— Держи, — сказал Бьорн Буек и протянул ему стакан с большой порцией виски, потом подбросил дров в огонь и сел в другое кресло. — Ингер Йоханне одна дома?
— Нет. Она ночует у родителей. Только сегодня. Она считает, что Венке Бенке все равно знает, где и когда мы находимся. Поэтому она не хочет, чтобы мы ночевали под одной крышей с детьми. Этой женщине, очевидно, нужны мы вдвоем. Не дети. Мы останемся дома, Кристиане какое-то время поживет у Исака. За Рагнхилль присмотрит мама Ингер Йоханне. По ночам. Бог знает, сколько мы сможем выдерживать такую жизнь.
Бьорн Буек положил ноги на пуфик и сделал глоток виски.
— Ты действительно в этом уверен? — задумчиво спросил он.
— В том, что ей нужны мы? Нет. Но я на сто процентов уверен в том, что она убила Вибекке Хайнербак, Вегарда Крога и Ховарда Стефансена. — Ингвар замолчал, изучая свое отражение в желтоватой жидкости. — И мне еще никогда не доводилось говорить, что я совершенно уверен в виновности подозреваемого. Причем в деле, которое начисто лишено доказательств.
— Хорошо, что ты сам это сказал, — улыбнулся Бьорн Буек. — Потому что, насколько я понимаю, нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало разумное основание для подозрений.
— Именно поэтому я и пришел к тебе посреди ночи. Без предупреждения.
— Все в полном порядке. После того как Сара переехала...
— Мне очень жаль, Бьорн. Я должен был тебе позвонить, когда я об этом узнал...
— Да брось! Это жизнь. Мы все бегаем по делам. Мы всегда заняты. Нам хватает проблем и в собственной жизни, нет нужды загружать себя чужими. У меня все хорошо, Ингвар. Я в каком-то смысле... преодолел это. И я очень ценю то, что ты пришел сегодня.
Бьорн Буек улыбнулся и поставил свой бокал на маленький столик между ними. Это был большой и сильный мужчина одного возраста с Ингваром. Они дружили с того самого дня, когда, оба коротко стриженные, с синими рюкзаками, болтавшимися на узких, загоревших за лето плечах, в 1962 году в первый раз пошли в первый класс.
— Можно сказать, — произнес он задумчиво, — что наш Уголовный кодекс только в малой степени учитывает возможность убийств, лишенных мотива. Если улик слишком мало или они только косвенные, тогда мы основываем обвинение на мотиве. Я раньше об этом серьезно не задумывался. — У него на лбу появилась глубокая морщина, он сделал еще глоток. — Но поскольку граждане довольно надежно защищены правом от вмешательства со стороны властей тем, что существуют определенные требования к степени подозрения, прежде чем будет разрешено расследование...
— Ну, запричитал, юрист! Попросту говоря, если мы не находим мотива — это означает, что мы ничего не сделали. Разве только нам удастся поймать преступника с окровавленным ножом, спущенными штанами или тремя свидетелями с видеокамерой.
— Ты утрируешь, конечно, но я имел в виду примерно что-то в этом роде.
Они улыбнулись. Помолчали.
— Ты же понимаешь, что просишь меня совершить нечто противозаконное, — сказал Бьорн.
Ингвар открыл рот, чтобы возразить.
Не противозаконное, думал он. Я прошу тебя только немного ослабить веревку. Посмотреть сквозь пальцы. Просто рискнуть — во имя справедливости.
— Да, — подтвердил он вместо этого. — Именно об этом я и прошу.
— Условия предоставления тайной банковской информации не выполнены. Нет вообще никаких оснований давать вам доступ к ее счетам, если быть точным.
— Без решения суда я никак не могу проверить ее счет, — сказал Ингвар. Он почувствовал, как тепло от алкоголя растекается по щекам. — Но, не проверив ее счет, я не имею ни малейшего шанса узнать, где она была во время убийств.
— А ты не можешь просто попросить ее? — Бьорн посмотрел на него поверх очков.
— Попросить ее? Ха-ха!
