложены в сторону. Он подошел к Тома Вассеру и остановился прямо перед ним:
— С какого возраста вы начали насиловать Алекс?
Тома поднял голову:
— Ах так вот в чем дело! — Он улыбнулся. — Что же вы раньше не сказали?
В детстве Алекс вела дневник, правда урывками. По нескольку строчек с долгими перерывами. Она даже не всегда писала в одной и той же тетради. Их было несколько, даже не сложенных вместе, а разбросанных среди прочих вещей, которые она выбросила в мусорный контейнер. Черновая тетрадь, заполненная всего на треть; блокнот в твердой обложке с галопирующей лошадью на фоне восходящего солнца…
Детский почерк.
Камиль прочел только это: «Тома приходит в мою комнату. Почти каждый вечер. Мама об этом знает».
Тома поднялся:
— Хорошо. Теперь, господа, если вы позволите…
Он сделал несколько шагов.
— Я не думаю, что это закончится так просто, — сказал Камиль.
Тома обернулся:
— Ах вот как? И чем же это закончится, по-вашему?
— По-моему, вы сейчас сядете на место и продолжите отвечать на наши вопросы.
— По поводу чего?
— По поводу ваших сексуальных отношений с вашей сестрой.
Вассер перевел взгляд с Луи на Камиля и с поддельной обеспокоенностью спросил:
— А в чем дело? Она подала жалобу?
На сей раз он явно издевался.
— Да вы шутники, право же! Я не собираюсь с вами откровенничать на эту тему, я не доставлю вам такого удовольствия!
Он скрестил руки на груди и слегка склонил голову набок, словно артист в поисках вдохновения. Наконец он решил избрать доверительный, слегка игривый тон:
— По правде говоря, я очень любил Алекс. В самом деле, очень любил. Невероятно. Это была очаровательная девочка. Вы даже не представляете, до какой степени. Немного худенькая, с неправильными чертами лица, — но в то же время такая очаровательная. Такая нежная. Ей просто требовалась твердая рука, вы понимаете. И побольше любви. Маленькие девочки — они такие.
Он обернулся к Луи и, широко разведя руками, добавил:
— Как вы уже сказали, я в некотором смысле заменил ей отца!
После чего с довольным видом снова скрестил руки на груди:
— Итак, господа, Алекс подала жалобу на изнасилование? Вы можете представить мне копию?
55
Согласно подсчетам Камиля, которые он сделал, проведя некоторые хронологические сопоставления, — когда Тома начал «приходить в комнату» своей сводной сестры, Алекс не исполнилось одиннадцати лет. Ему стукнуло семнадцать. Чтобы добиться этого результата, пришлось построить немало гипотез и умозаключений. Сводный брат. Защитник. И насильник одновременно — настолько все вывернуто наизнанку в этой истории… И меня еще упрекают в жестокости, с горечью подумал Камиль.
Он вернулся к Алекс. Среди ее вещей сохранилось несколько фотографий того периода, но без дат. О датах можно лишь догадываться по каким-то деталям (машинам, одежде) и по внешности самой Алекс — от одной фотографии к другой она взрослела.
Камиль снова и снова думал об этой семейной истории. Мать, Кароль Прево, сиделка, вышла замуж за Франсуа Вассера, типографского рабочего, в 1969 году. Ей было двадцать. Тома родился в том же году. Муж умер в 1974-м. Сыну тогда было пять лет, и, скорее всего, у него почти не сохранилось воспоминаний об отце. Алекс родилась в 1976-м.
От неизвестного отца.
«Он не заслуживает упоминания», — резким тоном заявила мадам Вассер, даже не отдавая себе отчета в чудовищном пафосе сказанного. У нее, судя по всему, плохо с чувством юмора. Хотя, конечно, статус матери серийной убийцы не слишком располагает к шуткам. Камиль не стал показывать ей фотографии, найденные среди вещей Алекс. Вместо этого он попросил у нее другие, и она принесла целую пачку. Вдвоем с Луи они их тщательно разобрали, разложили, на каждой указали время, место и имена — согласно пояснениям мадам Вассер. Тома в ответ на аналогичную просьбу сказал, что у него никаких фотографий нет.
На детских фотографиях Алекс выглядела невероятно худой девочкой с угловатым лицом, на котором заметно выступали скулы, отчего глаза казались очень темными и запавшими. Губы почти всегда были поджаты. Чувствовалось, что позирует она безо всякого удовольствия. Вот пляж, на заднем фоне — разноцветные зонтики, детские мячи, ярко светит солнце. Ле-Лаванду, пояснила мадам Вассер. Вот оба ее ребенка, Алекс десять лет, Тома — семнадцать, ростом она даже не достает ему до плеча. На ней открытый купальник, без верхней части она вполне бы обошлась, но, возможно, надела ее из кокетства. Запястья можно полностью обхватить двумя пальцами, ноги такие тощие, что заметнее всего колени. Ступни слегка повернуты мысками внутрь. Болезненный, несчастный вид, некрасивое личико, непропорциональная фигурка… В сочетании с тем, что стало известно о ней сейчас, зрелище было поразительное.
Примерно в то время Тома и начал «приходить к ней в комнату». Незадолго до того или вскоре после — не имело значения. Потому что фотографии следующего периода не намного лучше. Вот Алекс тринадцать лет. Семейное фото: мать в середине, Алекс справа, Тома слева. Терраса дома в предместье. Какой-то семейный праздник. «Это мы у моего покойного брата», — сказала мадам Вассер и быстро перекрестилась. Порой один такой жест может приоткрыть многое. Семья Прево была религиозной — во всяком случае, там соблюдали обряды. Камиль полагал, что ничего хорошего маленькой Алекс это не сулило. Здесь она немного подросла, хотя по-прежнему оставалась ужасно худой и нескладной — чувствовалось, что ей неуютно в собственном теле. У любого, кто смотрел на это фото, возникало
