цветами, выставленных на тротуар. Азалии, лилии, даже мимоза, такое редкое и хрупкое растение. Она закрыла глаза, пытаясь уловить ее аромат, но все заглушали выхлопные газы.
Она и подумать не могла, что Брэд мог уехать из Штатов и приобрести поддельные документы. Конечно, у него французские корни, но где он научился говорить по-французски как заправский француз? И почему не навестил ее? Откуда у него ее афишка? Какое отношение он имеет к этому жуткому убийству? Задушена. За-ду-ше-на. У нее было ощущение, что это слово, уродливое и труднопроизносимое, бьется у нее в голове, как муха о стекло. Задушена. Задушена.
— Fuck! Fuck! Fuck!
В одиночку ей ответа не найти. В одном она уверена: несмотря на все свои таланты в области защиты зеленых насаждений от любых летучих и ползучих гадов, Брэд и мухи не обидит. И уж тем более не станет убивать бедняжку в парке Монсури.
Решительным шагом она направилась к станции «Сен-Марсель». Ей известно, где найти собеседников, способных на большее, чем без конца задавать одни и те же идиотские вопросы, надеясь добиться результата. Между прочим, почему о полицейских допросах говорят «поджаривать на медленном огне»? Ведь между поварами и полицейскими нет абсолютно ничего общего.
5
— На закуску я тебе советую взять спаржу.
— Просто спаржу, без ничего?
— Ну что ты! Поджаренную с пармезаном и пармской ветчиной.
— Недурно. А потом?
— А потом ножку ягненка.
— С картошкой?
— Молодой и рассыпчатой.
— А вино?
— Легкое «кот-роти». Я только что его получил. Весьма недурное. Начнешь с него?
— Если ты отведаешь его вместе со мной, Максим.
— Ладно, но только один глоток, Лола. Сейчас начнется запарка, мне надо быть в форме.
Лола Жост проследила взглядом за тем, как Максим Дюшан бодрым шагом устремился к винному погребу. У нее тоже было приподнятое настроение. Она встала рано утром и смаковала кофе, облокотившись на подоконник открытого окна, выходившего на улицу Эшикье, осененную благодатью.
То было великое таинство. Каким образом лишенная деревьев городская магистраль с редкими цветочными горшками на подоконниках могла передавать это ощущение бурлящей природы? Хотелось верить, что воздух был насыщен не только пыльцой, а еще и частицами, заряженными животворной силой.
«Животворная сила! И что это на меня нашло?» — улыбнулась она про себя.
Лола села за свой обычный столик, откуда открывалась панорама «Дневных и ночных красавиц», хотя слово «панорама» было слишком звучным для скромного местного ресторанчика. Появился Максим с вином и штопором. От одного взгляда на этикетку у Лолы потекли слюнки. Хлоя, официантка, хорошо знавшая пристрастия хозяина и отставной комиссарши полиции, поставила на стол вазочку с зелеными оливками.
Максим разлил вино, и Лола вдохнула содержимое своего бокала.
— Знаешь, что сказал бы Рабле, Максим?
— Нет, но хотел бы узнать.
— «Насколько же запах вина соблазнительнее, пленительнее, восхитительнее, животворнее и тоньше, чем запах елея!»[5]
— Поддерживаю, — сказал Максим, отпивая глоток.
Лола последовала его примеру и удовлетворенно причмокнула. Тут она увидела фигуру Ингрид, промелькнувшую за широкими окнами «Красавиц». Когда та вошла, Лола заметила, как измучена ее подруга. Она хотела было предложить ей присоединиться к ним за чашей «кот-роти», но вовремя одумалась. Американка придерживалась разумного и здорового образа жизни и до самого вечера не брала в рот спиртного.
Ингрид рухнула на стул, словно пестрый мешок с картошкой. Высмотрев в ведерке бутылку, она налила себе, даже не взглянув на этикетку, не полюбовавшись цветом вина, не насладившись его букетом, и залпом проглотила чудесный нектар. Максим и Лола воздержались от каких-либо комментариев: ситуация была не из простых, а заряженные животворной силой частицы явно не подействовали на Ингрид Дизель. Они молчали, давая ей подыскать нужные слова, и когда она их нашла, голос ее был искажен неизъяснимой яростью:
— Они вызвали меня в нерассветную рань и сообщили, что один из моих лучших товарищей убил девушку, словно свинью, а потом слинял, как последний трус.
— Спокойно, — сказала Лола. — Давай по порядку. Кто это «они»?
— Твои экс-коллеги.
— Легавые из Десятого округа?
— Нет, с площади Италии. Майор Саша Дюген, невыносный тип.
— Ты хочешь сказать, невыносимый?
— Невыносимый, невывозимый, какая разница!
— Я знаю о нем понаслышке. Честолюбив. Между прочим, он самый молодой майор в Париже. К тому же женат на высокопоставленной чиновнице из Министерства внутренних дел, такой же честолюбивой, как он сам. А что за друг?
Ингрид набрала в грудь побольше воздуха и заговорила о Брэде Арсено, Новом Орлеане, нападении, спасении, Магнолия-холле и даже о попугаях, орущих на ветках Великана, о лимонаде, поджидавшем их в холодильнике, и о рыбках, резвившихся в протоке. Лола и Максим позволили ей размотать до конца клубок воспоминаний. Не только потому, что воспоминания были колоритными: повествование явно шло на пользу Ингрид, певшей дифирамбы своему другу-садовнику. Лола, как истинный комиссар полиции в отставке, подумала, что ее американская подруга пытается убедить саму себя в непричастности этого Брэда к преступлению, так как не в силах полностью избавиться от подозрений.
— А что за убийство? — спросила она.
— Убита девушка. Задушена в парке Монсури. Медленно и жестоко. Пластиковым пакетом.
— Кажется, я что-то такое читала в газете, — подтвердила Лола. — А когда это было?
— Ну конечно! — вмешался Максим. — Совсем недавно. Девочки, дальше можно не искать.
— Да и зачем? — хмыкнула Лола. — Чего нам еще искать — такое вино, такая компания. И славная страшилка на закуску.
— Как ты можешь шутить, Лола? Это ужас что такое!
— Я спускаю пар. И тебе советую.
— Чтобы расшевелить твое волнение и выгнать покой, придется попотеть.
— Лучше говорить «взволновать» и «нагнать страху», Ингрид, но это все мелочи.
— «Взволновать» — гадкое слово.
— Не спорю, но оно значит именно то, что значит.
Ингрид пожала плечами и снова налила себе вина.
Максим вернулся со старым номером «Франс суар». Разгладив газету, он протянул ее Лоле.
В среду, 22 марта, в 6.45 утра, пара джоггеров наткнулась на чудовищную находку. Безжизненное тело Лу Неккер, двадцати четырех лет, проживавшей в Тринадцатом округе, лежало в парке Монсури (Четырнадцатый округ). На девушку напали на рассвете; по-видимому, убийца воспользовался пластиковым пакетом, чтобы задушить жертву. Преступление было совершено до открытия парка, но комиссариат на
