– Я всегда представляла тебя с маленькой темноволосой дочкой на руках, – счастливым голосом заговорила Дженис, прервав его. – Я столько раз представляла себе подобные картины!
– Вот и продолжай представлять, – ласково заметил он. – Картины хорошие, почему бы и не попредставлять.
– Ты дал официанту чаевые? – спросила она.
– Тридцать процентов.
– Ну, Питер! – весело упрекнула его Дженис.
– Хороший был вечер. Я благодарен официанту.
Она протянула ему ключи от машины:
– Поведешь ты.
В ее «субару», лицензия на которую была скопирована с компьютерных данных каких-то организаций, относящихся к ведению Винни, он включил печку и, порывшись в дисках, извлек старую запись Джеймса Тейлора и поставил ее. Нежный голос Бэби Джеймса мурлыкал про любовь, страдания и верность. Он ехал медленно, понимая, что сильно пьян: ведь стараниями Дженис они с ней прикончили и третью бутылку. Можно было легко заработать «прокол», а газеты, уж конечно, не упустили бы такого случая – видный городской чиновник задержан пьяным за рулем, – подобными скандалами с официальными лицами пресса не пренебрегает. Он зорко следил за светофорами на Маркет-стрит. Возле вентиляционных решеток маячили массивные фигуры, темные силуэты четко выделялись на фоне ярко подсвеченных входов в государственные учреждения. Не страшно, плевать, пусть убираются в преисподнюю или в свои пропахшие мочой крысиные норы в подземке, что, собственно, одно и то же. Сегодня он добрый и мягкий. И Дженис держит его за свободную руку.
– Эй! – предостерегающе пробормотала она. Не сводя глаз с полицейской машины в двух кварталах впереди от них, он притормозил. Дженис ткнулась лбом ему в плечо. – И почему только я тебя люблю?
– Так уж получилось, – пьяным голосом отозвался он. – Любишь, потому что любишь.
– Может быть, сейчас я неверно поступаю?
– Нет, – сказал он. – Положа руку на сердце, я так не думаю. И я просто счастлив, что ты поступаешь именно так.
Он свернул с Маркет-стрит. Шины зашуршали по булыжникам – звук, говоривший о том, что они дома. Под фонарем через дом от них была свободная парковка.
– Люблю эту улицу, – прошептала Дженис и грустно покачала головой, – и всегда любила, еще прежде, чем мы сюда переехали.
– Ну, вот мы и дома.
Он увидел в ее глазах страх – страх и доверие. Такой же страх он нередко замечал на лицах родственников убитых, страх, что разрушенный мир уже не склеить, и доверие к тому, кто, может быть, чем-то ободрит, предложит что-то, способное помочь.
– Ты меня любишь? – спросила она.
– Да, Дженис, да.
Он потянулся к дверце.
– Погоди! – шепнула она. – Посидим здесь минутку.
Он прижал ее к себе и проворчал что-то нежное, щекоча ей дыханием бровь.
– Хм? – вопросительно сказала она.
Он поцеловал ее в нос и ласково провел языком по его кончику. Она сонно улыбнулась. Он был рад, что они благополучно добрались до дома.
– Хочу еще, – будто в полудреме сказала она и, взяв его руку, положила ее себе на грудь.
Он повиновался, затем поцеловал ее в лоб, покрыл нежными поцелуями щеки и, опять чмокнув в нос, стал целовать губы крепкими, откровенными поцелуями, а потом уткнулся в нежное место у нее за ухом. Он не имел ничего против, если бы она уснула и до секса дело бы так и не дошло: только бы обнимать ее, держать в своих объятиях. Только этого он и хотел. Усни она в их постели, и он бы знал, что Господь не отвернулся от него. При всей нелепости и, может быть, высокопарности этой мысли она была искренней. Может быть, он вновь начнет посещать квакерские собрания, просто в знак благодарности. Дженис уснет, а он свернется рядом с ней калачиком, прижмется к ней и вспомнит, кто он есть на этом свете.
– Сейчас здесь холодно, слишком холодно, чтобы дамам спать на улице, – шепнул он, кутая ее в шарф. Они заперли машину и направились к темному дому. Дженис провела пальцем по железной ограде, взбегавшей вверх вместе с гранитными ступенями крыльца.
– Ты уверен, что любишь меня? – спросила она. – Уверен, что хочешь?
– Да.
Войдя, Дженис полусонно поднялась по лестнице и оттуда через холл прошла по коридору.
– Чисто! – сказала она.
Он шел за ней, не мешая ей держаться за стену.
– О господи!
Когда оба они очутились в ванной, она улыбнулась:
– Вам здесь не место, мистер… сэр!
Она сунулась в ящик под раковиной, нашла там свой старый колпачок и противозачаточный гель.
