участники представления разъедутся кто куда. Гелдоф и Боно, должно быть, найдут себе новые занятия. Ричард Пеннен займет свое кресло в совете директоров, Дэвид Стилфорт вернется в Скотленд-Ярд. Иногда Ребусу казалось, что он близок к тому, чтобы увидеть внутренний механизм происходящего.
Близок… однако недостаточно близок.
Когда он свернул с Марчмонт-роуд, Медоуз показался ему совершенно пустынным. Припарковав машину в конце Арден-стрит, он пошел пешком к своему дому. Дважды, а то и трижды в неделю в его почтовом ящике оказывались рекламные листовки: риэлтерские фирмы настойчиво предлагали ему продать квартиру. Такую же квартиру этажом выше выкупили за двести тысяч фунтов. Если добавить эту сумму к предстоящей пенсии, он, по словам Шивон, «заживет припеваючи». Проблема в том, что его это совершенно не прельщало. Открыв дверь, он нагнулся, чтобы поднять с пола почту. Меню из индийского ресторана, отпускавшего еду на вынос. Он прикрепил его на стену в кухне рядом с присланными ранее. Сделал себе сэндвич с ветчиной и стал есть, разглядывая скопление пустых банок из-под пива на столике возле плиты. Интересно, сколько бутылок стояло в садике Эллен Уайли? Штук пятнадцать, а то и двадцать. Немало вина выпито. У нее в кухне он приметил пустую тележку из супермаркета «Теско». Вероятно, она регулярно сдает пустые бутылки, когда приходит туда за продуктами и вином. Ну, скажем, раз в две недели… Двадцать бутылок на две недели; десять бутылок в неделю.
Наполнив стакан водой, Ребус прошел с ним в гостиную, выпил почти весь, оставив лишь немного на донышке. Плеснул туда виски. Закинув голову, он вылил содержимое стакана в рот и почувствовал, как горячая волна катится вниз по глотке. Налил в стакан еще виски и сел в кресло. Слишком поздно, чтобы включать музыку. Он поставил стакан на спинку кресла и закрыл глаза.
Его сморил сон.
Вторник, 5 июля
11
Лучшее, что смогли предложить в Гленротсе, — это подвезти ее до железнодорожной станции в Маркинче.
Шивон села в поезд — в вагоне было свободно, час пик еще не наступил, — и стала смотреть на мелькавшие за окном пейзажи. Смотрела она на них, а на самом деле видела совсем другое: в голове крутились и крутились видеозаписи уличных беспорядков — тот материал, от просмотра которого она только что оторвалась. Крики, ругань, мелькание рук и ног, звуки ударов, натужные рыки. Большой палец онемел от постоянного нажимания на клавиши пульта. Пауза… покадровый просмотр назад… покадровый просмотр вперед… замедленное воспроизведение. Ускоренное воспроизведение… перемотка… пауза… просмотр. Некоторые лица на фотографиях были обведены кружком — с ними сотрудники силовых органов хотели побеседовать. Глаза горели ненавистью. Разумеется, некоторые вообще не имели отношения к демонстрации — так, местная, готовая затеять драку гопота, прячущая лица под яркими шарфами и бейсболками. Один из офицеров принес ей кофе и плитку шоколада, а потом, встав у нее за спиной, произнес:
— Дурак из страны дураков на всякую подлость готов.
Женщина, сидящая напротив Шивон, держала в руках развернутую утреннюю газету. Всю первую полосу занимали фотографии уличных беспорядков. Хотя сюда почему-то затесалось и фото Тони Блэра. Он вылетел в Сингапур, чтобы отвоевать для Лондона право стать местом проведения Олимпиады. Две тысячи двенадцатый год казался таким далеким, и Сингапур тоже. Шивон не понимала, как он сможет поспеть в «Глениглс», чтобы пожать руки Бушу и Путину, Шредеру и Шираку. В газете также сообщалось, что массового перемещения толпы из Гайд-парка на север не замечено.
— Простите, место рядом с вами свободно?
Шивон кивнула, и мужчина, протиснувшись мимо нее, уселся рядом.
— Ну, как вам вчерашний кошмар? — поинтересовался он.
Шивон что-то буркнула в ответ, а женщина, сидевшая напротив, принялась рассказывать, что она делала покупки на Роуз-стрит и чуть было не оказалась в гуще свалки. Мужчина и женщина принялись обсуждать «кровавую бойню», а Шивон снова уставилась в окно. Вчерашние стычки и впрямь смахивали на кровавую бойню. Полиция везде действовала по принципу: бей наотмашь, пусть знают, что город принадлежит нам, а не им. На просмотренных Шивон пленках было немало свидетельств того, что полицию провоцировали. Но ведь их же предупреждали — на демонстрации ходят, чтобы попасть в новости. У анархистов нет денег на рекламные кампании. Их единственная возможность оказаться в центре внимания — это заставить себя бить. Это подтверждали и фотографии в газете: копы с оскаленными зубами, размахивающие дубинками; беззащитные демонстранты, которых волокут к фургонам полицейские в масках. Все по Джорджу Оруэллу. Однако ни один кадр не подсказал Шивон, кто ударил ее мать и почему.
Но она и не думала сдаваться.
Глаза у нее слипались, и ей все тяжелее становилось поднимать веки и стряхивать набегавшую дурноту.
— Простите, вам нехорошо? — вновь обратился к ней ее сосед.
Он погладил рукой ее руку. Встрепенувшись, Шивон почувствовала, как по щеке побежала одинокая слезинка. Она вытерла ее ладонью.
— Все в порядке, — отозвалась она. — Просто немного устала.
— Наверное, расстроили вас своими разговорами, — сочувственно сказала женщина напротив, — ну, о вчерашнем…
Шивон помотала головой и, увидев, что женщина складывает газету, спросила:
— Вы позволите?…
— Ну конечно, пожалуйста, о чем разговор.
Шивон через силу улыбнулась и, развернув газету, принялась изучать снимки, обращая внимание на фамилии фотографов…
Сойдя у Хэймаркета, она еще какое-то время простояла в недлинной очереди на такси. Добравшись наконец до «Уэстерн Дженерал», она прямиком бросилась в палату. Отец сидел в приемной и, причмокивая, пил чай. Он спал не раздеваясь и не имел возможности побриться — щеки и подбородок покрылись серой щетиной. Он выглядел стариком, и ее вдруг обожгла мысль, что он когда-нибудь умрет.
— Как она? — спросила Шивон.
— А знаешь, неплохо. Скоро ей будут делать сканирование. Ну а ты-то как?
— Все не получается найти этого мерзавца.
— Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь?
— Да нормально.
— Ведь ты нее полночи не спала, правда?
— Ну, может, чуть больше, — уточнила она с улыбкой. У нее пискнул мобильник: заряд кончился. Она выключила телефон. — Можно к ней?
— Сейчас там врачи. Обещали сказать, когда закончат. А что происходит снаружи?
— Готовятся к встрече следующего дня.
— Хочешь, куплю тебе кофе?