него команду Дюгена. Но существует и другая возможность. Прежде чем совершить убийство, Брэд напился вдрызг, настолько, что забыл деньги, документы и доказательства своей вины. Нельзя исключать и того, что его самого уже убрали. Либо он, выполняя заказное убийство, так напортачил, что заказчик решил от него избавиться прежде, чем он окончательно выйдет из-под контроля. Либо он превратился в нежелательного свидетеля. В уравнении нужно было учесть и американские жертвы: Бена, погибшего во время урагана, его пропавшую невесту. А также таинственную мать самого Брэда. Незнакомку, которую никак не удается найти. Возможно, и ее уже нет в живых.
Лола смотрела на залитую утренним светом улицу, на сверкающие витрины магазинов: свежевыкрашенные розовые стены парфюмерии, заманчивую рубиновую глубину винной лавки. Деловитые прохожие выглядели бодрыми или хотя бы уверенными. Как бы ей хотелось позаимствовать у них немного животворной силы, прежде чем продвинуться дальше по дороге в царство мертвых. Как бы сказал Луи- Гийом, если бы мог выразить свое мнение? «Могильный тлен сменил весеннюю свежесть, а листву, которую ласкал беспечный ветерок, задушил вездесущий Мрачный плющ». Но с чего начать? Для встречи с Ингрид в Монсури еще слишком рано.
Она позвонила Бартельми. Он по-прежнему занимался поисками матери Брэда. Не найдется ли у него новостей посвежее? Само собой: позавчера майор Дюген допрашивал подрядчика Жильбера Марке и отпустил его только на рассвете.
— Не подкинешь ли мне пищи для размышлений?
— Увы, нет. Невозможно выяснить, что сказал Марке.
— Мне бы сговориться с Дюгеном, — пошутила Лола. — Он раскалывает людей, которые на меня даже не посмотрят. Зато я могу разговорить тех, кто на дух не выносит легавых при исполнении.
— Вам это и прежде удавалось, шеф, — ностальгически заметил лейтенант.
Экс-комиссар вышла из машины, чтобы купить бутылку холодного шампанского. После чего направилась к Монружу. По дороге она слушала радио, захватив конец программы о парижском дорожном движении: от сети светофоров до антенн мобильных телефонов, в том числе и о распределении автобусов через спутник. Она навострила уши, когда чиновник из Управления садово-парковым хозяйством рассказал, что девяносто две тысячи деревьев, окаймляющих парижские шоссе, снабжены микрочипами. Своего рода медицинские страховые полисы, даже зеленее настоящих, соединенные с главным компьютером, позволят любому столичному садовнику выяснить возраст, состояние, дату последней обрезки или идеальный график поливки каменного дерева в Провансе, четвертого от газетного киоска. Лола улыбнулась при мысли, что садовники, которых ей довелось повидать за последнее время, больше похожи на железных дровосеков, чем на крутых компьютерщиков.
Поперек парковки перед бывшей фабрикой керамической плитки стоял одинокий «даймлер», за рулем дремал какой-то тип. Лола записала номер машины и телефон прокатной фирмы. Чьи-то крики заставили ее подойти поближе. Она было решила, что внутри кого-то пытают, и уже собиралась разбудить шофера, когда сообразила, что сильно заблуждается. Юпитер будил животворную силу, у которой обнаружился весьма пронзительный голос. Бывают звуки, от которых голова идет кругом, так что Лола предпочла ретироваться в «твинго». Она перезвонила Бартельми и попросила его злоупотребить служебным положением, чтобы выяснить, кто арендовал «даймлер». Чуть позже он сообщил ей, что договор составлен на имя Стива Хатчинсона, проживающего в Панаме.
Она была одета в белое платье и с ног до головы увешана драгоценностями. Светлые волосы слегка растрепаны. Лола подошла к ней:
— Мадам Хатчинсон?
— Я не говорю по-французски.
— Не беда, — по-английски ответила Лола. — Вам известно, что вашего компаньона допросила полиция? Его только что отпустили.
Она понимала, что ее могут послать без лишних церемоний, но не могла упустить такой шанс.
— А вы, собственно, кто?
— Подруга Юпитера.
— Я бы скорее приняла вас за его бабушку.
— Я еще и журналистка. Пишу для журнала «Изящные искусства».
— Юпитер очень талантлив. Причем во всех областях. Мы с ним прекрасно ладим.
— Так это вы его покровительница, мадам Хатчинсон?
— Я терпеть не могу говорить без подготовки, мадам…
— Жост. Лола Жост.
— Но я готова ответить на ваши вопросы в редакции вашего журнала.
— Понимаю.
— Позвоните мне в «Бристоль». Я там остановилась. До скорого, Лола.
— Всего хорошего, мадам Хатчинсон.
— Зовите меня Хатч.
Американка помахала рукой, так что на солнце сверкнули покрытые лаком ногти и звякнули золотые подвески на браслете. Она направилась к «даймлеру», не забыв взглянуть на номерные знаки «твинго». Лола услышала, как она окликнула шофера, назвав его Джимом, и отметила, что он не вышел из машины, чтобы открыть дверцу перед хозяйкой. Она дождалась, пока машина скроется за поворотом, прежде чем извлечь шампанское. Оно успело нагреться.
Ей открыл полуголый Юпитер Тоби во всей своей солнечной, берущей за душу красе, только на этот раз в бермудах и очень хмурый на вид. В конце концов он все же улыбнулся. Она объяснила, что пришла поблагодарить его за гостеприимство, и извинилась за ущерб, нанесенный его запасам спиртного. Он пригласил ее внутрь и отнес шампанское в холодильник, оправил постель, а затем пригласил ее сесть рядом с ним на старый честерфилдовский диван.
— Я тут столкнулась с вашим спонсором.
— Я тоже, — вздохнул он.
— Ничего не скажешь, все при ней.
— Вот-вот, при ней и то, и се, она и при деньгах, и при делах…
— Думаю, вам с ней скучать не приходится.
— Мне уже кажется, что хорошего понемножку. — Он указал на так и не распакованные ящики у себя за спиной. — Я совсем не продвинулся. Перестал работать.
Лола промолчала.
— Ей бы хотелось иметь дюжину жизней. Беда в том, что пока она пожирает мою. И вам не стоило беспокоиться из-за шампанского. Здесь его полные ящики. Дизайнерская посуда, шелковые простыни, мягкие полотенца. Ее шофер привез все это барахло и вернулся в машину, чтобы терпеливо, словно верный пес, ждать, пока мы закончим наши забавы. Я знаю, о чем вы думаете. Она красивая женщина, и мне не на что жаловаться. К тому же она щедра, что весьма кстати для такого, как я.
— Такого, как вы?
— У моей семьи были средства. В свое время.
— Но не теперь?
— Я принадлежу к обедневшей ветви. Но давайте все-таки выпьем шампанского. Мне это промоет мозги. Вы не против?
Она улыбнулась, и он разлил вино по бокалам.
— Вообще-то не так уж плохо, что мои скульптуры до сих пор не распакованы.
— Вы собираетесь снова переезжать?
— Эта мысль не дает мне покоя.
— Но у вас скоро выставка.
— Я подумываю от нее отказаться.
— И вернуться в мастерские Жармона?
— Туда или еще куда-нибудь. Во всяком случае, в такое место, где я никому ничего не буду должен.
— Вам придется нелегко. Мы живем в эпоху развитого капитализма, если вы не заметили.
