ощущать свои руки и ноги. Затекшие, пронзенные тысячами иголок. Ледяная волна окончательно привела ее в себя.
Ингрид Дизель не сразу удалось сосредоточиться. Промокшая, в одном нижнем белье, голова зажата обручем, со стянутыми липкой лентой плечами, запястьями и бедрами, она сидела на странном сиденье. Ноги ее упирались в металлические пластины. Она ощущала запах выхлопных газов. Прямо перед ней желтые лучи очерчивали прямоугольники на асфальте, опрокинутое красное пластмассовое ведро. Ее только что привели в чувство, окатив ледяной водой. Она находилась в паркинге. Пустом.
— КОГО ТЫ ХОЧЕШЬ ПОРАЗИТЬ СВОИМ ПРЕДСТАВЛЕНИЕМ?
Лола была в ярости. Ингрид попыталась повернуться к ней. Невозможно. Ее ослепил прожектор. Позади него двигались тени.
— Алис Бонен. На кого она работала? — произнес металлический голос.
— Повторяю в сотый раз: понятия не имею, дружок.
— На кого, Жост?
Ингрид поняла, что их похититель пользовался устройством звукомаскировки. Для этого достаточно компьютера, микрофона…
— Я не умею сочинять сценарии! Засунь свои реплики киборга себе в задницу.
— Дизель, ты знаешь на кого она работала.
— I don't speak French.[31]
— Скажи это кому-нибудь другому.
— I don't understand.[32]
— Орлеан, вкати-ка ей разряд! — приказал металлический голос.
По локтю чем-то ударили, и разряд скрутил ей нервы. Ее вопль перешел в стон, она задыхалась, затем сжала зубы и перевела дух. Она слышала, как Лола защищала ее, крича, что электричество слишком опасно рядом с водой, все может очень плохо кончиться. Ингрид вслушивалась в эти крики изо всех сил, цеплялась за них, чтобы забыть ослеплявшую ее боль, отступавшую слишком медленно, как катастрофический прилив. На глаза навернулись слезы. Она выругалась в отместку за это унижение.
— Motherfucker! Giant turd! Fucking jerk!
— Это ускоренный курс французского, Дизель. Давай, не стесняйся, — говорил металлический голос.
— Fuck you, deep shit!
— Я добавлю ей немного, Авиньон? — спросил другой, нормальный голос.
Ингрид отдавала себе отчет, что ее мучитель не получал удовольствия от своего занятия, голос был простоватый, нерешительный, как у человека, который подчиняется кому-то более важному. Она размышляла изо всех сил. Это был лучший способ не поддаться панике, ядовитому цветку, мешавшему ей дышать; но тело ее запомнило боль, и нервы, легкие, сердце трепетали от страха.
— На кого работала Алис Бонен? — вновь спросил тот, кого называли Авиньоном, начиная терять терпение.
— На «Праздник, который всегда с тобой», заведение на улице Батиньоль, — четко произнесла Лола. — Она изображала Бритни Спирс для Жоржа и Карин Лебуте и Ролана Монтобера, светского человека, который знаком со многими влиятельными людьми. Но ты все это уже знаешь, верно? Заставляешь меня трещать языком, как мельница, просто от нечего делать.
— Мне наплевать на эти истории с двойником, Жост. Ты же сама это понимаешь.
— Но именно этим занималась Алис!
— Это даже забавно. Но мое время стоит целого состояния.
— У Алис было много знакомых, даже слишком много. Ночной Париж — это целая толпа и очень пестрая толпа, как в ней не затеряться?
Ингрид понимала, что пытается сделать Лола. Она стремится увеличить, растянуть передышку между двумя разрядами. Но для чего? «Чтобы я успела составить план, черт возьми!»
— Думаю, что мы имеем право на еще один удар молнии, Орлеан.
— Напряжение такое же, шеф?
— Пока да, Орлеан.
— Эээ, хорошо, Авиньон.