— Попросить, чтобы она дала тебе доступ к счету, а не рассказать, где она была. Судя по тому, как ты ее описываешь, я не удивлюсь, если она разрешит. Ты рассказываешь о женщине, которая хочет приковывать к себе внимание. Которая хочет, чтобы ты хотя бы на мгновение заметил ее, пусть и вне зоны досягаемости, но чтобы ты знал, что она... есть. На месте. Как эльф в лесу. Если увидишь одного, ты поверишь в то, что они существуют. Но ты никогда не сможешь это доказать.
Дрова потрескивали. Пламя время от времени вспыхивало желто-синими язычками. Легкий запах горящей смолы смешивался с запахом крепкого виски. Бьорн достал с полки деревянную шкатулку и открыл крышку.
— Бери, — сказал он.
— Спасибо, — поблагодарил Ингвар. — Спасибо огромное.
Они в тишине готовили сигары. Ингвар зажег свою одной толстой спичкой, прикрыл глаза и не смог подавить вздох блаженства.
— Видишь ли, когда речь идет о Венке Бенке, — сказал он, выпуская в потолок колечко дыма, — следует предвидеть, что она все учла. Не знаю, найду ли я что-нибудь в выписке из ее счета. Наверняка нет. Судя по всему, она это предусмотрела. Она умная и отлично разбирается в своем деле. Я не особо верю, что она не замела свои «электронные следы», но если вдруг она этого не сделала...
Он сунул в рот сигару. Сухой тонкий табачный лист прилипал к губам. Дым был мягким и казался почти прохладным.
— Если она, против всех ожиданий, не подумала о таком важном пункте — это значит только одно — она не хотела о нем думать... — Он легко улыбнулся, рассматривая толстую, наполовину выкуренную сигару. — ...И это все только часть игры. Она так уверена, абсолютно, полностью уверена, что мы никогда не найдем никакой зацепки, на которой можно было бы основать решение суда, что чувствует себя в безопасности. Она знает, что мы не получим доступа к счетам без ее разрешения. Или без решения суда, основанного на серьезном подозрении. У нас нет ни того ни другого. И ей это известно.
Бьорн пододвинул ему пепельницу.
— У меня должно быть это разрешение, — настойчиво сказал Ингвар, постукивая сигарой по бортику пепельницы. — Я прекрасно понимаю, что прошу очень многого. Но без этого...
Ветер сменил направление. Теперь он дул с запада. Дождь... На небе сверкнула молния. За окном высветились обнаженные деревья, отбрасывая плоские тени, как на неудачной фотографии. Через секунду донесся раскат грома.
— Неужели начнутся дожди? — пробормотал Бьорн. — Что-то рановато, нет? И холодно еще...
— Ты судья, ты в этой системе уже... Сколько? — спросил Ингвар.
— Восемнадцать лет. Плюс еще два года, когда я работал младшим адвокатом сразу после окончания университета. Двадцать лет.
— Хоть один раз за все эти годы ты встречал... зло? Я не имею в виду убийц, действующих из корысти, зависти, эгоизма, а настоящее, воплощенное зло. Ты когда-нибудь такое встречал?
— Оно существует?
— Да.
Они пили молча. Вкусный дым слоями медленно поднимался к потолку.
— Ты можешь кого-то попросить заверить заявление? — спросил Бьорн.
— Зачем же еще нужны молодые юристы?
Они улыбнулись, не глядя друг на друга.
— Проследи, чтобы оно попало в суд в среду, — сказал Бьорн Буек. — Не раньше, не позже. Тогда появится шанс, что оно ляжет мне на стол. Но я ничего не обещаю.
— Спасибо, — поблагодарил Ингвар, собираясь подняться.
— Посиди еще, не хочешь? Мы еще не допили, и коробка полная.
Пальцы барабанили по деревянной шкатулке. Ингвар откинулся на спинку кресла и положил ноги на пуфик между ними.
— Если ты настаиваешь, — сказал он, закрывая глаза. — И если ты не боишься оставлять меня здесь.
— Ливень, — успокоил его Бьорн Буек. — Сегодня этот дом не сгорит.
