Дом Джерри стоял на самом берегу, над дюнами, всеми окнами глядя на океан. Предыдущий его владелец, как с гордостью сообщил Джерри, был вице-президентом компании «Пентхаус», а еще раньше здесь была летняя резиденция крупного новоанглийского судовладельца.
Джерри, впрочем, перестроил особняк, модернизировав и расширив его сообразно своим вкусам и потребностям, так что теперь в нем насчитывалось одиннадцать спален — и это не считая гостевого флигеля, стоявшего по другую сторону гаража на четыре машины. Общий стиль ансамбля я бы определить не взялся — настолько причудливо смешались здесь черты лонг-айлендской аристократической архитектуры начала века и аляповатых дворцов, которые любят строить для себя современные компьютерные магнаты. Сохранившийся фасад старого особняка был отделан деревом и выкрашен белой краской, которая от времени приобрела очень приятный розовато-серый оттенок. Позднейшие пристройки отличались резкими, угловатыми очертаниями и состояли, казалось, из сплошных тонированных стекол, серебристого алюминия и стальных вентиляционных коробов. Подъездная дорожка упиралась в лужайку, посреди которой торчали три флагштока. Вопреки традиции, на центральном, самом высоком из них, развевался ирландский триколор, справа висел старинный флаг ирландских республиканцев — «Арфа на зеленом поле» и только на третьем, слева, полоскался звездно-полосатый американский флаг, расположенный намного ниже первых двух. Сада при особняке не было — со стороны океана к нему подступали песчаные дюны, заросшие жесткой росичкой, а с тыльной стороны песчаную подъездную дорожку обрамляли несколько пыльных газонов.
В целом особняк производил впечатление эклектического смешения стилей и заставлял усомниться в наличии у Джерри не только вкуса, но и здравого смысла вообще, не говоря уже о его квалификации строителя и архитектора. Не исключено, однако, что с моря особняк выглядел куда как внушительнее — особенно если смотреть на него из-за пределов трехмильной зоны.
Очевидно, Джерри увидел «мерседес» в окно, так как вышел встречать нас на крыльцо. На нем была белая рубашка-поло «Лакост» и необъятные голубые шорты, а бейсболку с эмблемой «Ред Сокc» Джерри лихо сдвинул на затылок. На меня он не обратил ни малейшего внимания: шагнув навстречу Трахнутому, Джерри протянул ему руку. Я почувствовал себя немного не в своей тарелке, но мои сомнения сразу рассеялись, когда, обменявшись с Трахнутым несколькими фразами, он повернулся ко мне и крепко, по- отечески обнял:
— Я рад, что ты с нами, Шон. Ты держался отлично, — сказал он, так сильно стискивая меня своими ручищами, что я едва не заподозрил его в попытке покушения на мою жизнь. Наконец Джерри выпустил меня и, повернувшись к Кит, сгреб ее в объятия и подбросил высоко в воздух. По сравнению с ней, такой маленькой и хрупкой, он выглядел как легендарный Человек-Гора. На мгновение мне даже вспомнились пугающие кадры о ребенке, который свалился в вольер, где сидели гориллы.
— Говорят, ты тоже держалась молодцом, Кит, — сказал Джерри.
— Мне ничего не пришлось делать, — ответила она. — Шон — вот кто показал себя настоящим героем!
Трахнутый хлопнул меня по спине:
— Она права, черт побери! Ты меня знаешь, Джерри, иногда я начинаю заводиться из-за пустяков... К счастью, Шон сумел сохранить хладнокровие. Он сделал все как надо.
— Это правда, Шон? — спросил Джерри с довольной улыбкой.
— Ну, Трахнутый немного преувеличивает. Он сам провел всю эту операцию, я только немного помог.
Джерри потрепал меня по макушке своей мясистой лапищей.
— Я вижу, что в отличие от некоторых наших общих знакомых Шон наделен еще и скромностью, — проговорил он, оглядываясь на ведущую в дом дверь. В этом его движении мне почудился намек на то, что Джеки в последнее время ничем выдающимся себя не проявил.
Потом Трахнутый обнял меня за плечи и отвел в сторонку.
— Послушай, приятель, я собираюсь разделить бабки, — холодно сказал он, глядя на меня с плохо скрываемой алчностью. — Надеюсь, ты мне доверяешь?
Что я мог на это сказать?!
— Конечно, Трахнутый.
