– Он расплатился кредитной карточкой и предъявил паспорт.
Она встала и скрылась в комнате за стойкой. Через минуту вернулась с распечаткой карточки «Виза». Они прочитали имя – Фернандо Херейра.
Джузеппе довольно хрюкнул.
– Теперь мы его возьмем, – сказал он. – Если только это он.
– Он заходил еще? – спросил Стефан.
– Нет.
– А ты видела его машину?
– Нет.
– Он сказал, откуда приехал?
– Нет. Он вообще мало говорил. Но очень приветливый.
– Можешь описать, как он выглядел?
Девушка задумалась. Видно было, как она старается вспомнить.
– У меня плохая память на лица.
– Но на что-то ты должна была обратить внимание! Он был похож на нас?
– Нет.
– Возраст?
– Может быть, шестьдесят.
– Волосы?
– Седые.
– Глаза?
– Не помню.
– Толстый или худой?
– Не помню. Но по-моему, не толстый.
– Во что он был одет?
– Голубая рубашка, кажется. Спортивная куртка.
– Что-нибудь еще запомнила?
– Нет.
Джузеппе покачал головой и сел на стоящий в вестибюле коричневый диван с распечаткой «Визы» в руке. Стефан сел рядом. Было двадцать пять минут седьмого двенадцатого ноября. Через неделю ему предстоит появиться в больнице Буроса. Джузеппе зевнул и потер глаза. Они молчали.
Открылась дверь из коридора, где были номера.
Стефан поднял голову и встретился взглядом с Вероникой Молин.
25
Арон Зильберштейн дожидался рассвета. На какую-то минуту ему показалось, что он опять в Аргентине. Освещение было точно таким, как на равнинах западнее Буэнос-Айреса, когда первые лучи солнца пробиваются из-за горизонта. Иллюзия быстро прошла.
Он находился не в Аргентине, а в шведских горах недалеко от норвежской границы. Он вернулся в дом Фростенгрена сразу после неудачного визита к Эльзе Берггрен. Человек, кравшийся к дому, которого он вынужден был сбить с ног и придушить, был одним из тех полицейских, что он видел в ресторане в тот вечер. Непонятно, как он там оказался среди ночи. Неужели за домом Эльзы Берггрен все-таки следили? Он же долго наблюдал со стороны, прежде чем постучал в дверь и вломился в дом.
Он заставил себя взвесить еще одну возможность – она приводила его в ужас. Вдруг он сдавил горло слишком сильно и тот умер?
Он гнал машину что есть силы, не потому, что боялся погони, а потому, что желание выпить стало почти нестерпимым. Он купил в Свеге и вино, и коньяк – чувствовал, что вот-вот сорвется. Он уже не мог без допинга. Единственное, что он строго-настрого себе наказал, – он не коснется бутылки, пока не доберется до места.
В три часа ночи он выехал на последний отвратительный участок дороги к дому Фростенгрена. Его окружала плотная тьма, он искал дверь чуть не на ощупь. Войдя в дом, он сразу открыл бутылку с вином и в два глотка выпил половину.
К нему медленно возвращалось спокойствие. Он сидел за столом у окна, совершенно неподвижно. Голова была совсем пустой. Он продолжал пить. Потом потянул к себе телефон и набрал номер Марии. В трубке трещало и скрежетало, но голос ее все равно ощущался рядом. Он чуть ли не слышал ее дыхание.
– Ты где? – спросила она.
– Пока еще тут.
– Что ты видишь в окне?
– Тьму.
