– Звонила девушка из гостиницы. Сказала, что ты взял ключ и пошел в мой номер. Я-то знаю, что забыла выключить компьютер.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Стефан понимал, что болтовней не спасешься. Но ему нужно было время. Краем глаза он видел, что Вигрена в окне нет, так что надежда еще оставалась. На этот раз она перехватила его взгляд. Не опуская оружия, она подошла к окну и выглянула. Но там, по-видимому, никого не было.
– Ты явился не один?
– Кто должен со мной быть?
Она стояла у окна. Стефан подумал, что лицо, казавшееся ему красивым, в эту минуту было просто уродливым.
– Врать бессмысленно, – сказала она, отходя от окна. – Особенно если не умеешь.
Фернандо Херейра, не отрываясь, глядел на пистолет.
– Не понимаю, – сказал он. – Что происходит?
– Ничего особенного, – сказал Стефан, – кроме того, что Вероника Молин вовсе не та, за кого себя выдает. Может быть, она иногда и занимается посредничеством, но основное время посвящает пропаганде нацизма.
Фернандо Херейра уставился на него с удивлением:
– Нацизма? Она что – нацистка?
– Она дочь своего отца.
– Лучше я сама все объясню этому, кто убил моего отца, – прервала его Вероника Молин.
Она говорила медленно и четко, на превосходном английском – человек, ни на секунду не сомневающийся в своей правоте. И все, что она говорила, для Стефана звучало устрашающе, хотя и вносило полную ясность в ситуацию. Герберт Молин был для своей дочери героем, идеалом, человеком, которому она всегда хотела подражать. Но преклонение ее не было слепым, она понимала, что его политические идеалы устарели. Она принадлежала к другому времени, ее поколение умело приспособить к изменившимся условиям представления об абсолютном праве сильного, о сверхчеловеке и недочеловеке. Она говорила об абсолютной власти, о праве немногих сильных властвовать над слабыми и бедными. Она употребляла все те же слова – «ничтожества», «недочеловеки», отбросы, она описывала мир, где бедные страны обречены на уничтожение. Африке не суждено существовать, за исключением тех немногих режимов, где еще можно на что-то надеяться. Африка сама истечет кровью, ни в коем случае не надо ей помогать, наоборот, изолировать – и она погибнет. Ее картина мира была основана на том, что новые электронные времена дают таким людям, как она, именно тот инструмент, в котором они нуждаются, чтобы утвердить свою власть над человечеством.
Стефан слушал, и его не покидала мысль, что она сумасшедшая. Она искренне верила в то, что говорила, ее убеждения были непоколебимы, она не понимала, что все это – бред, безумные мечты, которым никогда не суждено осуществиться.
– Ты убил моего отца, – закончила она. – Ты убил моего отца, и поэтому я убью тебя. Я понимаю, что ты не уехал, потому что хотел знать, что произошло с Авраамом Андерссоном. Он был ничтожеством. Ему как- то удалось разнюхать о прошлом отца. Поэтому он тоже должен был умереть.
– Так это ты его убила?
Только сейчас Фернандо Херейра понял. Стефан видел перед собой человека, только что избавившегося от длившегося всю жизнь кошмара, чтобы тут же погрузиться в другой.
– Существует международная сеть, – сказала Вероника Молин, – «Благо Швеции» тоже в нее входит. Я – один из руководителей, незаметная личность, но также еще и член маленькой группы, управляющей национал-социалистическим движением на глобальном уровне. Убрать Андерссона так, чтобы он не мог разболтать то, что знал, не составило труда. Есть много людей, готовых выполнить любой приказ немедленно, без сомнений и без ненужных вопросов.
– Как ему удалось узнать, что твой отец – нацист?
– Все началось с Эльзы. Дурацкое совпадение. У Эльзы есть сестра. Она много лет играла в Хельсингборгском симфоническом оркестре. Она сказала Аврааму, когда он решил сюда переехать, что Эльза живет в Свеге и что она – национал-социалистка. Он начал следить, сначала за ней, потом – за отцом. Когда он начал вымогать у отца деньги, он подписал себе смертный приговор.
– Магнус Хольмстрём, – сказал Стефан. – Ведь его так зовут, того, кому ты приказала убить Андерссона? Кто выкинул ружье в реку – ты или он? И ты заставила Эльзу Берггрен взять на себя вину? Как – тоже угрожала ее убить?
– Тебе кое-что удалось узнать, – сказала она. – Жаль, что это тебе не поможет.
– И что ты собираешься делать?
– Убить тебя, – сказала она спокойно. – Но сначала надо умертвить этого.
Она так и сказала – умертвить. Как подопытную лягушку. Она сумасшедшая, подумал Стефан. Если Джузеппе не появится, он будет вынужден попытаться ее обезоружить. От Фернандо Херейры помощи ждать не приходится – он слишком много выпил. Надеяться как-то убедить ее отказаться от задуманного было совершенно бессмысленно. Она безумна. И она без малейших колебаний нажмет на спусковой крючок, если он бросится на нее.
Время, думал он. Время, только время.
– Тебе не удастся уйти.
– Еще как удастся, – спокойно ответила она. – Никто не знает, что мы здесь. Я сначала пристрелю его, а потом тебя. Потом представлю все так, как будто бы это ты его застрелил, а потом застрелился сам. Никто не посчитает странным, что больной раком полицейский совершил самоубийство, особенно если он лишил кого-то жизни. Оружие мне не принадлежит – и тут никаких следов. Отсюда я пойду в церковь на похороны
