– Неужели?
– Я же только что сказал. Раньше не говорил.
– Я не знала, произнесешь ли ты эти слова когда-нибудь.
– Но ты должна понимать: если я отношусь к тебе серьезно, то ожидаю того же и от тебя. Я встретил Джина Халфорда в аэропорту в Бэрбанке.
– И что же? Вероятно, он сказал тебе, что я виделась с ним в Сан-Франциско.
– Верно. И мне неприятно об этом думать. В Перл ты говорила, что едва с ним знакома. И сейчас не упомянула о том, что виделась с ним во Фриско. Он мне не нравится.
– Мне тоже, – произнесла она задумчиво.
– Но ты встречаешься с ним. И для тебя это настолько важно, что мне ты ничего не рассказываешь.
– Не будь дурачком, Сэм. Я виделась с ним всего один раз. Мы просто случайно встретились в тот вечер, когда пристал наш транспорт. Я тебе ничего не сказала, опасаясь, что ты это неправильно истолкуешь, как, собственно, и вышло.
– Разумеется, неправильно. Я вообще неправильно понимаю все, что связано с тобой.
Мери дотронулась пальцем до моей щеки. Схватив ее руку, я поцеловал ладонь.
– Прошу тебя, будь благоразумен, Сэм, – проговорила она. – Когда я вернулась из Гонолулу, то вообще понятия не имела, увидимся ли мы с тобой еще. У Джина Халфорда полно связей на радио. Он и сам делает много радиопередач. Кто знает, может, после войны я снова пойду работать на радио? Было бы страшно глупо не воспользоваться таким шансом.
– Думаешь, тебе удастся использовать Халфорда? За все, что ты от него получишь, придется заплатить.
– Понимаю. Я уже в этом убедилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Что от Халфорда ничего не получишь задаром. Это относится почти ко всем мужчинам.
– Шутка?
– Какие шутки? – Ее беспечная улыбка показалась мне обманчивой. – От тебя же я ничего не жду.
Я понял, что крыть нечем. Поэтому сказал гадость:
– Да, ребятам, пишущим о войне, платят куда больше, чем тем, кто в ней участвует.
Мери не нашла что возразить. Она подвинулась ко мне.
– Давай не будем ссориться, Сэм. Этот человек мне отвратителен. А с тобой мы отлично поладили с самого начала. Во всяком случае, мне так казалось.
– Это верно. У меня так не было ни с одной девушкой, – согласился я, обнимая ее.
– Просто все эти кошмары многое изменили. И ты изменился, милый. – Она прижалась ко мне лицом, и голос ее зазвучал глуше. – Мы не должны из-за этого расстаться.
– Вот уж чего бы я хотел меньше всего. Но я не знал, что ты собираешься вернуться после войны на радио. Мне казалось, у тебя совсем другие планы. Как и у меня.
– Планы, связанные с тобой?
– А ты думала, я шучу?
– Не знаю. Сэм, а то, что ты только что сказал, серьезно?
– А что я только что сказал? Когда ты так близко, у меня начинает кружиться голова.
– Что после войны у нас могут быть общие планы.
– Не знаю, могу ли я тебя об этом просить. Трудно сейчас загадывать надолго. Через несколько дней мой отпуск закончится. Как знать, доживу я до следующего?
– Перестань. Ты не можешь умереть.
– Любой может умереть. Многие уже умерли. Ты рискуешь, если решишь ждать.
– А что, если рискнуть? Мне кажется, ты живучий. И очень славный, хотя и не всегда.
– Славный – вшивое слово, если оно относится к мужчине. И потом, ты должна ясно понимать следующее: если мы друг друга ждем – никаких делишек на стороне. Моя последняя девушка попробовала и не удержалась.
– Это тебя больно задело?
– Война задела меня куда больней.
– Но ведь ты со мной не потому, что разочаровался в прошлый раз?
– Может, и потому. Эмоции – дело странное. Особенно мои. Не будь они такими странными, думаю, я захотел бы завтра же на тебе жениться.
– Завтра я не смогу. – Мери смущенно покосилась на меня.
– Почему?
– Завтра у меня первый рабочий день. Я же не могу взять отгул в первый день, чтобы выйти замуж, правда?
– Но это не из-за кого-то другого? Халфорда или еще кого-нибудь?
– Неужели ты не видишь, что я без ума от тебя, Сэм? – Тело ее договорило все остальное, и не прислушаться к нему было невозможно. Через какое-то время я рассказал Мери о ночи, проведенной в Санта-Барбаре, и о письме Хэтчера.
– Сэм, говорю тебе, ты играешь с огнем! Обещай, что не станешь больше рисковать. Прошлой ночью я не сомкнула глаз.
– Ты сводишь меня с ума. Но желание свидеться еще разок с Андерсоном сводит меня с ума еще больше. Так или иначе, мне никогда не нравилось сидеть и ждать, пока кто-то нападет на меня первым.
