Мы кивнули Бруссарду, он ответил тем же. При ближайшем рассмотрении Реми оказался не таким уж и молодым. Ему было года сорок три — сорок четыре, хотя, едва выйдя из бара, из-за невинного, как у Тома Сойера, выражения лица и этой мальчишеской ухмылки я принял его за своего ровесника. Но «гусиные лапки» возле глаз, морщины, избороздившие запавшие щеки, и оловянная проседь в курчавых, почти белокурых волосах, если присмотреться, заставляли добавить ему лишний десяток. Он явно был завсегдатаем тренажерного зала. Мускульную массу скрадывал двубортный итальянский оливкового цвета пиджак, под которым была сорочка в тонкую полоску с верхней расстегнутой пуговицей и слегка распущенным голубым с золотом галстуком от Билла Бласса.
Модник, решил я, видя, как он стирает пыль с носка левого ботинка от Флоршейма. Небось у каждой витрины на себя любуется. Он рассматривал нас, опираясь на открытую дверцу машины, судя по взгляду, это был человек умный и расчетливый. Витрины витринами, но взгляд цепкий, такой ничего не упустит.
— Наш дорогой лейтенант Джек-одержимый-Дойл велел поддерживать с вами связь, — сказал Пул. — Вот мы и приехали.
— Вот вы и приехали, — повторил я.
— Едем по проспекту в сторону вашей конторы, — продолжил он, — видим, выбегает из проезда Рей Ликански. Его папаша был известный стукачок, мы с ним старые знакомые. Детективу Бруссарду что Рей, что «Шуга Рей»[8] — все едино. Ну, я говорю, мол, останови колесницу, Реми. Это торопыжка Рей Ликански собственной персоной, и он явно чем-то расстроен. — Пул улыбнулся и забарабанил пальцами по коленям. — Рей верещал, будто бы в этом почтенном заведении кто-то пушкой размахивает. — Он лукаво приподнял бровь.
— Пушкой? — удивился я. — В мужском клубе вроде «Филмо Тэп»? Помилуйте, да я бы никогда!
Бруссард стоял, сложив руки на дверце машины и навалившись на нее грудью. При этих словах он пожал плечами, как бы говоря «Ну, что вы хотите, это — мой напарник!».
Пул, желая привлечь мое внимание, забарабанил по капоту. На его морщинистом лице эльфа появилась улыбка. Ему, вероятно, было чуть меньше шестидесяти. Коренастый, коротко стриженные пепельные волосы. Он поскреб щетину на голове и прищурился, глядя на дома вдали, освещенные ярким послеполуденным солнцем.
— Кольт «коммандер», который я вижу у вас за ремнем справа, мистер Кензи, — не вышеупомянутая ли пушка?
— Все может быть. — Я пожал плечами.
Пул окинул взглядом фасад бара.
— А как там наш Большой Дейв Стрэнд? Цел и невредим?
— Во время последней проверки был цел, — кивнул я.
— Может, арестовать вас за нападение? — Бруссард вытащил из упаковки палочку жевательной резинки «ригли» и сунул себе в рот.
— Это если он подаст в суд.
— Думаете, не подаст? — сказал Пул.
— Почти уверены, что нет, — сказала Энджи.
Пул взглянул на нас, поднял брови, посмотрел на напарника. Бруссард пожал плечами, и оба широко улыбнулись.
— Замечательно! — сказал Пул.
— Неужели Большой Дейв не попробовал вас очаровать? — спросил Бруссард.
— Пробовал, совсем почти очаровал, — буркнула Энджи.
Бруссард пожевал жвачку, выпрямился, не отрывая глаз от Энджи, будто оценивая ее возможности.
— А теперь серьезно, — сказал Пул, хотя, судя по голосу, можно было подумать, что он по-прежнему шутит. — Кто-нибудь из вас стрелял в баре?
— Нет, — сказал я.
Пул выставил руку и щелкнул пальцами.
Я вынул из-за ремня пистолет и отдал ему.
Он вынул из рукоятки обойму, отодвинул затвор, заглянул в патронник, убедился, что там ничего нет, понюхал отверстие ствола, удовлетворенно кивнул и вложил обойму мне в левую руку, а пистолет в правую.
Я убрал оружие в кобуру, а обойму сунул в карман пиджака.
— А разрешения у вас есть? — спросил Бруссард.
— В бумажниках, непросроченные, — сказала Энджи.
Пул и Бруссард ухмыльнулись, глядя друг на друга, потом уставились на нас. Мы достали разрешения и положили на капот. Пул мельком взглянул на них и вернул.
— Постоянных клиентов опрашивать будем, Пул?
Пул посмотрел на Бруссарда:
— Есть хочется.
— Я бы тоже поел, — кивнул тот.
Пул вопросительно взглянул на нас:
— Проголодались?
— Да не особенно.
— Ничего. Там, куда мы собрались, — сказал Пул, аккуратно беря меня под локоть, — жратва все равно омерзительная. Зато вода изумительная. Лучшая во всей округе. Прямо из-под крана.
«У Виктории» в Роксбери кормили просто превосходно. Ник Рафтопулос заказал свиные отбивные, Реми Бруссард — клубный сэндвич. Мы попросили кофе.
— Так вы ни к чему и не пришли? — спросила Энджи.
Пул обмакнул свинину в яблочный соус.
— По правде говоря, ни к чему.
Бруссард утер рот салфеткой.
— Нам не приходилось работать с делами, которые бы так долго оставались у всех на виду и при этом не закончились бы плохо.
— Думаете, Хелен не имеет отношения к делу? — спросил я.
— Сначала думали, имеет, — сказал Пул. — Была у меня гипотеза, что она продала ребенка или что наркодилер, которому она задолжала, похитил девочку.
— И что вас заставило отказаться от этой гипотезы?
Пул пожевал и подтолкнул локтем Бруссарда, прося ответить.
— Полиграф. Она прошла испытание. Кроме того, посмотрите на этого детектива, уплетающего свиные отбивные, посмотрите на меня. Нас нелегко обмануть, если мы работаем над кем-то вместе. Хелен врет, но, не поймите меня неправильно, не по поводу исчезновения дочери. Она действительно не знает, что случилось.
— А как насчет места, где она находилась в ночь исчезновения Аманды?
Сэндвич застыл в воздухе на полпути ко рту Реми.
— А что?
— Вы верите тому, что она рассказала журналистам? — спросила Энджи.
— А что, есть основания не верить? — спросил Пул и запустил вилку в яблочный соус.
— Большой Дейв рассказал совсем другую историю.
Пул откинулся на спинку стула и стряхнул с рук крошки.
— И какую же?
— Так вы поверили тому, что рассказала Хелен, или не поверили? — спросила Энджи.
— Поверили, но не совсем, — сказал Бруссард. — Полиграф показал, что она была с Дотти, но, возможно, не в ее квартире. Проверяли несколько раз, результат один и тот же.
— А где она была? — спросил Пул.
— По словам Дейва, в «Филмо».