— Вот и молодец. Я честный человек и никогда не обманывал друзей. Один мой приятель возьмет эти деньги за восемьдесят процентов номинала и без проблем отмоет в одном из казино Нью-Гемпшира. Правда, мы потеряем пятую часть от заработанного, но я считаю, что это не так уж плохо, — пояснил Трахнутый.
Я прекрасно понимал, что все это значит. После «отмывания» и дележа Трахнутый загребет примерно половину сегодняшней добычи.
Тут к нам подошел Джерри и буквально вырвал меня из когтей Трахнутого.
— Идем в дом, — пригласил он. — Сейчас мы поужинаем, а потом всей компанией отправимся на пляж. Я сказал горничной, чтобы приготовила тебе комнату во флигеле. Теперь ты будешь жить здесь, а не в том сарае.
— Огромное тебе спасибо, Джерри, но мои вещи...
— Я распорядился, их уже перевезли сюда. Теперь ты один из нас, Шон. Член семьи. Входи, входи. Соня приготовила восхитительный ужин, а Кит испекла пирог.
Я кивнул и вошел в дом.
— Кит, — окликнул Джерри дочь, — покажи Шону дом, только быстренько. Через пять минут мы садимся за стол.
Кит галопом проскакала со мной по комнатам. Одиннадцать спален, шесть ванных, застекленная веранда, телевизионная, гостиная и, наконец, столовая. Откровенно говоря, внутреннее устройство особняка произвело на меня впечатление гораздо более гнетущее, чем я ожидал. Можно было подумать, Джерри особенно старался, создавая этот шедевр дурного вкуса, а Соня, которая в силу принадлежности к семье с традициями была, по-видимому, не чужда некоторой утонченности, либо страдала дальтонизмом в тяжелой форме, либо решила не тратить нервную энергию, отстаивая свои понятия о том, как должен выглядеть нормалъный дом.
В оформлении интерьера преобладали золото, серебро и зелень ядовитого бирюзового тона. На белые мохнатые ковры в три дюйма толщиной наброшены полосатые, как зебра, дорожки. Окна, и так пропускавшие мало света из-за разросшегося плюща, занавешены тюлевыми шторами с ламбрекенами из тафты. В комнатах громоздились друг на друга массивные диваны и кресла, обитые белой кожей, стены сплошь увешаны французскими картиночками с изображениями маленьких гаврошей, лупоглазых котят и трогательных щеночков. Под ними стояли шеренги изящных, совершенно нефункциональных стульев, до которых и дотронуться-то было страшно, не говоря уже о том, чтобы на них сидеть. Каждая кровать представляла собой массивное чудовище с пухлой периной, на которой уютно лежали бок о бок мягкие игрушки: медвежата, львята и прочие. На стульях и диванах сидели антикварные фарфоровые куклы, глядевшие на океан неподвижными голубыми глазами. Никаких книг я не обнаружил, что было вовсе не удивительно, зато все кофейные столики были завалены номерами журналов «Дайджест архитектуры», «Домашний декор и дизайн в Новой Англии» и «Франс сюд». Кроме того, Джерри тратил немалые деньги на современное ирландское искусство, хотя и в этой области его подводил вкус, точнее — отсутствие всякого вкуса. Каменистые равнины Баррена, дождь в горах Морн, овечьи стада на плоскогорье Антрим, пустынные побережья Донегола, беззубые дети в гребных шлюпках — во всех этих сентиментальных пейзажах, вставленных в очень красивые золотые рамы и развешенных в случайном порядке по всему дому, не было ровным счетом ничего примечательного.
Человека слабого от всего этого, пожалуй, затошнило бы, но я, к счастью, был сделан из более крепкого материала.
Спальня Кит оказалась единственной в доме комнатой, похожей на нормальное человеческое жилье, хотя и ее обстановку нельзя было назвать обычной. Стены были выкрашены черной краской, с потолка свисало толстое индейское одеяло — что-то вроде полога над кроватью, на стенах висели плакаты, свидетельствовавшие о любви Кит к «Зе Кьюэ», Нику Кейву и — увы! — к «Пойзон». По углам стояли статуи Будды, Ганеша и какого-то страшного божества с множеством ног и с мечами в руках.
— Очень мило, — сказал я.
Затем Кит отвела меня вниз, в столовую, которая, к счастью, оказалась обставлена не так вычурно, к