Мери снова посмотрела на меня, и уголки ее губ огорченно поползли вниз. Я поцеловал ее в губы. Потом, присев на край кровати, позвонил Эрику Свану на его эсминец. Мери устроилась за моей спиной и обхватила меня руками.
Набрав номер и дожидаясь, пока ответит телефонист военно-морской ремонтной базы, я прошептал:
– Девушка меня любит.
– Да, люблю. Больше, чем ты меня.
– Это невозможно. Ты достойна самой большой любви.
Телефонист ответил, и я попросил меня соединить. Зубы Мери коснулись моей шеи.
– Не спорь, а то укушу. Сам знаешь, что я люблю тебя больше, чем ты меня.
Дежурный по палубе на эсминце снял трубку, и я попросил лейтенанта Свана.
– Не знаю, на борту ли он. Подождите минуту, пожалуйста.
Я повернулся, чтобы поцеловать Мери, и ее губы открылись навстречу моим. Мир сконцентрировался и превратился в небольшой пылающий круг.
Упавшая на постель трубка проговорила надтреснутым далеким голосом:
– Лейтенант Сван слушает.
Выныривая из теплых глубин забытья, я ответил:
– Это Сэм. Как насчет того, чтобы пригласить меня поужинать?
– Конечно. А как ты? Я думал, ты в Детройте.
– Только сегодня приехал. Можно я приду с Мери?
– Прости, Сэм, но гражданским запрещен вход на ремонтную базу. Но ты все-таки придешь?
– Да. Есть о чем поговорить. Гектора Ленда до сих пор не поймали?
– Нет, он исчез. Мы ужинаем в порту в семь. Позвони от главного входа, и я пришлю за тобой джип.
– Договорились. – Я положил трубку. Встав, я сказал Мери: – Ну вот, опять ухожу.
– Черт побери, ты ведь собирался поужинать со мной! – В ее голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.
– Мне ужасно жаль. Постараюсь вернуться как можно быстрей. Скорей всего, между девятью и десятью.
– Постараюсь тебя дождаться. Хотя ты этого и не заслуживаешь.
На базу я поехал на такси. Высадившись у ворот, я увидел Честера Гордона, который стоял у проходной и разговаривал с дежурным в морской форме. Когда я подошел, взглянув на мое удостоверение, дежурный поприветствовал меня с характерной для моряков любезностью и пропустил.
– Что слышно? – спросил я у Гордона.
Он улыбнулся приветливей, чем прежде.
– Все уже, можно сказать, разложено по полочкам. Ваша догадка подтвердилась, Дрейк. Многие пластинки из фонотеки были помечены, как вы и предполагали. Ясно, что они были подготовлены для передачи зашифрованных разведывательных данных. Подробностей я пока не знаю, но получу более полный отчет, как только завершится детальное расследование. А что известно вам об этой Сью Шолто?
– Не слишком много. Она была скрытная. Даже лучшая подруга мало что может о ней рассказать. Лейтенант Сван знает больше меня. Он был знаком с ней довольно долго. Я только что говорил со Сваном по телефону. Он обещал прислать за мной джип, но машина задерживается.
– Я тоже поеду с вами, если можно. Собираюсь поужинать со Сваном. По-моему, я не ел сутки, а то и больше. События развивались стремительно. Мы получили по телетайпу сообщение из Чикаго – я отправил туда описание примет Андерсона, поскольку именно там он сел в поезд. Мужчина, примерно соответствующий этому описанию, некто Лоренц Иенсен, был осужден в 1934 году в Чикаго за вовлечение в том же году несовершеннолетнего в преступную деятельность. Из пяти лет приговора он отбыл в Джолиете два года четыре месяца.
– Сбежал?
– Нет, был отпущен и взят на поруки. Но, вопреки договоренности, исчез. Предположительно, покинул страну.
– Андерсон был в 1936-м в Китае. Сходится.
– Все достаточно неопределенно. Никогда нельзя делать выводы только на основании примет, особенно по прошествии десяти лет. Отпечатки пальцев – другое дело, и я попросил выслать мне фотокопию отпечатков Иенсена из Чикаго авиапочтой. Отпечатки Андерсона и Иенсена относятся к одной классификации. Пока нам известно лишь это.
– Андерсон успел оставить отпечатки в доме Лоры Итон?
– Нет. Вероятно, был в перчатках. Мы нашли отпечатки на его вещах в багажном отделении вокзала в Лос-Анджелесе. Там он оставил первоклассный набор на пузырьке с лосьоном после бритья: большой палец и еще целых три. Правда, во всем имуществе Андерсона пузырек оказался единственным изобличающим его предметом.
– Если вы, ребята, начинаете шевелиться, то дела идут у вас хорошо и быстро.
– Любителям недостает нашей организованности. Но я нисколько не умаляю значения всего, что сделали вы. Во время войны мы куда больше зависим от добровольных помощников, чем пишут в газетах.
– Слово «помощник» не кажется мне обидным, – заметил я. – Похоже, нас наконец собираются транспортировать.
