– Требуется личное посещение, – сказал он. – Надо договориться о встрече по телефону.
– Сделаем, – сказал Стен и повернулся к Софии. – Я тебя отвезу туда вечером.
Вдруг она подняла голову и вперила взгляд в Валландера.
– А что там за лошади?
– Не знаю
– Мне кажется, вы снют.[5]
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю, я чувствую.
Тут вмешался Стен Виден.
– Его зовут Рогер, больше тебе ничего не надо знать. Нечего тут учинять допрос. И приведи себя в порядок. Голову хотя бы вымой. И не забудь, что Зимней Луне надо поменять повязку на левой ноге.
Она, не говоря ни слова, вышла из кухни.
– Сам видел, – сказал Стен. – Ей палец в рот не клади.
– Спасибо за помощь. Надеюсь, все пройдет удачно.
– Я ее туда отвезу, но это, пожалуй, все, что я могу сделать.
– Позвони мне домой, – попросил Валландер. – Мне надо знать, взяли ее или нет.
Стен проводил его к машине.
– Иногда все надоедает до чертиков, – вдруг пожаловался Стен Виден.
– Тебе никогда не хотелось начать все с начала?
– Иногда думаешь: и это вся жизнь? Несколько оперных арий, табуны второсортных лошадей, вечная нехватка денег…
– Ну, не так уж все плохо…
– Докажи. Убеди меня.
– Теперь у нас есть повод видеться почаще. Вот и поговорим.
– Ее еще не взяли на работу.
– Верно. Ее еще не взяли. Позвони мне вечером.
Валландер сел в машину, кивком попрощался со Стеном и уехал. Он посмотрел на часы – было не поздно – и решил нанести еще один визит.
Через полчаса, вновь нарушив правила, он поставил машину на маленькой улочке позади «Континенталя» и пошел к розовому дому фру Дюнер. Огляделся и удивился – ни одной полицейской машины. А как же с охраной? Его немедленно охватило беспокойство, сменившееся раздражением. Мина в ее саду была мало похожа на шутку. Если бы она на нее наступила, погибла бы или, в лучшем случае, осталась без ног. Он позвонил в дверь и решил, что сразу свяжется с Бьорком.
Она осторожно приоткрыла входную дверь.
– Извините, что не позвонил заранее.
– Двери этого дома для вас всегда открыты, комиссар.
Она предложила ему кофе. Он поблагодарил, думая про себя, какая по счету эта чашка за сегодняшний день. Она скрылась в кухне, а Валландер подошел к окну в сад. Испорченный взрывом газон уже зарос. Интересно, помогла ли ей полиция раздобыть новую телефонную книгу?
«Почему-то мне кажется, что все это было давным-давно, – подумал он. – Хотя с того дня, как я швырнул этот справочник и меня чуть не оглушило взрывом, прошло не так много дней».
Фру Дюнер принесла кофе. Он сел на цветастый диван.
– Я не видел машину охраны, – сказал он, принимая чашку из ее рук.
– Иногда стоит, – сказала фру Дюнер. – Иногда уезжает.
– Я выясню, почему так происходит.
– А в этом все еще есть необходимость? – спросила она. – Вы думаете, они по-прежнему хотят от меня избавиться?
– Вы знаете, что произошло с адвокатами. После этого кто-то подложил мину в ваш сад. Не думаю, что существует реальная угроза, но осторожность никогда не помешает.
– Если бы я только понимала, в чем дело.
– Поэтому я и пришел, – сказал Валландер. – У вас было время подумать. Память – как мотор в машине: ей иногда нужно время, чтобы разогреться.
Она медленно наклонила голову:
– Я все время думаю. Ночью и днем.
– Давайте вернемся на несколько лет назад. К тому времени, когда Альфред Хардерберг пригласил Густава Торстенссона к себе на работу. Вы когда-нибудь встречали Хардерберга?
– Ни разу.
– По телефону разговаривали?
– Даже по телефону не разговаривала. От его имени всегда звонила секретарша.
– Должно быть, такой крупный клиент был большим подарком для конторы.
– Еще бы! Денег стало больше, чем когда бы то ни было. Мы даже отремонтировали офис.
– Даже если вы никогда не встречали Альфреда Хардерберга и не говорили с ним, все равно у вас должно было сложиться какое-то впечатление. Я обратил внимание, что у вас превосходная память.
Фру Дюнер задумалась. Внимание Валландера привлекла сорока, беззаботно прыгавшая в саду.
– Всегда была спешка, – сказала она. – Если он вызывал адвоката, все другие дела откладывались в сторону.
– На что-нибудь еще вы обращали внимание?
Она покачала головой. Валландер двинулся дальше:
– Густав Торстенссон, наверное, рассказывал о своем новом клиенте. О своих поездках в замок.
– Все это производило на него огромное впечатление. Но и служило источником беспокойства – он все время боялся совершить ошибку. Вот именно. Это важно. Он как-то сказал, что ошибки запрещены
– Что он при этом имел в виду?
– Что Альфред Хардерберг в случае малейшей ошибки немедленно наймет другого адвоката.
– А что он рассказывал о Хардерберге, о замке? Вам, наверное, было любопытно?
– Естественно, мне было интересно. Но он много не рассказывал. Молчал. Как-то, правда, заметил, что Швеция должна быть очень благодарна за все, что Альфред Хардерберг для нее сделал.
– Скажите, а он хоть раз говорил плохо о Хардерберге?
Ответ его удивил.
– Да, было такое. Я запомнила этот случай, потому что он был единственным.
– Что он сказал?
– Я помню слово в слово. Он сказал, что у господина Хардерберга довольно мрачный юмор.
– И что он при этом имел в виду?
– Не знаю. Я не спрашивала, а он не стал вдаваться в подробности.
– «У Хардерберга мрачный юмор»? Так он сказал?
– Именно эти слова.
– Когда это было?
– С год назад.
– А вы не помните, в связи с чем?
– После поездки в Фарнхольм. Он регулярно туда ездил.
Валландер понял, что дальше он не продвинется. Густав Торстенссон, очевидно, предпочитал не распространяться о своих визитах к могущественному хозяину Фарнхольмского замка.
– Давайте сменим тему, – сказал он. – Работа адвоката – это огромное количество бумаг. Представители адвокатской коллегии, разбиравшие эти бумаги, сказали нам, что документов, касающихся работы бюро с Альфредом Хардербергом, очень мало.
– Я ожидала этого вопроса, – сказала фру Дюнер, – их и в самом деле мало. Дело в том, что для работы с Хардербергом были утверждены особые правила. В конторе хранилось только самое необходимое. Нам было категорически запрещено делать копии с документов, все материалы, касающиеся того или иного дела, Густав забирал с собой и оставлял в Фарнхольме.
– Вам все это, должно быть, казалось очень странным.
