– И Ларс Борман совершил самоубийство. С этого и надо начать. С его самоубийства. Надо позвонить коллегам в Мальмё. Где-то должен быть документ, где написано, что это было именно самоубийство. Что преступление исключено. Должен быть протокол вскрытия.
– В Испании живет его вдова, – напомнила она.
– А дети, наверное, в Швеции. С ними тоже надо поговорить.
Они поднялись.
– С тобой приятно разговаривать, – сказал Валландер. – Жаль, что так редко удается. Надо бы почаще.
– Несмотря на то, что я ничего не понимаю и делаю никуда не годные выводы.
Валландер пожал плечами:
– Мало ли что сорвется с языка.
Они сели в машину. Был уже час ночи. Валландер с грустью подумал, что ему надо возвращаться в пустую квартиру. Наверное, что-то в его жизни кончилось гораздо раньше, еще до того, как он в предутреннем тумане стоял на коленях на глинистом поле под Истадом. Вспомнил про картину отца на стене у Форсдаля. Живопись отца представлялась ему чем-то чуть ли не постыдным, образцом дурного вкуса. А может быть, это не так? Может быть, его искусство давало людям чувство равновесия, которое они искали всю жизнь и вдруг обретали в его пейзажах? Он вспомнил, как по аналогии с отцом, «базарным художником», назвал себя базарным полицейским. Может быть, его самоуничижение – просто глупость?
– О чем ты думаешь? – спросила Анн Бритт.
– Ни о чем. Наверное, просто устал.
Они поехали через Мальмё. Хотя так было немного дальше, ему не хотелось съезжать с магистрали. Движения почти не было, их никто не преследовал.
– Не могу в это поверить, – вдруг сказала она. – Какой-то голливудский триллер. Неизвестные преступники преследуют тебя на машине.
– Еще несколько лет назад это и в самом деле было невозможно, – сказал Валландер. – Потом все изменилось. Кто-то сказал, что Швеция меняется – медленно, но верно. Раньше все было по-другому. Все было как на ладони, надо было только уметь смотреть. И хотеть смотреть.
– Расскажи, – попросила она, – расскажи, как было раньше. И что изменилось.
– Не знаю, сумею ли объяснить, – сказал он, помолчав. – Впрочем, это мое личное мнение. Но даже в таком маленьком и незначительном городе, как Истад, перемены заметны. Преступлений стало больше, а самое главное, изменился их характер – преступления стали опаснее и хитроумнее. Преступниками становятся люди, до этого чтившие закон, образцовые граждане… Но вот почему это все происходит – на это я ответить не могу.
– К тому же у шведской полиции едва ли не худшие в мире показатели. Мы раскрываем меньше преступлений, чем остальные.
– Об этом поговори с Бьорком. Он из-за этого ночами не спит. Мне иногда кажется, что он мечтает, чтобы мы в отдельно взятом Истаде спасли репутацию всей шведской полиции.
– И все равно, причина должна быть. Не может быть, чтобы все дело было в нехватке кадров и отсутствии ресурсов… Ресурсы! Все об этих ресурсах только и говорят, но, по-моему, никто толком не знает, что имеется в виду.
– Словно встречаются два мира, – сказал Валландер. – Кстати, многие воспринимают это так же, как и я – нас учили в другое время, все было иначе, преступления были прозрачными, мораль нерушима, авторитет полиции обсуждению не подлежал. Сегодня, чтобы быть хорошим полицейским, нужны совершенно другие знания и другой опыт… а у нас их нет. А у тех, кто пришел после нас, как ты, например, нет возможности по-настоящему повлиять на работу. Иногда мне кажется, что преступникам никто не мешает увеличивать и увеличивать отрыв. А общество в ответ на это манипулирует со статистикой. Вместо того чтобы требовать от полиции раскрытия всех преступлений, их просто списывают. То, что считалось несомненным преступлением еще десять лет назад, сегодня преступлением не считается. То, за что еще вчера полагалась тюрьма, сегодня может остаться безнаказанным, дело закрывают, не успев начать. Хорошо, если пишется какой-нибудь рапорт, но и он обречен на уничтожение в этих чертовых бумажных жерновах…
– Это не может кончиться хорошо, – задумчиво сказала Анн Бритт.
Валландер бросил на нее быстрый взгляд:
– А кто сказал, что это должно хорошо кончиться?
Они проехали Ландскруну и приближались к Мальмё. Их обогнала на большой скорости машина «скорой помощи» с голубым маячком и включенной сиреной. Валландер почувствовал усталость. Он даже сам не мог бы объяснить почему, но ему вдруг стало очень жалко женщину, сидевшую рядом с ним. Ей предстоит много раз пересматривать свои взгляды на работу полиции. И если она не сверхчеловек, тяжелых разочарований ей не избежать.
В этом он был уверен.
Еще Валландер думал, что все, что он о ней слышал, по-видимому, соответствует истине. Она напоминала ему Мартинссона в первый год после окончания Школы полиции. Он приехал работать в Истад, и поначалу все к нему настороженно присматривались. Сегодня он – один из лучших следователей.
– Завтра еще раз подробно все обсудим, – сказал он, пытаясь ее подбодрить. – Где-то же должна быть щель в стене.
– Хорошо бы ты был прав, – сказала она. – А то доживем до времени, когда и убийство не будет считаться преступлением.
– Тогда полиция устроит революцию, – улыбнулся Валландер.
– Шеф полиции на это не пойдет.
– А мы выберем момент, когда он будет обжираться на каком-нибудь представительском банкете за границей.
– Ну, тогда в подходящих моментах недостатка не будет, – согласилась она.
Разговор окончился сам по себе. Валландер свернул на кольцевое шоссе, сосредоточился на управлении и больше ни о чем не думал.
Когда они выехали на Е-65, у Валландера почему-то возникло странное чувство – что-то не так. Анн Бритт склонила голову на плечо и, казалось, дремала. Сзади никого не было.
Он напрягся. «Неверный ход мыслей, – подумал он. – Я радуюсь, что нас никто не преследует, вместо того, чтобы попытаться понять: а почему нас никто не преследует? Если Анн Бритт права, а у меня нет никаких оснований в этом сомневаться, кто-то и в самом деле ехал за нами чуть ли не от здания полиции в Истаде. Что случилось? Почему они прекратили слежку?»
И тут Валландер вспомнил про мину в саду фру Дюнер.
Он резко затормозил, включил аварийную сигнализацию и свернул на обочину. Анн Бритт проснулась от резкой остановки и сонно уставилась на него.
– Выйди из машины, – сказал он.
– Зачем?
– Делай как я сказал! – заорал он.
Она сбросила ремень безопасности и выскочила из машины раньше него.
– Отойди в сторону.
– Что случилось? – спросила она, поглядела на работающий на холостом ходу мигающий автомобиль и поежилась от холодного, порывистого ветра.
– Не знаю, – буркнул он. – Может быть, и ничего. Мне не понравилось, что никто за нами не едет.
Ему даже не понадобилось ничего объяснять – она сразу поняла, что он имеет в виду. Из нее выйдет прекрасный полицейский, подумал он. Она умна, мгновенно схватывает, умеет приспосабливаться к неожиданным ситуациям. Но самое главное – впервые за много лет он чувствовал, что ему есть с кем поделиться своим внезапным страхом. Именно сейчас, на обочине дороги вблизи поворота на Сведалу, он понял, что бесконечное хождение по берегу Скагена наконец-то закончилось.
Впрочем, Валландер сохранил присутствие духа в достаточной степени, чтобы не забыть в машине
