– Какого цвета огни ты видишь?
– Какая разница! – Кой сердито передернул плечами. – Откуда мне знать… Красные. Или белые.
– Если они красные, у того судна преимущественное право. А тебе – лево руля.
– Я же в переносном смысле, Пилото. В общем, понимаешь?
Пилото не сказал, понимает он или нет. Но в его молчании весьма красноречиво сквозило неодобрение всяческих метафор – про корабли, про ночи, про что угодно. Не рыскай, как бы говорил Пилото.
Тебя надули, и точка. Раньше или позже этим все равно кончится. Причины – дело твое, а вот последствия и меня касаются.
– И что ты собираешься делать? – спросил он через некоторое время.
– Что я собираюсь делать? – повторил Кой. – Не имею ни малейшего понятия… Наверное, оставаться здесь.. Присматривать за ней.
– А помнишь пословицу: коварней моря только женщина?
Пилото изрек эту стародавнюю мудрость и надолго погрузился в космическое молчание. Он созерцал отражения огней порта в маслянисто-черной воде.
– Очень жаль, что так получилось с твоим танкером, – прервал он молчание. – Там все было ясно.
Проблемы бывают только на земле.
– Я в нее влюблен.
Пилото давно уже встал. Он разглядывал небо, задаваясь вопросом, какая погода будет завтра.
– Бывают женщины, – говорил Пилото, словно не слышал Коя, – у которых в голове есть странные мысли. Это как триппер. Свяжешься с такой, и – готово, заразился.
Он наклонился взять бутылку, а когда выпрямился, в огнях города стали видны его глаза – совсем близко.
– В конце концов, – сказал он, – это, наверное, не твоя вина.
С этими своими глубокими морщинами, которые отбрасывали черные тени, с коротко постриженными седыми волосами, в темноте ночи приобретавшими пепельный оттенок, он казался утомленным Одиссеем; ни сирены, ни гарпии его уже не волновали, как не волновали совсем уж юные и доступные девочки на пляжах и невнятные – иди сюда, иди отсюда – взгляды, то ли презрительные, то ли равнодушные. И вдруг Кой всеми силами души позавидовал Пилото, позавидовал его возрасту, когда уже вряд ли станешь платить за женщину жизнью или свободой.
XII
Курс зюйд-вест норд-ост
Пути морские и дороги земные отличны друг от друга, и отличий сих суть три: суша есть твердь, море же изменчиво. Суша недвижна, море колеблемо.
Дороги земные знаемы суть, морские пути неведомы.
На рассвете четвертого дня слабый вест начал переходить на зюйд. Кой с тревогой посмотрел на показания анемометра, потом на небо и море. Антициклон в начале лета – дело обычное, и на первый взгляд все было спокойно: легкая рябь на воде, ясное небо, только кое-где белели кучевые облака; но вдали он заметил быстро несущиеся перистые облака.
Да и барометр начал падать – три миллибара за два часа. Еще утром, после погружения в синюю холодную воду моря, Кой послушал метеосводку и записал в вахтенный журнал, что образовалась область низкого давления, которая клином продвигается по северной части Африки, приближаясь к Балеарам, над которыми застыла область высокого – 1012 миллибар – давления. Если изобары циклона и антициклона чересчур сблизятся, с открытого моря задуют сильные ветры, и «Карпанте» придется прекратить поиски и укрываться в каком-нибудь порту.
Он отключил авторулевого, взялся за руль и сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Теперь нос снова смотрел на север, на освещенный солнцем берег под еще темной вершиной Виборас; «Карпанта» приступила к прочесыванию сектора, который на их поисковой карте был обозначен как полоса номер 43. Отсюда следовало, что «Патфайндер» просканировал уже более половины намеченного района, но безрезультатно. Хорошего тут было мало, если не считать того, что они отсекли полосы с наибольшими глубинами, где погружения оказались бы очень сложными. По траверзу с левого борта, в направлении Пунта-Перчелес Кой заметил рыбацкое судно, оно забросило сети так близко к берегу, будто собралось ловить ракушки и гальку на пляже. Он вычислил курс и скорость, пришел к выводу, что они не должны слишком сблизиться, хотя поведение рыбаков, как известно, непредсказуемо. Кой еще раз взглянул на небо, включил авторулевого и спустился в каюту, где монотонный шум мотора был гораздо слышнее.
