Бреннер настолько удивился, что здесь работает такой интеллигентный молодой человек, что едва не забыл свой вопрос:
— Я ищу своего коллегу.
Рабочий прижал ногу дверцей и обернулся к Бреннеру:
— А здесь его нет? — Он показал на шесть-семь трупов, лежавших повсюду прямо на виду.
— Мой напарник не умер, — сказал Бреннер. Но в этот момент он был, видимо, не совсем в этом уверен, иначе бы не стал на всякий случай смотреть на трупы.
— Тогда вы не по адресу, — улыбнулся молодой человек. У него было настолько интеллигентное лицо, что Бреннер подумал: наверное, студент или извращенец.
— Вы ведь иногда в окно на стоянку смотрите, — начал Бреннер. Потому как Рози была права: ну просто панорама, а не окна, и с видом на стоянку.
— Редко. Внутри гораздо интереснее, — усмехнулся молодой человек.
А может, все-таки не студент, промелькнуло в голове Бреннера.
— И тем не менее вы ничего необычного не заметили там, на стоянке?
— Необычного на стоянке «скорой»? Вы имеете в виду, спасателя без солнечных очков или без усов?
— Спасатель без усов, но в солнечных очках, почти два метра ростом, тощий, как Микки-Маус.
— Это ваш коллега?
— Да, коллега. Он у меня потерялся.
— Нет, такого не видел. И не мог видеть. Потому что под окнами очень долго стоял грузовик.
— С каких это пор грузовикам разрешено там парковаться?
— Я тоже себе этот вопрос задавал, — сказал молодой человек, а потом в его печке что-то звякнуло, примерно так, как звенят микроволновые печки, и он открыл дверцу и засунул туда очередную ногу.
— На грузовике была какая-нибудь надпись?
— Я не обратил внимания.
— Может, «Ватцек-бетон»?
— Понятия не имею, — сказал парень, потому как это был не такой человек, чтобы соглашаться с первым встречным, ведь студенты и извращенцы очень напирают на духовную независимость.
Когда Бреннер вернулся к машине, он сразу увидел, что микрофон рации оборван.
— Что вы сделали с микрофоном рации, фрау Рупрехтер?
Хочешь верь, хочешь нет, только из-за того, что Бреннер оставил ее на пять минут одну, она сразу же попыталась вызвать по рации помощь. Но конечно, вместо того, чтобы нажать единственную кнопку на микрофоне, от нетерпения и гнева она сразу же выдрала кабель.
— Как только я попаду домой, я буду на вас жаловаться, — начала грозить она.
— Да, госпожа Рупрехтер.
— Куда подевался этот ваш коллега?
— Умер, госпожа Рупрехтер.
Это он просто так сказал, чтобы ее попугать. Глупо только, что он сам испугался больше старухи. Когда он наконец отделался от нее, ему пришлось возвращаться в контору и забирать новый микрофон. В конторе никто ничего не сказал про Малыша Берти, и он тоже не стал упоминать, что Берти пропал. Он надеялся, что ему достанутся выезды поспокойнее, чтобы он мог между делом поискать Берти. Но просто чертовское везение: один срочный вызов за другим.
А под вечер еще одна ездка, из-за которой он едва совсем не забыл про Малыша Берти.
Женщина сразу показалась ему знакомой. Хотя возраст ее, конечно, изменил. А рак изменил ее еще больше. А что изменило самого Бреннера, ему про это и думать не хотелось.
Несмотря на это, они оба узнали друг друга почти одновременно. Не сразу, а сначала в испуге отвели взгляд, потом опять покосились друг на друга, потом снова посмотрели в сторону, потом слегка улыбнулись и потом одновременно:
— А вы не?… — и потом смущенно рассмеялись из-за этого «вы», хотя когда-то в пунтигамской гимназии клялись друг другу в вечной любви.
— Клара, — усмехнулся Бреннер.
И Клара вскинула брови так, как когда-то нравилось Бреннеру.
И чтобы от всех этих улыбок и вскинутых бровей не впасть ненароком в чувствительность, Бреннер быстренько сказал:
— Тебя, значит, тоже в Вену занесло.
— Уже двадцать восемь лет как занесло.
Двадцать восемь лет назад ты еще ходила в пунтигамский детский сад. Или: ты что, в животе у мамы в Вену переселилась? Тебя что, в первом классе на экскурсии в Вене забыли? Или как там говорится в таких случаях.
Но все-таки лучше не шутить насчет возраста, когда везешь на лечение человека, больного раком.
— Уже двадцать восемь лет? Ты в Вене училась?
— Да, а ты? Я думала, ты в полиции окопался?
— Да, по самые уши был.
Бровь взлетела вверх.
— Сколько ты там пробыл?
— Девятнадцать лет.
— Девятнадцать лет. Ты что, с детского сада начал?
Я не хочу сказать, что он не сходя с места снова влюбился в Клару. Но не сходя с места он уже понимал, что в ней так нравилось ему раньше. Потому что за всю свою жизнь он больше не нашел женщины, с которой так хорошо можно было перешучиваться, как тогда с Кларой в пунтигамской гимназии.
Хотя она была из хорошей семьи и в таких случаях обычно говорят, что в смысле юмора, учитывая происхождение Бреннера, они должны были плохо сочетаться.
Но с другой стороны, оба они были из Пунтигама, родины пива. А Клара из семьи пивоваров. А семья пивоваров в смысле юмора все-таки не так уж далека от простых людей.
Хотя семья Клары и в самом деле старалась по возможности избавиться от хмельного духа. Утонченное воспитание и все такое. Только вот Клара недолго выдержала в интернате в Швейцарии. Но и дома она продолжала петь в Баховском хоре, два раза в неделю на репетицию ходила. А музыкальные пристрастия Бреннера, конечно же, заставляли морщиться ее изящный пивоваренный носик.
И теперь самое время сказать вот о чем. Тебе вряд ли удастся найти человека, у которого было бы так мало самомнения, как у Клары. Деньгами она и подавно не кичилась. И с музыкой то же самое.
Я бы сказал, скорее уж Бреннер с его сверхчувствительностью больше носился со своим вечным Джимми Хендриксом, чем она со своим самомнением.
— Ну и чем же ты занималась эти двадцать восемь лет в Вене?
— Работала учительницей музыки в одной гимназии.
— И какая тебе в этом была нужда?
Клара улыбнулась. Знаешь, такой улыбкой, которой улыбаются состоятельные люди, когда какой- нибудь несчастный голодранец дает им понять: «Ну какие такие у тебя могут быть проблемы с твоими-то деньгами».
Бреннеру тут же стало стыдно, что почти через тридцать лет он не продержался и трех минут, как у него соскочил с языка намек на деньги. И я лично тоже не могу не сказать. Да я первый скажу: если ты кладешь в карман слишком много денег, изволь считаться с тем, что в один прекрасный день ты будешь болтаться на фонарном столбе. Делать это надо тихо и профессионально, и ни к чему все время отпускать эти завистливые намеки.
Бреннер попытался загладить свою оплошность, ну фактически проявить способность к сопереживанию:
— Не очень-то легко с таким наследством за плечами?
— Со святым Мертием за плечами тоже не очень легко, — улыбнулась Клара.
