— Расскажи об этой картотеке гомосексуалистов. — Хольт отодвинула недопитый кофе и внимательно посмотрела на Ярнебринга.
— Это было давно, — ответил Ярнебринг уклончиво. — Старая история.
— А все же?
Ладно, решил Ярнебринг.
Лет сорок или пятьдесят назад, история умалчивает, кто-то из полицейского начальства решил составить список «проституирующих мужчин» и их клиентов. Дело в том, что эти так называемые проституирующие мужчины часто подвергались ограблениям и избиениям. Мало этого, ежегодно происходило как минимум одно убийство в их среде.
— Среди бандитов тогда это был своего рода спорт, — сказал Ярнебринг, отхлебнув кофе, — ущучить гомика.
Картотека содержалась в ящиках, и количество их постоянно росло. Сначала она хранилась в отделе криминалистики в старом здании полиции на Кунгсхольмене, потом переместилась в отдел тяжких уголовных преступлений, а в начале семидесятых осела в хранилище следственного отдела Центрального полицейского управления. Там должно быть около двух тысяч имен.
— Две тысячи! Две тысячи человек, которые развлекались тем, что грабили и убивали геев?
Не так все просто, пояснил Ярнебринг. С годами картотека велась все более небрежно, и, когда вдруг, как ледяной ветер перемен, появилось ведомство омбудсмена, в ней уже были в основном фамилии жертв покушений, а также просто гомосексуалистов, по какой-то причине привлекших к себе интерес того или иного полицейского.
— Целью, разумеется, была профилактика преступности, — сказала Хольт ядовито.
— Говорят, что какой-то шутник занес в регистр гомосексуалистов Вегурру.[19] Ну, ты знаешь, старого короля. Газеты в то время много копались в его личной жизни. Разумеется, поднялся скандал, короля вычеркнули из списков. Мне понятно, почему так горюет Бекстрём.
— Почему?
— Перед тем как его бросили на убийства, он работал по ограблениям. Усерднее его никто не пополнял этот список. А теперь, оказывается, он все это время трудился напрасно. Кстати, как насчет потрудиться? — поинтересовался Ярнебринг, поглядев на часы.
— Будем искать уборщицу? — спросила Хольт, поднялась, одним глотком допила кофе и ловко надела куртку.
— Прежде всего надо позвонить Гунсан. Если она что-нибудь нашла, квартира подождет до завтра. Если есть на земле справедливость, Иоланточка уже должна отыскаться.
Гунсан и в самом деле нашла адрес, соответствующий телефону. Квартира в южном пригороде Стокгольма, в Бредэнге, принадлежит польке, эмигрировавшей в Швецию в тридцатилетнем возрасте более десяти лет назад. Всего два года, как получила шведское гражданство. Иоланта — это ее имя, а что касается фамилии, Фюлькинг вряд ли обрадуется: не выговоришь.
— О'кей, мы едем туда, — сообщил Ярнебринг.
— Мне надо сначала позвонить, — попросила Хольт и поглядела на часы.
Что мне теперь делать? — подумала она.
— У меня есть предложение, — сказал Ярнебринг. — Ты едешь в садик и забираешь Нике, а я поеду к уборщице. Так что увидимся завтра.
Хольт посмотрела на него с удивлением и благодарностью:
— Поосторожней, Бу. Ты расшатываешь мое миропонимание. Но в любом случае спасибо.
— Не за что.
У него у самого трое детей, в свое время ему тоже нужно было отводить их в садик, забирать из садика… — подумал Ярнебринг.
Справедливости ради скажем, что память выдала ему весьма приукрашенную картину выполнения им отцовских обязанностей.
Бу?.. Она назвала меня по имени?
Сначала он проверил, дома ли она, своим обычным способом, только на этот раз не через щель почтового ящика, а через замочную скважину. Ему повезло: направленного на него дробовика он не заметил.
Красивая, умная, держится настороженно, отметил Ярнебринг, когда она открыла дверь после второго звонка.
— Меня зовут Бу Ярнебринг, я из полиции, — представился он, протягивая удостоверение. — Мне хотелось бы поговорить с вами о человеке, у которого вы работали.
Иоланта слабо улыбнулась, пожала плечами и открыла дверь пошире.
— Из полиции, — повторила она. — Кто бы мог подумать? Хотите кофе?
Дальше все шло как по маслу.
Когда и как она познакомилась с Эрикссоном?
Два года назад она делала уборку у одного из его знакомых с телевидения, забыла, как его звали.
— Я знаю, как его зовут. — Ярнебринг растянул губы в волчьей улыбке.
Веландер, вот как, подумал он.
— Давайте сделаем так. Если вы не скажете ему, что говорили со мной, то и я не стану звонить и рассказывать, что у меня был полицейский.
— Именно это я и хотел предложить. Лучше расскажите об Эрикссоне. Что он был за человек?
Ничего особенного она о нем сказать не может, кроме того, что он был скупердяй, каких мало, к тому же чрезвычайно требователен. Она с ним почти и не встречалась. Он просто оставлял ей записки в ящике прикроватной тумбочки. Пару раз она его видела: он почему-то был дома, когда она приходила. Еще несколько раз он звонил ей, обычно когда хотел перенести время уборки. Она редко бывает дома, поэтому он оставлял сообщения на автоответчике.
— А почему вы не перестали на него работать, если он был так скуп?
А потому что в пятницу утром она свободна, а после ланча у нее есть еще один клиент, намного лучше и щедрее, и живет он совсем рядом с Эрикссоном. Он хозяин фирмы, офис которой находится в его квартире; вот в офисе она и прибирается. Этот клиент знать не знает Эрикссона, и она думает, что не обязательно сообщать его имя полиции.
— Он не делал вам никаких предложений?
Нет, только не Эрикссон. С другими клиентами это бывает, но Эрикссон — никогда.
— А почему? — спросил Ярнебринг. — Я бы на его месте…
— Ему это неинтересно, — сказала Иоланта и многозначительно посмотрела на Ярнебринга. — Он не интересовался женщинами. Он был не такой, как вы… или другие мужчины.
Ага, так все-таки… — подумал Ярнебринг и собрался было задать следующий вопрос, но она его опередила.
— Нет-нет, — быстро сказала она, — я почти уверена, это не потому, что его интересовали мужчины.
— А что же его тогда интересовало?
— Он сам, — заявила Иоланта. — Власть, деньги… Он любил хвастаться, как красиво живет. Но не секс… Секс ему просто был не интересен. Есть же такие мужчины, вы разве не знали?
Таких мужчин нет, решил про себя Ярнебринг. Во всяком случае, в возрасте Эрикссона.
— Наверное, есть, — сказал он вслух. Ну что же, пора приступать к главному. — Как вы узнали, что Эрикссон убит?
— Вы хотите знать, что я делала в четверг вечером?
— Да. Что вы делали в четверг вечером?
