– Послушайте, тут я могу вам помочь. Я знаю психологию убийц. Я знаю, почему они делают то, что делают.
– Это и без вас нетрудно понять. У них съехала крыша, вот почему.
– Положим, так, но у каждого из них крыша съехала по-разному, – возразил Тони. – Например, данный случай. Ведь преступник не изнасиловал ее, правда же?
Маккормик нахмурился:
– Как вы это узнали?
Тони рукой взъерошил волосы и заговорил со всей горячностью, стараясь убедить собеседника;
– Я этого не узнавал, в том смысле, что никто мне этого не говорил. А знаю я это потому, что в преступлении мне открываются вещи, вашим людям недоступные. То, с чем мы здесь столкнулись, суперинтендант, – не заурядное убийство на сексуальной почве. Через него преступник шлет нам некое послание, желая сказать, что он в миллион раз умнее нас и мы никогда его не поймаем. Я же могу вам помочь его найти.
– По мне, так вы больше заинтересованы в сокрытии для собственных своих нужд, – покачал головой Маккормик. – Что-то там пронюхали на месте преступления и мелете вздор. Чтобы меня убедить, требуется что-нибудь повесомей, чем эти выдумки. И я не намерен ждать, пока вы примчитесь ко мне с новой порцией слухов. Что касается сотрудничества с местной полицией, вы больше не у дел. И ваше начальство в министерстве согласно со мной.
В приступе ярости, охватившей Тони, была похоронена обычная для него политика умиротворения и лести.
– Ваша ошибка вам чертовски дорого обойдется, Маккормик, – сказал он хриплым от гнева голосом.
Огромный полицейский коротко хохотнул.
– Беру весь риск на себя, сынок. – Он указал большим пальцем на дверь. – А теперь вам туда.
Понимая, что ему не выиграть в этом сражении, Тони со всей силы закусил щеку. Вкус унижения приобрел привкус свежей крови. Он вызывающей походкой прошел к своему шкафчику и, достав оттуда портфель, сложил в него папки с делами о пропавших и аналитические материалы, собранные его командой. Щелкнув замком, он резко повернулся на каблуках и вышел. Пока он шел через все здание к выходу, люди при виде его замолкали. Он был рад, что Кэрол не видела его ухода. Она бы не смолчала, а именно молчание было теперь его единственным оружием.
Когда входная дверь вот-вот должна была захлопнуться за ним, он услышал, как чей-то голос сзади крикнул: «Скатертью дорога!»
В редкие минуты просветления, выплывая на поверхность из океана боли, Донна Дойл задумывалась над своей короткой жизнью и той глупой доверчивостью, которая привела ее сюда. Тогда раскаяние росло в ней, как огромная чужеродная опухоль, грозя поглотить все на своем пути. Одна-единственная ошибка, одна попытка последовать за манящим сиянием над горшочком с золотом, один поступок, основанный на вере ничуть не более бессмысленной, чем та, о которой каждое воскресенье твердят в церкви, – и вот она здесь. В один прекрасный день она дала себе слово, что пойдет на все, но не упустит своего шанса стать звездой. А теперь она знала, что это была ошибка.
Так нечестно. Ведь она мечтала стать знаменитой не ради себя одной. Со славой пришли бы деньги, и маме не нужно было бы больше экономить, откладывать и дрожать из-за каждого пенни, как ей приходилось делать с тех пор, как умер папа. Донна хотела сделать ей сюрприз – чудесный, невероятный, замечательный сюрприз. А теперь этого уже никогда не будет. Даже если она сможет выбраться отсюда, она знала, что теперь ей уже не быть звездой, теперь уже никогда. Возможно, она еще блеснет на миг, как поется в песне, но не одиноким лучом телеэкрана, как Джеко Вэнс. Даже если они найдут ее, с ней все кончено.
Они еще могут ее найти, говорила она себе. Не в пустыне же она, в конце концов, думала она с вызовом. Сейчас уже они, конечно, ее ищут. Ее мама несомненно пошла в полицию, ее фотографию напечатают в газетах и, может быть, даже покажут по телевизору. Люди по всей стране увидят ее и начнут припоминать. Кто-нибудь ее да вспомнит. Там, в поездах, была куча народу. Только в Файв-Уоллз с ней вместе сошли несколько человек. По крайней мере один
Она застонала. В глубине души она знала, что эта комната – ее последнее пристанище, где ей суждено упокоиться. Одна в своей могиле, Донна Дойл заплакала.
Тони, ссутулившись, сидел в кресле, глядя, как в искусственном камине пляшут огоньки синеватого пламени. Он сжимал в руке стакан пива, который налил, как только они с Кэрол добрались до ее дома. Он пробовал отказаться ехать к ней, но Кэрол не слушала возражений. Он только что пережил шок, ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поговорить. Ей же требуется обсудить с ним своего поджигателя. Дома ее ждал кот, которого нужно было покормить. Его дома не ждал никто. Из этого логически вытекал пункт их назначения, находившийся в часе езды от Лидса по автостраде и до окраины Сифорда. С момента прибытия он почти все время молчал. Он сидел, устремив глаза на огонь, а в его уме прокручивалась воображаемая пленка с записью смерти Шэз Боумен. Кэрол оставила его одного и рискнула объединить упаковку куриных грудок из холодильника, пару нарезанных луковиц, банку готового яблочного сока и яблочный соус. Результат она отправила в духовку, добавив туда же несколько картофелин. Оставив все на маленьком огне, она прошла готовить постель для гостя. Она понимала, что сейчас вряд ли имеет смысл чего-то ждать от Тони.
Кэрол налила себе в высокий стакан джина с тоником, бросила туда два ломтика замороженного лимона и с этим стаканом вернулась в гостиную. Ни слова не говоря, она устроилась в кресле напротив, дав креслу уютно поглотить ее и поджав под себя ноги. Между ними на полу растянулся Нельсон, похожий на длинный черный каминный коврик.
При появлении Кэрол Тони поднял на нее взгляд и выдавил из себя слабую улыбку.
– Спасибо за покой и тепло, – сказал он, – он очень уютно расположен, твой дом.
– Да, отчасти из-за этого я его и купила. Другая причина – вид из окна. Я рада, что тебе тут нравится.
– Я… Я все время пытаюсь представить себе, как все это произошло, – сказал он, – сам процесс. Как он
