— Знаете, я ведь аллергик, — как бы извиняясь, признался фотограф.
Ребусу пришлось предаваться своему пагубному пороку в другом конце бара возле окна. Выпуская дым в раскрытую форточку и глядя на Форест-роуд, он увидел муниципального советника Тенча, который шел в сторону Медоуз и вел оживленную беседу с парнем, только что выпущенным из шерифского суда. При этом Тенч пару раз ободряюще похлопал своего избирателя по спине. Мейри с ними не было. Докурив, Ребус вернулся к столу. Шивон повернула айпод так, чтобы он мог видеть экран.
— Вот мама, — сказала она.
Взяв у нее из рук камеру, Ребус впился глазами в экран.
— В предпоследнем отсюда ряду? — спросил он и, увидев кивок Шивон, добавил: — Похоже, она протискивается к краю.
— Ну да.
— Это перед тем, как ее ударили?
Ребус внимательно смотрел на лица, прикрытые прозрачными щитами и забралами; на лица копов с оскаленными зубами.
— Кажется, я упустил столь нужный вам момент, — грустно заметил Манго.
— Видно, что она изо всех сил пытается пробиться через толпу, — убежденно сказала Шивон. — Она хочет уйти.
— Тогда почему он ударил ее по лицу? — задумчиво спросил Ребус.
— Происходит это, как правило, так, — принялся объяснять Манго. — Вожаки наскакивают на полицейских и сразу ныряют назад. А те, что оказываются впереди, принимают удары на себя. Затем уж редакторы газет решают, какие из кадров им печатать.
— И обычно они печатают снимки орудующих дубинками копов? — предположил Ребус. Он чуть отодвинул экран от глаз. — Опознать тут ни одного полицейского невозможно.
— И на погонах у них нет эмблем, — добавила Шивон. — Все прекрасно, и все обезличенно. Не определить даже, из какого они подразделения. У некоторых над забралами есть буквы — к примеру, «ЭС». Это что, какой-то код?
Ребус недоуменно пожал плечами. Ему припомнился Джеко и его парни… у тех тоже не было ни эмблем, ни нашивок.
Шивон вдруг вспомнила о чем-то и быстро взглянула на часы:
— Надо позвонить в больницу…
Она встала и направилась к дверям.
— Еще? — спросил Ребус, указывая на стакан, стоящий перед Манго, но фотограф отрицательно мотнул головой. — Скажите, пожалуйста, а на какие еще объекты вас посылали на этой неделе?
Манго надул щеки и, медленно выпустив воздух, ответил:
— Да куда придется.
— А как насчет VIP-персон?
— Было и такое.
— Но вечером в пятницу вы наверняка не работали?
— Почему же, как раз работал.
— На том самом ужине в замке?
Манго кивнул:
— Редактору загорелось получить фото министра иностранных дел. Но его лицо везде получилось размытым — так всегда бывает, когда снимаешь через ветровое стекло.
— А как насчет Бена Уэбстера?
Манго покачал головой:
— Я вообще не знал, кто это такой. Так обидно — ведь я мог сделать его последнее фото.
— Мы пощелкали его в морге — возможно, от этой новости вам полегчает, — сказал Ребус, а когда Манго, взглянув на него, задумчиво улыбнулся, добавил: — Я бы не прочь посмотреть, что вы там наснимали…
— Постараюсь выкопать все, что возможно.
— Так, значит, в этой маленькой штучке их нет?
Фотограф покачал головой:
— Эти файлы уже в ноутбуке. Там в основном машины, со свистом мчащиеся вверх к замку, — дальше Эспланады нас не пропустили. — Он на миг задумался. — А знаете что: там же во время ужина работали официальные фотографы. Можно попросить их показать снимки, если это вас так интересует.
— Что-то сомневаюсь, что они их покажут.
Манго, взглянув на Ребуса, хитро подмигнул
— Положитесь на меня, — сказал он. Затем, глядя, как Ребус осушил свой стакан, добавил: — Трудно представить, что со следующей недели придется снова впрягаться в рутину.
Ребус улыбнулся и провел большим пальцем по губам:
— Мой отец говорил то же самое, когда мы возвращались из отпуска.
— Не думаю, что Эдинбург еще увидит нечто подобное.
— Уж до моей смерти определенно не увидит, — согласился Ребус.
— Как вы думаете, в результате что-нибудь изменится?
Ребус молча покачал головой.
— Моя подружка дала мне книжку про шестьдесят восьмой год — про «Пражскую весну» и про волнения в Париже.
«По-твоему, мы не подхватили эстафету», — усмехнулся про себя Ребус.
— Я пережил шестьдесят восьмой год, сынок. Тогда это ровным счетом ничего для нас не значило. Да и потом, впрочем, тоже.
— Не удалось настроиться и выпасть?[16]
— Я был в армии — короткая стрижка и выправка. — В этот момент к столу подошла Шивон. — Какие новости? — спросил Ребус.
— У нее ничего не нашли. Сейчас она на обследовании в глазной клинике. Такие дела.
— Ее выписали из «Уэстерн Дженерал»?
Шивон кивнула и снова взяла в руки айпод.
— Я хочу еще кое-что тебе показать. — Она повернула экран к Ребусу. — Видишь женщину в правом углу? Вот эту, нечесаную?
Ребус вгляделся в женщину, на которую указывала Шивон. В центре кадра была стенка плотно приставленных друг к другу щитов, но за ними виднелись несколько зрителей. Почти все они держали перед собой мобильники с встроенными камерами, а вот у женщины с взлохмаченными волосами была в руках настоящая видеокамера.
— Это же Сантал, — сказала Шивон.
— Сантал… А кто такая эта Сантал?
— Разве я тебе не рассказывала? Она жила в лагере по соседству с родителями.
— Странное имя… Думаешь, ей дали его при рождении?
— Оно означает сандаловое дерево, — растолковала Шивон.
— Есть такое мыло с отличным ароматом, — подсказал Манго, но Шивон пропустила его слова мимо ушей.
— Видишь, что она делает? — спросила она Ребуса, придвигая к нему айпод.
— То же, что и остальные.
— Да нет, не совсем то.
Шивон повернула айпод к Манго.
— Все наставили камеры телефонов на полицейских, — сказал он и для убедительности закивал.
— Все, кроме Сантал. — Шивон снова повернула экран к Ребусу и большим пальцем повернула колесико, переходя к следующему снимку. — Видишь?
Ребус видел, но не мог понять, что привлекло внимание Шивон.
— В основном они фиксируют действия полицейских, — пояснил Манго. — Это очень действенная
