— Разумное объяснение. Думаю, полиция разрабатывает именно эту версию. Но что пошло не так? С кем она встречалась? И почему все произошло именно теперь?
Толбот остановился, затоптал окурок.
— Тем не менее это большой шаг вперед, — сказал он. — Луизу уличили. Можно сосредоточить на ней все расследование. Вероятно, удастся в конце концов схватить и посредника.
Они продолжили путь, у подъезда Толбот набрал код.
— Мне надо еще подышать, — вдруг сказал Валландер. — Есть у меня такая закоснелая привычка — гулять по ночам. Так что я еще пройдусь.
Толбот кивнул, назвал ему код и вошел в подъезд. Валландер смотрел, как входная дверь бесшумно закрылась. Потом зашагал по пустынной улице. Снова его одолевало ощущение, будто что–то совершенно не так. То самое, с каким он покинул остров после ночного разговора с Хоканом фон Энке. Он думал о рассказе Толбота, о правде, которая зачастую прямо противоположна тому, чего ожидаешь. Иногда реальность надо перевернуть на голову, чтобы она стала на ноги.
Валландер остановился, оглянулся. На улице по–прежнему ни души. Из открытого окна долетала музыка. Немецкие шлягеры. Он разобрал слова leben, eben и neben. [Жить, вот именно, рядом (нем.).] Пошел дальше, очутился в конце концов на небольшой площади. На лавочке обнимались молоденькие парочки. Надо бы стать тут и крикнуть во все горло, подумал он. Я не понимаю, что происходит! Вот что надо бы крикнуть. Я совершенно уверен только в одном: что–то во всем этом ускользает от меня, не дает себя поймать. По крайней мере, мне не дает. Я приближаюсь к разгадке или, наоборот, удаляюсь от нее? Вот что я не в состоянии выяснить.
Он немного прогулялся по площади, испытывая все большую усталость. Когда вернулся в квартиру, Толбот, видимо, уже лег спать. Балконная дверь была закрыта. Валландер разделся и вскоре уснул.
Во сне снова мчались лошади. Но, проснувшись утром, он о них не вспомнил.
37
Открыв глаза, Валландер сперва не сообразил, где находится. Бросил взгляд на часы. Шесть утра. Полежал еще немного. За стеной слышался гул аппаратов, насыщавших кислородом воду в большом аквариуме. Ходили ли поезда, он не слышал. Они жили своей беззвучной жизнью в герметичных туннелях. Как кроты, подумал он. Но и как люди, угнездившиеся в коридорах, где принимаются секретные решения, которые они крадут и переправляют той стороне, которую надо бы держать в неведении.
Он встал с постели и вдруг заторопился с отъездом. Даже душ принимать не стал, оделся и вышел в большую светлую гостиную. Балконная дверь была открыта настежь, тонкие гардины колыхались от ветерка. Толбот сидел на балконе с сигаретой в руке. На столе перед ним стояла чашка кофе. Он медленно обернулся к Валландеру. Словно бы услышал его, когда он был еще на пороге гостиной. Улыбался. Валландер вдруг поймал себя на мысли, что эта улыбка не вызывает у него доверия.
— Надеюсь, ты хорошо спал?
— Кровать отличная, — ответил Валландер. — В комнате тишина, темно. А сейчас я все–таки собираюсь поблагодарить за гостеприимство.
— Значит, не подаришь Берлину лишний денек? Я мог бы много чего тебе показать.
— С удовольствием бы остался. Но все–таки лучше мне уехать домой.
— Наверно, собака без присмотра не обойдется?
Откуда он знает, что у меня есть собака? — быстро подумал Валландер. Я об этом не упоминал.
Ему показалось, Толбот мгновенно сообразил, что проговорился.
— Верно, — кивнул Валландер. — Ты прав. Я не могу без конца испытывать благожелательность соседей, оставляя на них Юсси. Все лето приходится разъезжать туда–сюда. К тому же мне хочется уделить побольше времени внучке.
— Я рад, что Луиза успела ее увидеть, — сказал Толбот. — Одно дело дети. Но с внуками приходит ощущение еще большего смысла, свершения. Если дети придают нашему существованию некоторый проблеск смысла, то внуки окончательно его подтверждают. У тебя есть фото?
Валландер показал два снимка, которые захватил с собой.
— Красивый ребенок, — сказал Толбот, вставая. — Однако перед отъездом тебе не мешало бы позавтракать?
— Только кофе, — сказал Валландер. — С утра я ничего не ем.
Толбот сокрушенно покачал головой. Но принес на балкон чашку кофе, черного, какой всегда пил Валландер.
— Вчера ты сказал кое–что весьма любопытное, — заметил Валландер.
— Я наверняка сказал много для тебя любопытного.
— Ты сказал, что порой объяснения надо искать в направлении прямо противоположном тому, где ищешь. Ты имел в виду общий принцип или нечто конкретное?
На миг Толбот задумался.
— Не припомню, чтобы я говорил то, на что ты сейчас ссылаешься. Но если говорил, то, скорее всего, обобщенно.
Валландер кивнул. Он не верил ни единому слову Толбота. В этих словах крылось особое значение. Только вот он не сумел его ухватить.
Толбот казался обеспокоенным, не таким расслабленным или невозмутимым, как вчера.
— Я бы хотел сфотографироваться с тобой, — сказал он. — Принесу фотоаппарат. Гостевой книги у меня нет. Обычно я фотографируюсь с гостями.
Он вернулся с фотоаппаратом, поставил его на подлокотник кресла, нажал автоспуск и сел рядом с Валландером. Когда кадр был отснят, он взял камеру и сфотографировал Валландера одного. Вскоре они попрощались. Валландер стоял с курткой в одной руке и ключами от машины в другой.
— Сам выберешься из города? — спросил Толбот.
— Топографическое чутье у меня не ахти. Но рано или поздно выберусь куда надо. К тому же система коммуникаций в немецких городах отличается несравненной логикой.
Они обменялись рукопожатиями. Валландер спустился на улицу, помахал рукой Толботу, который стоял у балконного парапета. Выходя из подъезда, он обратил внимание, что в списке жильцов Толбот не значится. Там стояло: «USG Enterprises». Валландер запомнил название и поехал прочь.
Как он и опасался, ему понадобилось несколько часов, чтобы выбраться из города. Когда он наконец выехал на магистраль, то с опозданием заметил, что проскочил съезд и на полной скорости мчится к польской границе. С большим трудом сумел развернуться и все же разыскал шоссе на север. Проезжая Ораниенбург, с содроганием вспомнил давешний инцидент.
До дома он добрался без приключений. Вечером заехала Линда. Клара простудилась, Ханс сидел при ней. Завтра он летит в Нью–Йорк.
Они сидели в саду, вечер выдался теплый, Линда пила чай.
— Как у него дела? — спросил Валландер, когда они, сидя рядом, тихонько покачивались на качелях.
— Не знаю, — ответила Линда. — Но иной раз задумываюсь: что все–таки происходит? Раньше он приезжал домой и всегда рассказывал о блестящих сделках, проведенных за день. А теперь молчит.
Над головой пролетела стая гусей. Оба молча проводили взглядом тянувшийся к югу птичий караван.
— Уже улетают? Не рано ли? — воскликнула Линда.
— Может, отрабатывают старт и полет в строю, — предположил Валландер.
Линда расхохоталась:
— Комментарий точь–в–точь в стиле деда. Ты знаешь, что становишься все больше на него похож?
Валландер отмахнулся:
— Про его норов известно нам обоим. Но он умел быть значительно злее, чем позволяю себе я.
