Ребуса, надеясь, что он улыбнется, услышав от нее слова, которые говорил ей накануне, но, судя по его лицу, он слишком глубоко ушел в собственные нерадостные размышления. Ребус беспокоился, как бы Эллен Уайли не оказалась права. Если четыре гробика оставил один человек, а пятый – кто-то еще, то объяснить связь между всеми пятью преступлениями было практически невозможно. Ребус чувствовал, что связь есть, но не мог доказать это Эллен и другим. Бывают случаи, думал он, когда железной логике протоколов и актов необходимо предпочесть интуицию, и сейчас как раз такой случай и есть. Однако Ребус сомневался, что Эллен Уайли прислушается к его словам.
И, если честно, он не мог ее за это винить.
– Может быть, вы не откажетесь еще раз взглянуть на отчеты о вскрытиях? – спросил он у Девлина.
– С удовольствием. – Профессор с признательностью наклонил голову.
– Кроме того, мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с патологоанатомами, проводившими эти вскрытия. Я знаю, что иногда эксперты хорошо помнят детали.
– Совершенно верно.
Ребус повернулся к Эллен.
– Если хочешь, можешь доложить Джилл о работе, которую мы проделали. Я уверен – для тебя найдется место и в основной следственной группе.
Эллен Уайли выпрямилась.
– Ты хочешь сказать, что не намерен оставлять свое расследование?
Ребус устало улыбнулся.
– Я склоняюсь к тому, чтобы все бросить, но… через пару дней.
– Почему не сейчас?
– Я должен убедиться, что это тупик.
Ребус поймал брошенный на него взгляд Джин, в котором сквозило сочувствие. Должно быть, ей хотелось как-то его утешить, может, просто пожать руку или произнести несколько слов, и он порадовался, что присутствие других людей ее сдерживает. В противном случае он мог бы сказать ей какую-нибудь грубость. Например, что ни в каких утешениях не нуждается.
Если, конечно, не считать утешением забвение.
В дневной выпивке Ребус находил особое удовольствие. Днем в пабе время попросту исчезало, а вместе с ним и весь окружающий мир. Там ты чувствовал себя бессмертным, а выйдя из сумеречного зала в яростное сияние дня – смотрел на людей, спешащих по своим обычным делам, с ощущением, что мир переливается новыми красками. В конце концов, во все времена люди заливали лакуны в своем сознании алкоголем, но не сегодня… Сегодня Ребус решил ограничиться только двумя порциями спиртного, так как знал, что после двух стаканов еще в состоянии будет оторваться от стойки и выйти на улицу. Три или четыре стакана означали, что он останется в баре до закрытия или до тех пор, пока не отключится. Да, два стакана – это оптимально. Оптимально… Ему понравилось это слово – оно было такое уютно-округлое и подходило к случаю. Оптимально пьян…
В баре Ребус заказал водку с апельсиновым соком. Разумеется, он предпочел бы виски, но водка с соком не давала шлейфа. Он вернется в участок пешком, продышится, и никто ничего не учует, зато мир вокруг будет казаться ему симпатичнее и добрее. Когда зазвонил мобильный, Ребус решил было не отвечать, но на трели стали оборачиваться другие посетители, и он нажал кнопку.
– Алло?
– Угадать, где ты? – спросил женский голос, и Ребус узнал Шивон.
– К твоему сведению, я вовсе не в пабе, – быстро сказал он, и тут, по закону подлости, зеленый мальчишка, сражавшийся в углу с «одноруким бандитом», сорвал солидный куш – раздался характерный перезвон, и в лоток со звоном хлынули монеты.
– Что ты сказал, я не расслышала?
– Мне нужно встретиться с одним человеком…
– Ничего получше придумать не мог?
– Слушай, что ты хотела?
– Мне нужен человек, который просветил бы меня насчет масонов.
– Муссонов? – не расслышал Ребус. – Специалист по погоде?
– Ну при чем тут погода?! Масоны, понимаешь?… Тайные общества, особые рукопожатия, закатанные штаны и все такое.
– Ничем не могу помочь, я провалился на собеседовании.
– Но кого-нибудь из масонов ты знаешь?
Ребус задумался:
– А зачем тебе?
Шивон рассказала ему про последнюю загадку Сфинкса.
– Дай-ка подумать, – сказал Ребус. – А как насчет Фермера Уотсона?
– А он тоже масон?
– Судя по рукопожатию – да.
– Как ты думаешь, удобно будет ему позвонить?
– Наоборот, он будет рад… – Последовала пауза. – Ну вот, сейчас ты спросишь, не знаю ли я его домашний телефон, и выяснится, что тебе опять повезло. – Он вытащил записную книжку и продиктовал номер.
– Спасибо, Джон.
– Не за что. Кстати, как твои дела?
– Нормально.
Это походило на отговорку, и Ребус насторожился.
– Как с Грантом, ладите?…
– Да, вполне.
Ребус поднял голову и посмотрел на заставленные бутылками стеллажи за стойкой.
– Он рядом с тобой, да?
– Да.
– Ладно, понял. Поговорим в другой раз… Эй, нет, погоди!…
– Что?
– Тебе не приходилось иметь дело с человеком по имени Стив Холли?
– А кто это?
– Один местный проныра-журналист.
– Ах, этот… Кажется, мы пару раз беседовали.
– Он звонил тебе домой?
– Не говори глупостей, свой домашний номер я берегу как зеницу ока.
– Очень странно. Он был пришпилен булавкой к стене у него в офисе. – Шивон молчала, и Ребус спросил: – Ты не знаешь, как он мог его добыть?
– Вероятно, существуют какие-то способы… В любом случае я не поставляю ему информацию, если ты это имел в виду.
– Что ты, и в мыслях не было!… Я хотел только тебя предупредить. С мистером Холли нужно держать ухо востро: он скользкий, словно свежая коровья лепешка, и издает тот же запах.
– Да ты просто поэт, Джон!… Ну ладно, мне пора бежать…
– Мне тоже. Пока. – Ребус выключил телефон и допил второй стакан. На этом ему следовало закончить, но по телевизору как раз показывали скачки, и Ребус никак не мог оторвать взгляда от гнедого по кличке Лендровер. Может, еще стаканчик ему не повредит?…
Телефон снова зазвонил, и Ребус, чертыхаясь, вывалился на улицу, щурясь от яркого солнечного света.
– Да? – рявкнул он в аппарат.
– Это была довольно грязная шутка, мистер Ребус.
– Кто это?
