вслушивался в свою личную мелодию: «Сверкай ты, Буйный Бриллиант». Гитарный перебор, сердечная мука голоса Роджера Уотерса, элегантные переходы, вздохи саксофона были идеальным фоном для его праздного ничегонеделания.
Не то чтобы ему очень хотелось лениться. Он укрылся от удушающего участия матери, которое обрушилось на него, едва он рассказал о том, что случилось. На какой-то миг было даже приятно закутаться в кокон привычного тепла. Но постепенно он почувствовал, что задыхается, и удалился к себе, объяснив, что ему нужно побыть одному. Эти гарбовские штучки всегда воспринимались всерьез матерью, считавшей его интеллектуалом, потому что он читает книжки на французском. Ей не приходило в голову, что это делать необходимо, если язык — твой основной предмет.
Оно и к лучшему. Не мог же он выплеснуть на нее сумбур чувств, который грозил затопить его с головой. Всякое насилие ему претило. Это был чужой язык, грамматику и словарь которого он так и не сумел осилить. Поэтому недавнее столкновение с ним ошеломило Брилла и оставило в его душе какой-то странный осадок. Он не мог бы со всей искренностью заявить, что смерть Рози Дафф глубоко его огорчила. Она не раз унижала его перед друзьями, когда он пытался опробовать на ней свои чары, которые безотказно действовали на других девчонок. Но ему было не по себе от того, что ее смерть закинула его в какое-то неудобное положение, которое никак ему не подходило.
В чем он действительно сейчас нуждался — это в хорошей дозе секса. Вот что отвлекло бы его от ужасов прошлой ночи, стало бы отличной психотерапией, как хорошая скачка. К несчастью, сейчас у него в Керколди не было постоянных подружек. Может, ему стоило кому-то звякнуть? Кто-то из бывших наверняка будет рад возобновить отношения. Сочувственно выслушает и утешит во время каникул. Может быть, Джудит? Или, например, Лиз? Этим толстушкам всегда так льстило его внимание, что они уступали без всяких усилий с его стороны. При одной мысли об этом у него начал твердеть член.
Но в ту минуту, когда он уже собрался встать с постели и спуститься к телефону, в дверь постучали.
— Входи, — устало произнес он, недоумевая, что еще могло понадобиться его матери. Он поменял позу, чтобы скрыть начавшуюся эрекцию.
Но это была не мать, а его пятнадцатилетняя сестра Линн.
— Мама решила, что тебе может захотеться кока-колы, — сказала она, протягивая ему стакан.
— У меня есть и другие желания, — мрачно пробормотал он.
— Ты, наверно, сильно расстроен, — продолжала Линн. — Я и представить себе не могу, каково пережить такое.
Поскольку подружек рядом не было, Бриллу ничего не оставалось, как начать выпендриваться перед сестренкой.
— Это было что-то, — сказал он. — Врагу не пожелаешь пройти через такое. А полицейские — просто дебилы неандертальские. С какого-то перепугу насели на нас, как на ирландских террористов. Надо было быть не слабаком, чтобы это выдержать.
Неизвестно почему, на сей раз Линн не смотрела на него с бездумным восхищением и безраздельной поддержкой, каких он, несомненно, заслуживал. Она прислонилась к стене с таким видом, словно ждет паузы, чтобы спросить о том, что ей действительно интересно.
— Да, наверное, — механически проговорила она.
— Вероятно, нам придется еще отдуваться, — добавил он.
— Наверно, Алекс здорово перенервничал. Как он?
— Джилли? Ну, он у нас не мистер Сентименталь. Очухается.
— Алекс гораздо ранимее, чем тебе кажется, — яростно отрезала Линн. — То, что он играет в регби, вовсе не значит, что у него одни мускулы и никакой души. Ему наверняка, очень тяжело, ведь он был знаком с этой девушкой.
Брилл выругался про себя. Он на мгновение забыл, что его сестра отчаянно влюблена в Алекса. Она явилась сюда не угощать его кока-колой и выказывать сочувствие, а поговорить об Алексе.
— Что ж, наверное, ему повезло, что он не успел познакомиться с ней поближе.
