сильно давил на грудь. Ему было тяжело дышать. Десять минут назад он съехал с Европавайен на узкую дорогу. На поворотах его начинало подташнивать. Тогда он остановился на стоянке для автобусов, ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на сорочке и откинул голову на спинку.
Ингвару Стюбё было сорок пять, и он чувствовал себя старым.
Он встретил Элизабет, когда ему было шестнадцать. Они поженились сразу, как только им исполнилось восемнадцать, через некоторое время родилась Трине. Прошло много лет, и однажды, вернувшись с работы, он обнаружил спящего младенца в пустом доме.
Это случилось посреди лета. Запах жасмина висел над Нурьстранн. Автомобиль Трине, старенький «форд-фиеста», доставшийся ей от родителей, передними колёсами стоял на газоне. Он рассердился. Голодный и расстроенный, Ингвар вошёл в дом. Он обещал приехать к пяти, но опоздал на пятнадцать минут. Тишина была какой-то гнетущей, он остановился в дверях и прислушался. Дом был пуст: ни звука, ни шороха. Он не почувствовал запаха готовящейся еды, не услышал звона тарелок в столовой. Ингвар с трудом двинулся дальше, точно уже знал, что его ожидает.
В тот день он посадил чернильное пятно на брюки, рядом с карманом. Элизабет купила ему эти брюки два дня назад. Он тут же их примерил, она покачала головой и засмеялась. А потом поцеловала его.
Он остановился в комнате. Не слышно было даже пения птиц в саду. Он взглянул в окно и увидел, как они кружатся над садом, но по-прежнему ничего не слышал, хотя застеклённые двери были открыты.
На втором этаже спал Амунд. Ему было тогда два месяца.
Когда Ингвар увидел Элизабет и Трине, он остановился как вкопанный, ноги перестали его слушаться. Трине смотрела прямо на него. Карие глаза покрылись матовой плёнкой. Элизабет глядела в вечернее небо, верхние зубы были выбиты, нос почти исчез.
Ингвару пришлось уехать: он перегородил дорогу автобусу, который въезжал на стоянку. Он медленно двинулся по дороге в поисках места, где можно было бы остановиться. Тошнота становилась всё сильней. На одном из съездов он открыл дверь и его вырвало. К счастью, у него была вода в машине.
Всю ту ночь он провёл в ванной. Пятно было непобедимо. Он испробовал всё. Уайт-спирит, пятновыводитель, зелёное мыло. Наконец, когда за окном показались первые сполохи света, он взял ножницы и вырезал пятно.
Приехали коллеги, предлагали побыть с ним, чтобы он не оставался в доме один. Но он всех выпроводил. Зять был в Японии и вернулся домой на сорок часов позже. Ингвар взял Амунда на руки и расплакался. Он не хотел расставаться с мальчиком. Зять переехал к нему и прожил в его доме больше года.
Бутылка с минеральной водой опустела. Ингвар попытался дышать ровно и глубоко.
Он не знал, как ему быть с Ингер Йоханне. Что, пропади всё пропадом, прикажете делать в такой ситуации? Ингвар не понимал её. Взяв с собой Амунда, он надеялся, что она всё поймёт и предложит ему остаться. Одна женщина, работающая с ним, сказала однажды, что очень приятно видеть, как он заботится о внуке. Сексуально, улыбнулась она, а он чуть не покраснел.
Ему не следовало есть так много. Он провёл рукой по животу и почувствовал боль. Так можно и растолстеть.
А Ингер Йоханне может подумать, что ему все шестьдесят.
Ингвар допил последний глоток и завёл машину. Он не смог застегнуть ремень безопасности.
Исследование тела Сары Бордсен подтвердило ужасную теорию патологоанатома об инъекции калия. На виске, под волосами, он обнаружил почти неразличимую отметину. След от укола. Хитро, сказал Стюбё печально и повесил трубку. Попрежнему ничего не было известно о причинах гибели Кима, которого уже похоронили.
