Она усмехнулась:
— Веришь. Тебе не хочется верить, но ты веришь, Билл.
— Нет.
Элисон пожала плечами:
— Тогда попробуй сам, докажи мне, что я лгу.
— Спасибо, конечно, но, как говорится, вынужден отказаться.
— Боишься?
— Ты сама только что говорила, что рыба смертельно ядовита.
— Мне казалось, ты не веришь…
— Я верю в яд, а не в волшебство, которое он проделывает с человеческими мозгами.
— Но без яда никакого волшебства не получится. И если ты веришь в одно, значит — веришь и в другое.
— Увы, — сказал я.
— Ты действительно считаешь, что наше шоу — обман?
— Все эти люди, которые ели рыбу, вполне могли быть подставными. А если они были настоящими, значит, Ха сделал что-то с рыбой, например — спрыснул ее ЛСД или чем-то еще.
— Все было взаправду, Билл, — тихо сказала Элисон.
— Возможно, просто я не убежден.
— Что же способно тебя убедить?
— Должно быть, что-то другое, Элисон, что-то еще.
Она вздохнула и провела пальцем по лацкану моего пиджака.
— Знаешь что, Билл?…
— Что?
— Попробуй убедить себя взять свою куртку и подождать меня снаружи, о'кей?
В такси Элисон буквально набросилась на меня. Забросив одну ногу мне на колени, она гладила мне щеки руками в тонких перчатках, и мне оставалось только откинуться назад и наслаждаться этим. Я и наслаждался, хотя меня не оставляло беспокойство.
Я боялся, что люди Г. Д., возможно поджидавшие меня у выхода из ресторана, могли теперь незаметно следовать за нами. Но не исключено было, что я просто убедил себя в этом, полагая, что раз они оказались способны выследить меня один раз, ничто не может помешать им сделать это снова.
Где-то в районе Восточных Восьмидесятых улиц Элисон велела таксисту свернуть, и пять минут спустя мы уже входили в парадное дома, где она жила. Взмах рукой, которым Элисон приветствовала дремлющего на стуле консьержа в форме, был коротким и резким, словно она метнула нож, и имел почти такой же эффект: не сказав ни слова, консьерж снова уронил голову на грудь. По его реакции я сразу догадался, что был не первым мужчиной, которого Элисон вела к себе посреди ночи, но был уверен, что от привратника я никогда не узнаю никаких подробностей.
Когда на верхнем этаже двери лифта открылись, я увидел огромную квартиру размером почти с теннисный корт.
— Вот это да! — вырвалось у меня. — Какая большая у тебя…
— Идем, — перебила меня Элисон. — Я все покажу тебе утром.
И мы прошли прямо в спальню, где стояла кровать — такая широкая, что в ней могли бы поместиться даже не два, а три человека. Остановившись возле нее, Элисон стала раздеваться. Туфли полетели на ковер; платье повисло на спинке кресла; щелкнула застежка лифчика, и передо мной закачались груди Элисон; трусики скользнули по ногам вниз и были отброшены нетерпеливым пинком.
— Теперь вы, мистер.
Я торопливо разделся и вскоре уже пробовал на вкус ее солоноватую кожу, ее напряженные соски. Прошло очень много времени с тех пор, как я в последний раз держал в объятиях женщину, любую женщину, и теперь я испытывал к Элисон глубокую благодарность за то, что она отдалась мне, или, наоборот, взяла меня — за то, что повалила меня на спину и присосалась ко мне бесстыдно и самозабвенно. Мгновение спустя я был уже внутри нее. Возможно, я не показал себя супергероем, но и не ударил лицом в грязь, продемонстрировав вполне приличное умение и работоспособность. Иметь дело с Элисон, впрочем, оказалось достаточно легко: она пропустила меня внутрь и в дальнейшем пользовалась мною для своего удовольствия. Она словно масло ложкой взбивала, но я не чувствовал себя уязвленным. На свете, наверное, нет ничего приятнее, чем влажная бархатистость женского лона, и голова у меня закружилась от наслаждения.
— Подожди! — внезапно сказала Элисон. — Выйди на минуточку.
Не сразу я сообразил, чего она от меня хочет.
— Что случилось?
— Ничего, все нормально. Просто подожди немного, не кончай, ладно?
Озадаченный, я скатился с нее на простыню.
— Я сейчас вернусь, парни. — Элисон вскочила и бросилась в ванную. На мгновение вспыхнул яркий свет, потом дверь плотно закрылась, и в спальне снова стало темно.
Я не знал, что мне делать — сердиться, обижаться или смеяться. Додумать я не успел. Дверь ванной комнаты отворилась, и Элисон, на которой по-прежнему ничего не было, снова запрыгнула в кровать.
Пахло ли от нее чем-то знакомым, или мне это просто показалось?
— Все в порядке?
— Да, конечно. Просто я забыла кое-что сделать.
— Понятно, — сказал я, словно мне и впрямь все было понятно. Одновременно я пытался припомнить, какие способы контроля рождаемости распространены в наши дни больше всего.
— О'кей, — промурлыкала Элисон и снова обхватила меня руками. — Так на чем мы остановились?
Мы продолжили начатое дело, и, должен признаться, этот небольшой перерыв добавил моему удовольствию новые краски. Я чувствовал, как ее руки прижимают меня все сильнее и сильнее, пока лоб Элисон не уткнулся мне в переносицу.
— Билл, — прошептала она, щекоча в темноте губами мою шею, — если я буду вести себя немного странно, ты… не обращай внимания, хорошо? Позаботься обо мне, о'кей?
— О'кей. — Но я мог бы ничего не говорить.
— Хорошо… — выдохнула Элисон. Потом она притянула меня еще ближе и внезапно укусила за нижнюю губу, да так сильно, что пошла кровь. — Ну, давай же!.. — не проговорила, а прорычала она странным, задыхающимся голосом, какого я у нее никогда прежде не слышал. — Сильнее!.. Возьми меня, Билл. Я хочу тебя — хочу, чтобы ты трахал меня, до тех пор пока…
Я был только рад исполнить то, что от меня требовалось, хотя это «пока» и наступило довольно скоро — всего минуту или две спустя. Потом, когда отзвучал мой собственный победный клич, я вдруг заметил, что Элисон как-то странно обмякла в моих руках.
— Элисон?!
Ее голова запрокинулась, глаза были широко открыты, но смотрели они сквозь меня, словно не видя, и на одно короткое, но страшное мгновение перед моим мысленным взором вновь встал призрак Уилсона Доуна-младшего.
Да что там — я был напуган просто до чертиков.
— Элисон, эй!..
Я сел. Элисон распласталась на простынях, уперев кулаки в бока. Я включил лампу. Ее глаза уже закрылись, но теперь я видел, что она дышит, хотя время от времени по ее телу пробегала какая-то странная дрожь. Испугавшись, что я опять сделал что-нибудь не так и теперь Элисон в опасности и даже может умереть, я взял ее за руку.
— Элисон?!! — позвал я в третий раз.
Сначала она никак не отреагировала, потом веки ее дрогнули, кончик языка скользнул по нижней губе. «Если я буду вести себя странно — позаботься обо мне», — припомнил я.
— Что с тобой?
