— А как они узнали о том, что мы здесь?
Джек пожал плечами. Ему вспомнилась заметка в воскресном номере «Нью-Йорк таймс», посвященная церемонии бракосочетания, а также в нескольких других печатных изданиях. Хотя ни в одном из них ни словом не упоминалось о том, куда они отправятся в свадебное путешествие.
— Что нам теперь делать? — спросила Риган.
— Для начала давай оденемся и спустимся вниз. Хочу выяснить, что же все-таки на самом деле произошло здесь вчера ночью.
Когда Джек отправился в душ, Риган встала с постели, накинула халат и закрыла все окна. Затем подобрала с пола упавшую накануне гравюру и, водрузив ее на ночной столик, принялась внимательно рассматривать. Это был простенький безыскусный набросок окрестностей замка Хеннесси. Риган пожала плечами и перевела взгляд к окну.
Озеро было гладким как зеркало, а зеленое пятно лужайки радовало глаз, скрашивая унылый сумрачный пейзаж. Кругом царствовали тишина и покой, хотя небо и было затянуто мрачными тучами. В отдалении Риган разглядела один из многочисленных островков на озере. Каждое утро и полдень от пристани замка отчаливал небольшой кораблик, чтобы совершить часовую прогулку по озеру Хеннесси.
Мы непременно на нем покатаемся, подумала Риган.
Через двадцать минут оба уже оделись. Выходя из номера, они наткнулись на мальчишку-коридорного, который как раз собирался войти в соседний номер.
— Доброе утро, — сказал он, приветливо кивая постояльцам.
— Доброе утро, — ответила ему Риган. — У нас в номере на полу небольшая кучка осколков. Вчера вечером со стены упала гравюра.
— Ничего страшного. Сейчас в отеле такое творится, что об упавшей гравюре никто переживать не станет.
— Вот и славно, — пробормотал Джек, направляясь вместе с Риган к главной лестнице.
Внизу, в вестибюле, запах дыма почти не ощущался. И вообще в отеле было как-то странно тихо. Даже слегка жутковато. Казалось, будто все постояльцы все еще спят беспробудным сном, приходя в себя после ночных переживаний. Риган и Джек налили себе по чашке кофе, который, надо признать, на вкус был просто бесподобен. С фарфоровыми кружками в руках они прошли через сводчатый проход в небольшой зальчик прямо у входа, где за конторкой портье у компьютера сидела молодая женщина.
— Мы можем поговорить с управляющим? — спросил у нее Джек.
— Разумеется, сэр. — Она встала и исчезла за дверью, ведущей в задний кабинет — святая святых каждого отеля.
И почему только эти двери позади конторки портье всегда наводят на мысль об алтаре? — подумала Риган.
Джек повернул голову и заглянул ей в глаза:
— Не переживай, Риган. Обещаю, наш медовый месяц не превратится в очередное спецзадание. И помни: я тебя люблю.
И вдруг, когда он наклонился, чтобы ее поцеловать, душераздирающий вопль, донесшийся из вестибюля, заставил обоих вздрогнуть.
Через секунду к конторке подбежала немолодая женщина в серой униформе горничной и пунцовым румянцем на щеках. В руках она держала метелку из перьев для смахивания пыли. Ее глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Пропала кружевная скатерть Мэй Рейли! Кто-то разбил стеклянную витрину в музее реликвий и украл ее! Теперь Мэй никогда не оставит в покое наш замок!
Ну вот, подумала Риган. Нам надо было не полениться взглянуть на нее вчера.
Дверь в «святая святых» распахнулась. На пороге появился Нил Бакли. Вид у него был измученный и усталый.
— Ради Христа милосердного, Маргарет Рафтери, успокойся и прекрати истерику!
— Успокоиться? Легко сказать! — визжала она. — Кто-то украл прекрасную кружевную скатерть Мэй Рейли! А она уже двести лет не покидала пределы замка! Теперь нам не миновать расплаты!
Риган и Джек бросились за управляющим, который, пулей сорвавшись с места, помчался в музей реликвий. Стеклянная витрина была разбита вдребезги чем-то тяжелым. Натертый до зеркального блеска паркетный пол усеян огромными осколками.
Джек и Риган представились не на шутку расстроенному управляющему.
— Мы постараемся вам помочь, — сказал Джек.
— Вчера, в одиннадцать часов вечера, музей уже был закрыт, — сообщил Нил срывающимся от волнения голосом. — Должно быть, это произошло в суматохе во время пожара.
В дверном проеме возникла пожилая горничная. Она яростно обмахивалась метелкой, пот градом катился по ее лицу.
Она ни за что на свете не захочет пропустить такое событие, подумала Риган.
— Маргарет, отправляйся-ка домой, будь добра, — приказал ей Нил. — Бабьи истерики мне сейчас вовсе ни к чему.
Маргарет кивнула и в мгновение ока испарилась. С другой стороны, если тебе предлагают внеочередной отгул… — размышляла Риган.
— Пожар могли устроить, чтобы отвлечь внимание, — предположил Джек, обращаясь к Нилу. — Если бы воры попытались стянуть скатерть днем или даже ночью, кто-то наверняка бы их услышал. Но когда сработала противопожарная сигнализация и начался весь этот переполох, они могли запросто проникнуть сюда незаметно для посторонних глаз.
— Вы не в курсе, кто-нибудь из постояльцев покидал отель сегодня утром? — спросила Риган.