Гинеколог, имевший возможность сделать укол, всё же не представлял особого интереса. Он был приветлив. Сразу понял, по какой причине к нему пришёл Ингвар. Ответил на все вопросы. Смотрел полицейскому прямо в глаза. С сожалением качал головой. Его голос был мягким и певучим, а отголоски полузабытого диалекта напомнили Ингвару о жене. Врач был женат, у него было трое детей и двое внуков. Он работал на полставки в больнице и имел собственную практику.
Като Сюллинг, водопроводчик из Лиллестрёма, работал в Фетсюнде. Он был сама любезность, разговаривая по мобильному. Приедет в Осло на следующий день, никаких проблем. Это всё просто ужасно, он сочувствует Лассе и Турид и постарается помочь, если это будет в его силах.
Найти адрес Карстена Осли было несложно. Но вот отыскать его дом оказалось сложнее. Ингвар останавливался три раза, чтобы спросить, как доехать до места. Наконец он заехал на заправку, где толстяк с рыжей чёлкой объяснил Ингвару, как ему найти дом.
– Третий поворот отсюда, – показал он. – Направо, а потом два раза налево. Шестьсот-семьсот метров. Но будьте осторожны. Там дорога не очень.
– Спасибо, – пробубнил Ингвар, нажимая на газ.
Карстен Осли как раз решил последний раз накормить Эмили. Не из каких-то добрых побуждений. Она давно ничего не ела. Он не знал, пила ли она что-нибудь. Девочка не притрагивалась ни к чему из того, что он приносил ей, но ведь вода была и в раковине.
По холму проехал автомобиль.
Карстен Осли взглянул в окно на заброшенную дорогу.
Автомобиль был тёмно-синего цвета. Ему показалось, что это «вольво».
Сюда никто никогда не приезжал. Только почтальон, а он ездит на белой «тойоте».
52
Она подготовилась заранее: вот это следует сказать и вот так сформулировать свои вопросы. Однако вся уверенность улетучилась, как только она услышала голос Астора Конгсбаккена. Ингер Йоханне не знала, с чего начать разговор.
Он говорил громко. Вероятно, оттого, что плохо слышал, а может, он был сильно раздражён. Когда она в самом начале разговора неосмотрительно упомянула имя Акселя Сайера, она была уверена, что он повесит трубку. Но он этого не сделал. Напротив, беседа наконец-то завязалась, правда, потекла не так, как ей хотелось: он спрашивал, она отвечала.
Позиция Астора Конгсбаккена была абсолютно ясна. Он почти не помнит это дело и не собирается напрягать свою память по просьбе какой-то Ингер Йоханне. Он три раза обратил внимание на свой преклонный возраст и закончил угрозами натравить на неё адвоката. Но что с ней должен был сделать адвокат, осталось неясным.
Ингер Йоханне листала «Рассказ о несостоявшемся самоубийстве» Асбьёрна Ревхайма.
Причин для гнева, который обрушился на Ингер Йоханне со стороны Астора Конгсбаккена, было предостаточно. Ему девяносто два, и к тому же он, судя по всему, порядочный брюзга. Ещё в пятидесятых о его темпераменте ходили анекдоты. Две его фотографии, опубликованные в книге о Ревхайме, изображали коренастого человека с широкими плечами и выдающейся нижней челюстью. Сын, высокий и тонкий как щепка, был его полной противоположностью. На одной из фотографий знаменитый прокурор стоял в чёрном пальто и держал в правой руке свод законов, словно собираясь бросить его на стол судье. Под широкими бровями прятались тёмные глаза, и казалось, что он кричит. Астор Конгсбаккен был злобным человеком. Не все с годами становятся добрее.
Но был ещё брат, старший сын Астора и Унни. Ингер Йоханне щёлкнула пальцами и начала искать соответствующую страницу в книге. Гайр Конгсбаккен стал адвокатом, у него была маленькая контора на Овре Шлоттсгате. Ингер Йоханне решила позвонить ему. Может быть, он поспособствует тому, чтобы вторая беседа с его отцом прошла удачнее. По крайней мере стоит попробовать.
Она позвонила секретарше Гайра Конгсбаккена и договорилась прийти завтра, шестого июня, в десять часов. Когда женщина спросила, что именно её интересует, Ингер Йоханне замялась и через мгновение ответила:
– Одно уголовное дело. Это не займёт много времени.
