— Не совсем, и все тут.
Доротея берет листок бумаги из ящика, что-то пишет на нем и протягивает собеседнице.
— Вот. Достаточно было открыть телефонную книгу, и вы бы нашли этот адрес. Теперь уезжайте.
Не трогаясь с места, Жюли кивает в сторону Бландины:
— Вы сами ухаживаете за матерью?
— Как когда. Я, мой отец, Мирабель… Мама живет то здесь, то… в другом месте.
— Ваш отец — это Клод Дехане?
— Он самый.
— А где он?
— Не знаю, его фургона тут нет. Вы кого хотите видеть — его или Алису?
Жюли, раздраженная дерзостью молодой женщины, внезапно меняет тон:
— Обоих. Ваша мать была тут совсем одна. С ней рядом должен постоянно кто-то находиться.
Доротея подходит к креслу и снова поворачивает его к окну.
— Когда мама еще могла говорить, она больше всего любила вид из этого окна. Она просиживала тут часами в качалке и читала любовные романы. И что-то напевала.
Слова звучат фальшиво, женщина говорит словно заученными фразами. Как можно наслаждаться видом военного кладбища?
— У вашей матери синдром «запертого внутри», верно?
— Да, правильно.
— Нарушение мозгового кровообращения?
— Несчастный случай.
— С кем я могу связаться, чтобы получить информацию о ней? С медицинским центром в Берк-сюр- Мер?
Доротея хмурится:
— А зачем вам информация? Вы думаете, нам тут нужна социальная служба?
— Человек, пытавшийся покончить с собой, вряд ли может заниматься уходом за такой тяжелой больной. По правде говоря, я не понимаю, почему клиника не…
— Моя мать получает отличный уход, за ней наблюдают компетентные специалисты по лечебной физкультуре, физиотерапевты, врачи. Мой отец полностью переоборудовал все в доме, чтобы у мамы были все возможные удобства, разве вы не видите? Вы представить себе не можете, как он о ней заботится. Уже много, много лет все идет прекрасно. А теперь — уезжайте!
Доротея поворачивает инвалидное кресло.
— Посмотрите на маму, вам кажется, что она истощена? Нет? Вы представляете себе, что это такое — уход за больной с синдромом «запертого внутри»? Представляете себе, чем он пожертвовал? Так что нечего приезжать сюда и угрожать нам. Я вам искренне советую — уезжайте, пока отец не вернулся.
— Почему? Он что, склонен к насилию?
Доротея, не мигая, смотрит на нее.
— Что вы пытаетесь узнать? Почему моя сестра никогда и никому о вас не говорила?
Жюли выдерживает ее взгляд.
— По той простой причине, что мы с вашей сестрой еще не знакомы.
— Вот как. Я могу на вас пожаловаться. С чего мне вам верить? Откуда мне знать, что вы не желаете моей сестре зла?
Румянец заливает бледные щеки Доротеи, ее взгляд полон холодной злобы. Жюли решает разрядить обстановку:
— Помимо всего прочего, я работаю в клинике Фрейра, это психиатрическая больница в Лилле. Несколько дней назад мы нашли на автобусной остановке мужчину, совершенно неподвижного, не способного говорить. Такое состояние называется кататонией. Он был голый, только прикрыт одеялом.
— И что?
— На этом одеяле были следы менструальной крови, и анализ показал, что она принадлежит женщине с редчайшей группой крови, так называемой бомбейской.
Доротея выглядит растерянной. Жюли продолжает, она понимает, что действует в правильном направлении.
— Выяснилось, что в этой области живет только одна женщина с такой группой крови, и это — ваша сестра.
Внезапно Доротея испытывает острое желание прислониться к стене.
— Когда? Когда вы нашли этого мужчину?
— Утром во вторник. Вас что-то тревожит?
Кажется, что Доротея унеслась мыслями куда-то очень далеко, у нее забегали глаза. Она трясет головой. Вокруг темнеет, тяжелые облака заволакивают небо.
— Конечно, это меня тревожит. То, что вы рассказываете, так… запутанно.
— Но это правда.
Доротея ходит взад и вперед, сжимая и разжимая руки. Все та же напряженная походка, горделивая осанка.
— Ну хорошо, бомбейская кровь. А почему женщина с этой кровью должна обязательно жить в этой области? Разве моя сестра — единственная в мире?
— Результат простых логических рассуждений. Но вы правы, стопроцентной уверенности нет. Однако, если потребуется, мы сделаем анализ ДНК.
— Анализ ДНК моей сестры?
— Да.
Доротея мечется как лев в клетке, в ее поведении чувствуется что-то взрывное. Жюли неоднократно наблюдала больных маниакально-депрессивным психозом в маниакальной стадии, и они вели себя точно так же, это были люди с обнаженными нервами.
Внезапно Доротея подскакивает к Жюли, кладет руку ей на спину и направляет в сторону кухни.
— Не нужно, чтобы мама все это слушала, зачем ее напрасно волновать?
— Ох, простите, я…
— Вы не обратили внимания, это естественно. В детстве я вела себя так же.
Доротея открывает шкаф и достает два стакана.
— Садитесь. Воды? Сока?
— Стаканчик воды, спасибо. Такая жара…
— Мой отец все время мерзнет, поэтому у него постоянно включено отопление.
Она идет к холодильнику. Жюли смотрит на нее с завистью. Очаровательная женщина, с изящной фигуркой, идеальными чертами лица. Она могла бы быть стюардессой или манекенщицей.
Доротея наполняет стаканы.
— Думаю, что эта история касается меня в такой же степени, что и Алисы, так что можете мне все рассказать. Мы с ней — гомозиготные близнецы, и у нас одна группа крови.
Жюли чуть не давится.
— Про… простите меня! Я…
— Меня не было в вашем списке?
— Нет.
Светлые глаза Доротеи устремляются куда-то за спину Жюли.
— Наверное, потому что я практически никогда не ходила к доктору Данби.
Жюли ни на минуту не забывает о своей цели: понять.
— А ваша сестра часто ходила… к врачу?
— В детстве Алиса без конца болела. Ангины, простуды, даже летом. Я не припомню, чтобы у меня хоть раз брали кровь на анализ. Может быть, когда я была совсем маленькой… совсем не помню.
— В любом случае, вы не занесены в регистр.
Жюли залпом допивает воду, ей кажется, что она попала в какую-то совершенно нереальную ситуацию. Синдром «запертого внутри», бомбейская кровь, теперь еще и близнецы… Она достает из кармана фотографию кататоника.
