Деньги на ветер

Я отодвинула шторку иллюминатора.

Увидев впервые Кубу, Колумб решил, что попал на один из японских островов, так велика была лежавшая перед ним земля. Он высадился возле Гибары и изумил индейцев племени тиана, передав дары и почтительные приветствия японскому императору. Сёгун так и не показался, а индейцам Колумб принес крест, рабство, оспу и вымирание. Потом Кортес перенес крест с Кубы в Мексику. Прежние боги пали, их место занял Бог Отец. Мудрая Куба скинула оковы всех религий, найдя истину в Гегеле, Марксе, Энгельсе и Фиделе Кастро. Первое, что юный кубинец узнает в школе: религия — опиум народа.

И все же, и все же…

Твои глаза отражают мое лицо, Пресвятая Заступница Гваделупская, Царица луны. Прими эту свечку за другого, Благая Мать, милостивая к девственницам.

Под нами открылась Гавана. Бухта в тумане, розовое море.

Самолет снижался. Я убрала образок в карман.

Вылетали мы из аэропорта имени Хосе Марти в темноте, а теперь приземлялись в предрассветном сумраке. Пассажиры зевали, и все же раздались жидкие аплодисменты.

Автотрап был неисправен, его долго не могли как следует подвести к самолету. Я поблагодарила пилота, стюардессу и спустилась на землю la patria — моего отечества.

В зале аэропорта, еще не успев подойти к металлодетекторам, заметила сержанта Менендеса, агента ГУР из отделения Гектора.

Он кивнул двоим мужчинам в синих костюмах.

— Chivato cabron, — произнесла я едва слышно.

Меня арестовали и вывели из здания под темный, теплый, моросящий гаванский дождь.

— В чем меня обвиняют? — спросила я.

— В государственной измене.

Государственная измена. Ну да. Универсальное обвинение. И одно из очень многих преступлений, караемых на Кубе смертной казнью.

— Давай садись.

Я забралась в машину, полицейскую «Ладу» российского производства. Завелся мотор. Загорелись фары. Мотор заглох.

— Выйдите из машины, — приказал водитель.

Снова под дождь.

Мне ткнули в лицо пистолетом:

— Помоги толкнуть!

— Нет.

— Помогай или пристрелю.

— Не пристрелишь.

— Заткнись!

О, знакомые запахи! Пахло землей, гниющими в садах фруктами. Шумело море.

Мужчины уперлись в багажник, машина сдвинулась, сцепление заскрежетало, мотор завелся, толкавшие прыгнули в салон, и автомобиль бестрепетно понес меня навстречу наступающему дню.

Глава 21

Вилла «Финка Вихия»

Дешевые наручники. Дешевый одеколон. По обе стороны от меня дешевые костюмы. Пустое шоссе убегает из аэропорта в столицу. За окном стелется утренний туман. По обочинам — женщины с узлами на головах на африканский манер, negros de pasas, blanquitos — совсем черные и побелее. Все по-старому. На Кубе пешком ходят все. Ребята несут сломанные велосипеды, старики тащат ослиные тележки, люди, которые стоят на обочине и ждут, чтобы их подкинули попутки, увидев приближающуюся полицейскую машину, опускают руки.

Куда же мы едем?

Не в министерство. Не в подвал Министерства внутренних дел с крюками для подвешивания мяса, залегший на десять этажей ниже бороды Че, — фасад здания украшен огромным рельефным портретом Че Гевары.

— Куда едем?

— Заткнись.

Южные пригороды. Лачуги, целые поселки жестяных хибарок. Немощеные дороги, повсюду следы ураганов.

Я не узнавала этот район. Неужто здесь у ГУР помещение для пыток?

Впереди возник силуэт какого-то холма. Испанское поселение колониальных времен превратилось в трущобу. Свиньи рылись прямо посреди дороги. Старики спали в придорожных канавах.

Начинало светать. Мы поднимались в гору.

Мне почудилось что-то знакомое…

— Это район Сан-Франсиско-де-Паула?

— Тебе же сказали — заткнись!

В автомобиле нас четверо: водитель, я и эти два громилы из ГУР.

В Сан-Франсиско-де-Паула когда-то жил и работал Эрнест Хемингуэй. Мне не приходилось бывать тут вот уже несколько лет.

У поворота проселочной дороги «Лада» забуксовала в грязи. На вершине холма виднелась гасиенда девятнадцатого века с большими воротами.

На контрольно-пропускном пункте охранники из кубинской разведки дремали под бугенвиллеей.

«Лада» подала ублюдочный сигнал, и, как бы компенсируя его неполноценность, водитель с бычьей шеей прокричал в окно грубое ругательство.

Солдат в зеленой нестроевой форме распахнул ворота, за ними открылась длинная аллея жакаранд и манговых деревьев. В ветвях суетились попугаи, трогоны, раскрашенные в цвета кубинского флага, и желтогорлые зяблики. В воздухе зловеще парили фрегаты, раскинув крылья, подобные кривым турецким саблям.

Машина подъехала к одноэтажному дому в испанском колониальном стиле. В Гаване немало таких домов, однако все они обветшали и разваливаются на части. Уцелели лишь те, что стоят в районе, где сосредоточены иностранные посольства. Дом, к которому мы подъезжали, мог похвастаться новой крышей и стенами, недавно выкрашенными кремовой краской.

У входа стоял черный «крайслер-нью-йоркер» пятидесятых годов.

— Где это мы?

— Уймись, цыпа, сколько раз тебе повторять: заткнись!

«Лада» остановилась. Водитель помог мне выйти. Молодой человек в синей форме подошел к машине и приложил палец к губам.

— Что все это значит?

— Тихо. Он еще спит, — вполголоса ответил молодой человек.

— Кто?

— Кофе не хотите?

— Что? А, да… Хочу.

Подошли к дому. Ставни были открыты, просматривались не только комнаты, был виден и пейзаж, простиравшийся по ту сторону дома, до самой Гаваны.

— Сюда, — указал молодой человек и повел меня к домику за усадьбой.

Перед распахнутой дверью приютилось несколько столиков. Человек шесть сотрудников Министерства внутренних дел пили за ними кофе.

— Алекс, еще чашечку, тут к нам только что пожаловали из Мехико.

Алекс, пожилой седовласый человек с очень темной кожей, взял кофейную чашку и повел меня к