— Только одна пожилая пара. Они так расстроились из-за пожара и слишком испугались, чтобы остаться здесь хотя бы еще на день. — Его глаза вдруг расширились. — Да, кстати, Джек, они оставили вам письмо у портье.
Ой-ей-ей! — пронеслось в голове у Риган.
Вся троица кубарем скатилась вниз по лестнице. Через минуту Джек уже вскрывал простенький белый конверт, на котором было написано его имя. Он вытащил оттуда визитную карточку. На ней было нацарапано огромными черными буквами:
5
Джон и Джейн Доу наслаждались великолепным утром. Едва занялся рассвет, они покинули замок Хеннесси на своем «мини-купере» и от избытка чувств обменялись традиционным американским «хай-файв».[3] Если бы кто-нибудь случайно их увидел в эту минуту, ему показалось бы странным, что пара «божьих одуванчиков» обменивается приветствием, более свойственным молодому поколению. Но, разумеется, Джейн и Джон Доу были вовсе не так стары, какими казались на первый взгляд.
Обоим не было еще и пятидесяти.
Анна и Бобби Марстон, известные полиции только как Джейн и Джон Доу, никогда не пользовались своими настоящими именами ни в общественных местах, ни подписывая документы. Они разъезжали по миру под несколькими псевдонимами, но когда-то, давным-давно, решили, обращаясь друг к другу, как можно чаще использовать ласкательные словечки, распространенные среди супружеских пар, — прозвища, которые едва ли способны вызвать подозрения у окружающих.
Бобби звал ее «крошка моя».
Анна звала его «мое солнышко».
Те немногие, с кем они познакомились в Ирландии, знали их как Карен и Лена Кортсман.
Сейчас, петляя по разбитым проселочным дорогам, они испытывали законное чувство гордости от очередной удачной махинации. Они торопились… домой. Да-да, у них на Изумрудном острове был свой собственный дом. Они купили небольшой уединенный коттедж, расположенный на берегу моря, на окраине небольшой деревушки в нескольких милях к югу от Голуэя, в котором могли скрыться и передохнуть после одного или двух крупных «дел». В этом богом забытом местечке, где на мили кругом единственными представителями живого мира были скучающие овцы да лениво жующие жвачку коровы, пасущиеся на просторных, покрытых сочной травой пастбищах, так легко было замести следы, ускользнув от недремлющего ока блюстителей порядка. Какой разительный контраст по сравнению с Лондоном, Сиднеем, Нью-Йорком и подобными им мегаполисами, где днем и ночью жизнь бьет ключом и где Бобби и Анна чувствовали себя как рыбы в воде! Но здесь, в тишине и покое, было так приятно отдохнуть, расслабиться, послушать пленки с записями местных диалектов, а заодно полазить по Интернету, чтобы быть в курсе грядущих благотворительных мероприятий. Те, кому приходилось сталкиваться с четой «Кортсман», принимали их за скромную, непритязательную супружескую пару, соскучившуюся по тихой размеренной жизни.
Никто и не подозревал, насколько эти догадки были далеки от истины.
— Солнце мое, мы что-то в последнее время слегка обнаглели, — сказала Анна, стягивая с головы седой парик.
Бобби пренебрежительно махнул рукой:
— Это просто игра. Но я бы дорого дал, чтобы увидеть выражение лица Джека Рейли, когда он прочтет наше послание. Это будет ему уроком, впредь он поостережется задирать перед нами нос.
— Конечно, но мне кажется, с нашей стороны все-таки было не очень-то хорошо так поступить с ним во время его медового месяца.
— А мы с тобой вообще нехорошие. — Бобби рассыпался дробным смешком.
Его отрывистое «хе-хе-хе» раздражало Анну, напоминая ей навязчивый стук дятла. Она миллион раз говорила ему об этом, но все без толку. Когда она встретила его в Нью-Йорке, ему был сорок один год. Со временем Анна поняла, что бесполезно пытаться изменить человека, если ему уже за сорок.
Пока Бобби вел машину, Анна стащила с его головы накладку из искусственных седых волос и взлохматила его густую светло-каштановую шевелюру. Теперь уже не имеет смысла выдавать себя за старичков. Раньше или позже — скорее всего раньше — полиция все равно начнет их искать. Анна сложила седые парики в стоявшую в ногах дорожную сумку и провела рукой по собственным волосам, коротко остриженным по последней моде. Она была поджарая, как и ее муж. Благодаря регулярным тренировкам оба поддерживали отличную форму. И он, и она были среднего роста: Анна — под метр семьдесят, Бобби — на полголовы выше. В их внешнем облике не было ровным счетом ничего примечательного, что позволяло им легко смешиваться с толпой и без труда менять свою внешность.
В Нью-Йорке Анна работала визажистом и, часто бывая в домах богачей и до неузнаваемости меняя их лица — не важно, с какой целью: для телевизионного интервью, свадьбы или благотворительной акции, — поняла, что большинство этих так называемых «важных шишек» — люди двуличные и неискренние. Вдобавок она вдоволь наслушалась от них о других таких же «фальшивках». Некоторые сорили такими деньжищами, что просто уму непостижимо.
Как-то раз ей по случаю пришлось гримировать одного фокусника, который научил ее нескольким трюкам.
— Вы сделали из меня и моей жены картинку, — пошутил он, — а это само по себе уже чудо. Позвольте мне показать вам пару простых трюков. Ловкость рук и никакого мошенничества…
А потом она встретила Бобби, который за долгие годы, перепробовав дюжину самых разных профессий, привык сшибать пару баксов, влезая то в одну, то в другую авантюру. Но,