— Что ты имеешь в виду?
— Она ему нравилась до безумия. Он даже приглашал ее на свидание. И если б она сказала «да», Алекс, как пить дать, стал бы первым подозреваемым.
Линн вся вспыхнула:
— Ты все это сочиняешь. Алекс не стал бы гоняться за официантками.
Брилл улыбнулся тонкой жестокой улыбочкой:
— Неужели? Сомневаюсь, что ты хорошо знаешь своего драгоценного Алекса.
— Ты подонок. Понимаешь? — откликнулась Линн. — Почему ты говоришь гадости об Алексе? Он же считается одним из лучших твоих друзей.
Она вышла, хлопнув дверью, и оставила его размышлять над этим вопросом. Почему он наговорил гадостей об Алексе, хотя никогда не слышал о нем ни единого плохого слова.
Медленно до него дошло, что в глубине души он винил Алекса во всей этой жуткой истории. Если бы они пошли прямо по тропинке, тело Рози Дафф нашел бы кто-то другой. Кто-то другой стоял бы над ней, ловя ее последнее дыхание. Кто-то другой чувствовал бы себя измочаленным и запачканным после долгих часов, проведенных в полицейской камере.
Алекс был виноват в том, что теперь его, Брилла, подозревают в тяжком преступлении. От этой мысли его передернуло. Он постарался отогнать ее, но сознавал, что этот ящик Пандоры так просто не закроется. Такую мысль, если она уже зародилась, не выкорчуешь и не отбросишь. А время для разлада с друзьями было совсем неподходящее. Сейчас они нуждались друг в друге, как никогда раньше. Однако заноза засела: если бы не Алекс, он не влип бы в эту бодягу.
А что, если их затянет еще глубже? Ведь никуда не убежишь от того факта, что Верд полночи ездил на чужом «лендровере». Он катал девочек, чтобы произвести на них впечатление. Его алиби гроша ломаного не стоило, как и алиби Зигги, который улизнул и куда-то загнал этот чертов «лендровер». Да и сам Брилл! Угораздило же его взять этот «лендровер» и отвезти ту девчонку домой в Гардбридж. Поспешный перепих на заднем сиденье не стоил тех неприятностей, которые ждут его, если кто-нибудь вспомнит, что она была на вечеринке. Но если полиция начнет опрашивать всех присутствовавших, кто-нибудь непременно продаст. Не важно, что обычно студенты кричат о презрении к властям. Кто-то обязательно напустит в штаны и проболтается. Укажет на них.
Внезапно претензии к Алексу показались ничтожнейшей из его забот. Обдумывая так и так события нескольких прошлых дней, Брилл вспомнил кое-что, увиденное им однажды ночью. Кое-что, чем можно воспользоваться, чтобы выйти сухим из воды. Это кое-что он пока оставит при себе. К черту все эти один за всех и все за одного. Прежде всего нужно позаботиться о себе. Пусть другие сами блюдут свои интересы. Сами!
8
Макленнан закрыл за собой дверь. Низкий потолок комнаты, казалось, готов был раздавить его и констебля Дженис Хогг. В этом заключается самая грустная сторона внезапной смерти, подумал он. Никто не успевает прибрать за собой, представить миру именно ту картину, которую хотелось бы. Все остается таким, как было, когда умерший в последний раз затворил за собой дверь. Макленнан видел много безрадостных зрелищ, но редко встречал столь пронзительное.
Кто-то постарался сделать комнату привлекательной и жизнерадостной, несмотря на недостаточный свет, проникавший в узкое окошко, выходящее на сельскую улочку. Вдали виднелся Сент-Эндрюс, все еще белый под слоем вчерашнего снега, хотя Макленнан знал, что вблизи он выглядит совсем иначе. Тротуары уже покрылись грязной слякотью, дороги превратились в скользкое месиво из грязи и тающего снега. Вдали за городом серый мазок моря незаметно сливался с небом. Вероятно, подумалось ему, в солнечный день отсюда открывается чудесный вид. Он повернулся к комодику цвета магнолии и постели с желтовато-белым покрывалом, все еще примятым в том месте, где на нем в последний раз сидела Рози. На стене висел