— ОНА ГОВОРИТ ПРАВДУ! — закричала Лола. — Она не понимает по-французски! И я завидую ей, чтоб вам пусто было! Меня уже тошнит от твоих угроз, Авиньон.
— Перенести наказание на тебя — тактически глупо.
— Наказание! Ты что, надзиратель?
— Очень глупо.
— Чего тебе еще нужно? Я тебе уже назвала все имена, которые знала. Больше нам ничего не известно.
— Ты попала в мир, где надежде нет места. Тебе и правда надо объяснять?
— Оставь свои высокопарные речи при себе, ничтожество. На том свете тоже нет места надежде. Так что плевать.
— Спрашиваю в последний раз. Кто хозяин Алис Бонен?
— Fuck you, stinking turd!
— Твоя напарница дурно воспитана, Жост. Это наводит меня на мысль, что она не контролирует свои эмоции. Тем лучше. Давай, Орлеан!
Чудовищная боль вонзилась Ингрид между ключицами. Ей показалось, что тело ее взлетело, чтобы врезаться в потолок. Она плакала, плевалась, словно выделения могли унести с собой электрический разряд. Но гордость ее не была сломлена. Она переборола себя. Где-то она прочитала, что адреналин способен творить чудеса.
Слюна и слезы навели ее на мысль. Свои эмоции можно перевернуть, как большую восьмерку. Электрические разряды дали ей другое оружие. Можно притвориться, будто у нее непроизвольные судороги. Придется брыкаться изо всех сил в этом гестаповском кресле, это титанический труд, но у нее должно получиться. Ингрид вновь вспомнила о методе Студии актеров стриптиза. Внутри у меня целый мир. Там живут толпы живых существ. Все они уже откликнулись на мой призыв, они готовы помочь. Она воззвала к табуну мустангов из американских прерий. Полсотни чистокровных животных. Их гонят к Рио-Гранде Чарлз Бронсон, Стив Маккуинн, Юл Бриннер и великий неподражаемый Джеймс Коберн. Все они парни с горячим сердцем. Не опереточные киборги, псевдодантисты с их бормашиной без анестезии. Эй, Джеймс! Эй, парни! Помогите мне стать настоящей Zoca.
Ингрид набрала побольше воздуха и постаралась, чтобы ее голос просверлил насквозь потолок паркинга и все этажи здания:
— ААААААШ! АААААА!!! AAA!!!
И так снова и снова. От крика стены, казалось, содрогнулись и покрылись трещинами. Вот-вот все взорвется и полетит к чертовой матери!
— АААААААШ! АААААААШ! АААААА!!!! АААГГГГГГ!!!
— Что делать, ше… э-э! Авиньон?
— Сердце может не выдержать, Орлеан. Ты должен отвязать и уложить ее, — сказала Лола. — Не получилось дружеского разговора, Авиньон. Тем более что я решила молчать. Раз не осталось надежды, то и говорить не о чем. Это твои слова.
— АААААА А!!!! АААААААА!!!! AAA!!!
— Орлеан, разрежь скотч везде, кроме запястий! И откинь спинку, чтобы она лежала!
Подручный расстегнул металлический обруч, державший голову Ингрид, разрезал ножом клейкую ленту. Она перестала вопить, но брызгала слюной, вращала глазами, как невменяемая на грани апоплексического удара. При этом она ухитрилась рассмотреть лицо своего мучителя. Лет тридцать, не очень сильный, с залысинами.
Связанными кулаками она врезала ему по физиономии. Изогнувшись, сумела встать. Зажав левой рукой окровавленный нос, с безумным взглядом он поднял нож и пробормотал не слишком убедительно: «Ни с места!» Ингрид подставила под лезвие свои связанные руки. Прежде чем поддаться, лента защитила ее, но нож раскроил ей левую руку. Подавив боль, она вывернула Орлеану запястье, чтобы отклонить лезвие в
