темнокожими женщинами. Да и не очень–то к этому стремился. Но та черная женщина возникла в его мозгу совершенно неожиданно, а спустя несколько месяцев опять исчезла.
На горизонте громоздились тучи. Он собрал вещи и вернулся в машину. У Косеберги завернул в гавань, купил копченой рыбы. И едва вошел к себе в дом, как снова зазвонил мобильный. Женщина, та же, что и утром, но на сей раз связь была лучше, и он сразу понял, что это не Байба. Женщина говорила по– английски, с сильным акцентом:
— Курт Валландер?
— Да, я.
— Меня зовут Лилья. Вы знаете, кто я?
— Нет.
Женщина вдруг расплакалась. Рыдала прямо ему в ухо. Он до смерти перепугался.
— Байба, — всхлипывала она, — Байба.
— Что с ней? Ее я знаю.
— Она умерла.
Валландер так и стоял с пакетом из Косеберги в руке. И сейчас выронил его.
— Байба умерла? Она же была здесь всего два дня назад!
— Я знаю. Мы с ней дружили. А теперь ее нет в живых.
Валландер чувствовал, как сильно стучит сердце. Сел на табуретку у входной двери. Из сбивчивого и взволнованного рассказа Лильи он мало–помалу понял, что произошло. В нескольких десятках километров от Риги Байба на большой скорости съехала с дороги и, врезавшись в каменную стену, разбила машину и погибла сама. Умерла она мгновенно, несколько раз повторила Лилья, будто это утешит Валландера, не даст ему погрузиться в совсем уж бездонную скорбь. Но конечно же безрезультатно, такого отчаяния, какое захлестнуло его сейчас, он никогда прежде не испытывал.
Разговор вдруг оборвался, Валландер даже не успел записать телефон Лильи. Он ждал, что она перезвонит, сидел в прихожей на табуретке. Только сообразив, что дозвониться ей не удалось, поднялся, прошел на кухню. Пакет с копченой рыбой так и лежал на полу. Он не знал, что делать. Зажег свечу, поставил на стол. Должно быть, она ехала без остановок. От парома, причалившего в польской гавани, через Польшу, Литву и дальше до самой Риги. Уснула за рулем? Или съехала с дороги сознательно, чтобы умереть? Валландер знал, что автомобильные аварии с одинокими водителями нередко были скрытыми самоубийствами. Несколько лет назад бывшая конторщица из истадской полиции, разведенная, имевшая проблемы с алкоголем, выбрала именно такой путь. И все же ему не верилось, что Байба могла поступить подобным образом. Человек, решивший на прощание повидать своих друзей и любимых, едва ли закончит жизнь инсценировкой дорожной аварии. Она устала и потеряла контроль — другого объяснения он помыслить не мог.
Взял телефон, хотел позвонить Линде, так как не мог остаться один на один со случившимся. В иные минуты ему попросту был необходим кто–то рядом. Он набрал номер, но тотчас же отключил набор. Слишком рано, ему пока нечего ей сказать. Бросил телефон на диван, пошел к Юсси, выпустил его из загона, сел на землю, погладил пса. Зазвонил телефон. Он вскочил, побежал в дом. Звонила Лилья. На сей раз более спокойная. Он задал несколько вопросов и в итоге составил себе достаточно ясную картину случившегося. Вдобавок его, конечно, интересовало и кое–что еще.
— Почему вы позвонили мне? Откуда вы про меня узнали?
— Байба просила.
— Просила о чем?
— Чтобы я позвонила вам, когда ее не станет. Но я, конечно, никак не думала, что все произойдет так быстро. Байба думала, что доживет почти до Рождества.
— Мне она сказала, что до осени.
— Она никогда не говорила разным людям одно и то же. Мне кажется, ей хотелось посеять в нас ту же неуверенность, какую испытывала она сама.
Лилья рассказала, кто она — старая подруга и коллега Байбы. Они подружились еще подростками.
— А про вас я знала. Однажды Байба позвонила мне и сказала: «Он здесь, в Риге, мой шведский друг. После обеда я приглашу его в кафе гостиницы «Латвия». Приходи и увидишь». Я пошла и увидела вас.
— Возможно, Байба называла ваше имя. Наверняка. Но мы, стало быть, не встречались?
— Никогда. Но я вас видела. Байбе вы всегда очень нравились, а тогда она вас любила.
Лилья опять заплакала. Валландер ждал. Вдали рокотала гроза. Он слышал, как Лилья откашлялась, высморкала нос.
— Что теперь будет? — спросил он, когда она вернулась к телефону.
— Не знаю.
— У нее есть близкие родственники?
— Мать и сестры.
— Раз ее мать жива, она, наверно, очень стара? Не помню, чтобы Байба упоминала о ней.
— Ей девяносто пять. Но голова ясная. Она поняла, что дочь умерла. Отношения у них не очень ладились, еще с Байбина детства.
— Я бы хотел знать, когда состоятся похороны.
— Обещаю позвонить.
— Она что–нибудь говорила обо мне? — напоследок спросил Валландер.
— Не много.
— Но что–то ведь говорила?
— Да, но не много. Хотя мы дружили. Байба всех держала на расстоянии.
— Верно, — ответил он. — Я тоже знал ее, хоть и по–иному, чем вы.
После разговора он лег на кровать и стал смотреть в потолок, где несколько месяцев назад проступило сырое пятно. И лежал долго–долго, потом встал, вернулся к кухонному столу.
Сразу после восьми позвонил Линде, рассказал о случившемся. Через силу, испытывая почти невыносимое отчаяние.
29
Четырнадцатого июля в одиннадцать утра в одной из часовен в центре Риги состоялась панихида по Байбе Лиепе. Валландер прилетел накануне, рейсом из Копенгагена. Выйдя из самолета, он сразу сориентировался, хотя здание аэропорта было перестроено. Советских военных самолетов, стоявших на летном поле тогда, в начале девяностых, теперь не было. За окном такси мелькал изменившийся город. До сих пор за пределами центра тут и там он видел свиней, рывшихся в навозных кучах рядом с убогими крестьянскими домишками. В самом городе постройки все те же. Только вывески другие, фасады выкрашены заново, тротуары отремонтированы. Но главное отличие составляли все–таки люди, одетые совершенно иначе, и автомобили, теснившиеся у светофоров и у въездов на парковки в центре.
Рига встретила Валландера теплым дождем. Лилья — ее фамилия была Блоомс — перезвонила ему и подробно сообщила о предстоящих похоронах. Спросил он только об одном: не будет ли его присутствие воспринято как неуместное?
«Почему же?»
«Возможно, мне неизвестны тонкости взаимоотношений в семье?»
«Все знают, кто вы такой, — сказала Лилья Блоомс. — Байба рассказывала. Тайной она вас никогда не окружала».
«Вопрос в том, что именно она говорила».
«Почему вы беспокоитесь? Вы же, по–моему, любили друг друга? Я думала, вы поженитесь. Все мы так думали».
«Она не захотела».
Он услышал, что эти слова удивили ее.