конец.
Она засмеялась:
– Ты иногда говоришь точно как Бьорк.
– Да что ты? – спросил он с притворным ужасом. – Не может быть!
– Просто копия. А скажи мне, пожалуйста, какой вид преступлений идет на убыль? Есть такие преступления?
Он задумался.
– Кражи черно-белых телевизоров, – пришло наконец ему в голову. – Краж черно-белых телевизоров стало меньше. И, пожалуй, все.
Он повесил трубку и вышел из дома, пытаясь сообразить, что нужно от него фру Дюнер.
Валландер пришел в управление в начале второго. В приемной сверкала убранная елка, и он вспомнил, что собирался купить для Эббы цветы. По дороге в свой кабинет он заглянул в столовую и пожелал всем счастливого Рождества. Постучал в кабинет Анн Бритт, но там никого не было.
Фру Дюнер дожидалась его, сидя на стуле для посетителей. Валландер обратил внимание, что левый подлокотник вот-вот отвалится. Она поднялась и протянула руку для пожатия. Он повесил куртку и уселся напротив нее. У фру Дюнер был очень усталый вид.
– Вы хотели со мной поговорить, – сказал он приветливо.
Вместо ответа она достала из пластикового пакета сверток и протянула ему.
– Это подарок, – сказала она. – Можете открыть его сейчас или завтра, под елкой.
– Почему вы должны делать мне подарки?
– Потому что я теперь знаю, кто убил адвокатов. Благодаря вам.
Валландер покачал головой и отодвинул сверток:
– Это не так. Это работа всего коллектива.
Ответ фру Дюнер его удивил:
– Господину комиссару следовало бы воздержаться от ложной скромности, – строго сказала она. – Все знают, что это ваша заслуга.
Поскольку Валландер не нашел что возразить, он начал разворачивать сверток. В нем оказалась икона, одна из тех, что он видел в подвале у Густава Торстенссона.
– Я не могу это принять, – решительно сказал он. – Это же из коллекции Густава.
– Теперь уже нет, – сказала она. – Он завещал ее мне. И я очень хочу подарить одну из икон именно вам.
– Она, должно быть, очень дорогая, – сказал он, – и, как полицейский, я не могу ее принять. Во всяком случае, не поговорив предварительно с шефом.
И опять фру Дюнер его удивила.
– Я уже это сделала, – спокойно сказала она. – Он сказал, что ничего не имеет против.
– Вы говорили с Бьорком? – недоверчиво спросил он.
– Я решила, что так будет лучше.
Валландер рассмотрел икону. Почему-то изображение Богоматери напомнило ему Латвию, Ригу… но больше всего – Байбу Лиепу.
– Она не такая дорогая, как вы думаете, – успокоила его фру Дюнер. – Но красивая.
– Да, – сказал Валландер. – Очень красивая. Но я ее не заслужил.
– Я пришла не только из-за этого, – сказала она.
Валландер ждал продолжения.
– Я хочу задать комиссару один вопрос. Неужели нет пределов человеческому злу?
– Вряд ли я тот человек, который даст вам ответ на этот вопрос.
– А кто же, если не полиция?
Валландер осторожно отложил икону. Он сам не раз задавал себе этот же вопрос.
– Думаю, вы имеете в виду то, что человек может убить другого человека ради того, чтобы продать его органы. Не знаю, что вам ответить. Это так же непостижимо для меня, как и для вас.
– Куда движется мир? Альфред Хардерберг… человек, на которого мы должны были равняться… как он мог одной рукой жертвовать деньги на благотворительность, а другой совершать все эти преступления?
– Нам ничего больше не остается, как пытаться противостоять этому по мере сил, – сказал Валландер.
– Как можно противостоять тому, чего ты не понимаешь?
– Не знаю. Знаю только, что мы должны это делать и будем делать.
Разговор иссяк. Они долго молчали. Из коридора донесся смех Мартинссона. Наконец она поднялась.
– Не буду больше вас беспокоить.
– Мне очень жаль, что я не могу ответить на ваш вопрос более убедительно, – сказал Валландер, открывая ей дверь.
– Ваш ответ был по крайней мере честным.
В ту же секунду Валландер вспомнил, что и у него есть для нее подарок. Он вернулся к столу, открыл один из ящиков и достал открытку с красивым финским пейзажем.
– Я обещал вам вернуть эту открытку, – сказал он. – Нам она больше не нужна.
– А я и забыла, – сказала фру Дюнер, опуская открытку в сумочку.
Он проводил ее к выходу.
– Позвольте пожелать вам счастливого Рождества, – сказала она.
– И вам тоже. Я буду беречь эту икону.
Он вернулся в кабинет. Почему-то ее визит вывел его из равновесия. Он вспомнил все, что с ним было за последний год, встряхнул головой, надел куртку и вышел. У него выходной. Не только от работы, но и от дурацких размышлений.
«Я не заслужил эту икону, – подумал он. – Но несколько свободных дней я точно заслужил».
Он поехал домой, удивляясь густому туману, и поставил машину на стоянку.
Потом он долго прибирал квартиру, смастерил временную подставку для елки и нарядил ее. И пошел спать.
Икону он повесил в спальне. Прежде чем погасить лампочку на ночном столике, он долго на нее смотрел.
Интересно, будет ли она его заступницей.
Следующий день был кануном Рождества.
Над Сконе по-прежнему стоял туман.
Но настроение у Курта Валландера было приподнятым.
Он приехал в Стуруп уже в два часа, хотя самолет прилетал в половине четвертого. Поставил машину на стоянку и вышел. Ему почему-то было неловко идти к желтому зданию аэровокзала – казалось, что все на него смотрят.
И все равно, он не смог удержаться и подошел к воротам слева от главного строения.
«Гольфстрима» на летном поле не было.
«Все позади, – подумал он. – Свою точку в этом деле я уже поставил».
И ему сразу стало легче. Образ улыбающегося человека начал блекнуть, пока не исчез вовсе.
Он ходил из зала в зал, нервничая, как в юности. Пересчитал все стыки на мраморном полу, составлял какие-то английские фразы, непрерывно думая о том, что сейчас будет. Потом опять вышел на улицу.
Когда объявили, что самолет приземлился, он быстро пошел в зал прилетов и встал у газетного киоска.
Она вышла одной из последних.
Но это была она, Байба Лиепа, и выглядела она точно так, как ему запомнилось.