– Полоса сорок три, – сказал он. – Курс – норд.
Солнце уже поднялось высоко, и в каюте, несмотря на открытые иллюминаторы, было страшно жарко. Танжер сидела у стола с разложенными картами, возле локатора, радара и репитера гирокомпаса и, как прилежная ученица, впившись глазами в экран, записывала долготу и широту каждый раз, как на дне обнаруживалось что-то необычное. Кой посмотрел на приборы: глубина 36 метров, скорость 2, 2 узла. «Карпанта» шла на авторулевом, и по мере ее продвижения, менялась картина дна на экране «Патфайндера». Они уже достаточно набрались опыта, чтобы по изменениям оттенков цвета без труда определять характеристики дна: светло-оранжевый означал песок и грязь, темно-оранжевый – водоросли, светло-красный – отдельные камни и гальку.
Рыбные косяки представали в виде движущихся красновато-коричневых пятен с зелеными прожилками и голубоватыми краями; крупные предметы – отдельно стоящие большие камни и даже металлические обломки затонувшего рыбацкого корабля, отмеченные на карте, вырисовывались на экране ярко-красными пиками.
– Опять ничего, – сказала она.
Локатор показывал песок и водоросли. Только дважды на экране появился кроваво-красный цвет, указывающий на возвышения рельефа дна на глубине сорок восемь и сорок три метра. Тогда они не могли прекратить сканирование и ограничились тем, что записали точные координаты, и после ночевки на якоре между Пунта-Негра и Куэва-де-лос-Лобос, вернулись туда наутро. Кой еще не совсем оправился от легкой простуды, единственного последствия того ночного купания, однако в должной мере компенсировать давление в лобных пазухах и барабанных перепонках она бы ему помещала, и потому на дно отправился Пилото – он облачился в свой чиненый неопреновый костюм, закрепил за спиной баллон со сжатым воздухом, а на правой голени – нож, надел самонадувной жилет и карабином пристегнул к поясу стометровый конец. Кой плавал по поверхности, в ластах с маской и трубкой, наблюдая за пузырьками, которые поднимались от древнего каучукового редуктора «Снарк III Силвер», от которого Пилото категорически не желал отказываться, поскольку не доверял современным пластмассам и утверждал, что старый хлам уж точно не подведет. Когда он поднялся на «Карпанту», он сообщил им, что локатор показал большую подводную скалу, за которую зацепились рыбацкие сети, и три больших металлических бидона, проржавевших и заросших водорослями. На одном из них еще можно было прочитать название судна – «Кампса». Через плечо Танжер Кой рассматривал рельеф дна, который вырисовывался на мониторе. Она не отрывалась от жидкокристаллического экрана и держала над расчерченной квадратами картой серебряный карандаш; ее белая майка взмокла на спине от пота, в такт качке покачивались и кончики влажных волос, которые она перехватила банданой. На ней были шорты цвета хаки, и сидела она ногу на ногу. Короткие седые завитки Пилото, сидевшего у самого иллюминатора и ладившего рыболовные снасти, то попадали в колеблющееся пятно солнечного света, то оказывались в тени. Изредка он поднимал глаза от своей работы и посматривал на Коя и Танжер.
– Погода может перемениться, – сказал Кой.
Не сводя глаз с монитора, Танжер спросила, означает ли это, что им придется прервать поиски.
Вполне вероятно, ответил Кой. Если поднимется ветер и сильное волнение, локатор начнет давать сбои, да и самим им придется нелегко. А раз так, то не лучше ли им передохнуть в Агиласе или Масарроне?
Или даже вернуться в Картахену.
– До Картахены двадцать пять миль, – сказала Танжер. – Я не хочу никуда отсюда уходить.
Она произнесла это, не отрываясь от «Патфайндера» и расчерченной на квадраты карты. Хотя они и менялись, но все-таки большую часть времени перед монитором проводила она, вглядываясь в разноцветные кривые до рези в покрасневших глазах, и только тогда уступала место Кою. Когда волнение на
