них это…
Премьер-министр воспользовался заминкой и быстро спросил:
— С кем… с кем, собственно, можно их сопоставить?
— Ни с кем.
— Ни с кем? Но ведь это полицейское подразделение, и…
— Верно. Они выполняют также целый ряд других задач, но главное место в их работе занимает обеспечение охраны, так повелось со времен покушения на президента Мак-Кинли в тысяча девятьсот первом году. Случившееся сегодня ночью всерьез ставит их репутацию под угрозу. Особенно потому, что связано с нешуточным просчетом. Ими же и допущенным.
Карандаш министра юстиции все так же позвякивал в кофейной чашке. Больше не слышалось ни звука. На сей раз и вопросов не последовало.
— Они ошиблись в оценке ситуации, — сказал Петер Салхус. — Грубейшим образом ошиблись. Не мы одни считаем эту страну мирным уголком опасного мира. Американцы тоже. И, помимо пропажи президента, самое прискорбное во всем этом деле то, что американцы действительно поверили в здешнюю безмятежность. Хотя вообще-то им куда сподручнее оценивать такие вещи, нежели нам. Им следовало бы просто-напросто проявить объективность, поскольку…
— Поскольку у них несравненно больше разведданных, — медленно докончила министр внутренних дел.
— Да.
— Конечно, — сказал премьер-министр.
— Вот именно, — кивнул министр обороны.
— Да, — повторил Петер Салхус.
Повисла тишина. Даже министр юстиции оставил в покое свою чашку. Плазменный экран на стене светился ровной голубизной, не имея ничего сообщить. Одна из ламп дневного света под потолком замигала, неравномерно и беззвучно. Когда тишину нарушила муха, с глухим жужжанием устремившаяся вверх, Петер Салхус проводил ее взглядом. Тишина между тем становилась мучительно неловкой.
— Короче говоря, американцы понятия не имеют, о чем идет дело, — подытожил глава правительства. Он собрал в стопку свои бумаги, не делая, впрочем, иных знаков, что хочет закончить совещание. — В смысле они тоже понятия не имеют.
— Я бы сказал, они не имели понятия, — помедлив, сказал Салхус. — То бишь заранее. Сейчас им необходимо проанализировать огромный материал, который у них всегда под рукой. Проанализировать заново. Разложить карты по-другому и посмотреть, какая составится картина.
— Но проблема в том, — заметила министр внутренних дел, легонько отмахиваясь от надоедливой мухи, — что карт у них слишком много.
Салхус кивнул.
— Ты и представить себе не можешь сколько. — Уныло глядя на нее, он прикусил большой палец. — Нам трудно представить себе, чем они занимаются. И какую получают информацию. После одиннадцатого сентября ФБР во много раз увеличило штат сотрудников и бюджет. Раньше это была вполне традиционная полицейская структура с четкими полицейскими задачами, главным образом внутренними, американскими, теперь львиную долю денег и персонала поглощает антитеррористическая деятельность. А это, дамы и господа… — Он взял со стола официальный портрет Хелен Бентли. — Похищение президента однозначно подпадает под американское определение терроризма. Они стаями сюда слетятся, будьте уверены. Как я говорил, в свите президента и без того наверняка есть фэбээровцы. But we ain't seen nothing yet.[13] — Салхус грустно усмехнулся и, рассеянно глядя на фото президента, провел пальцем по сгибу воротника сорочки.
— По моей информации, через три часа в аэропорту приземлится спецрейс, — подтвердила министр внутренних дел. — А следом наверняка еще несколько.
Премьер-министр пробежал пальцами по столешнице. Рука замерла возле лужицы кофе. Две резкие вертикальные морщины проступили меж горизонтальными складками, где лишь благодаря отблескам света угадывались глаза.
— Ни о каком вторжении тут речи нет, — сказал он с явной досадой. — А послушать тебя, так мы целиком и полностью отданы на произвол американцев, Салхус. Не подлежит ни малейшему сомнению, — он еще немного возвысил голос, — что все это случилось на норвежской земле. Разумеется, мы не пожалеем усилий и средств и отнесемся к американцам с надлежащим уважением. Однако дело это норвежское и таковым останется. Делом норвежской полиции и норвежского правосудия.
— Желаю удачи, — пробормотал Петер Салхус, потирая пальцами лоб.
— Попрошу избавить меня от подобных…
Премьер-министр не договорил, поднес ко рту стакан с водой. Рука слегка дрожала, и он поставил стакан, так и не сделав глотка. Прежде чем он продолжил, министр внутренних дел наклонилась над столом:
— Петер, что, собственно, ты имеешь в виду? По-твоему, мы должны передать все дело на откуп американцам? Отказаться от своего суверенитета и юрисдикции? Ты что, шутишь?
— Ничего такого я, конечно, в виду не имею, — отозвался Салхус и помедлил, несколько удивленный фамильярностью обращения. — Вообще-то… я имею в виду прямо противоположное. Весь опыт — политический, профессионально-полицейский, исторический, а в данном случае и военный — свидетельствует, что здесь у нас огромное преимущество над американцами.
В дверь постучали, у косяка вспыхнула красная лампочка.
Никто и ухом не повел.
— Мы норвежцы, — сказал Петер Салхус. — Мы знаем свою страну. Владеем языком. Инфраструктурой. Географией, топографией. Архитектурой, городами и весями. Мы норвежцы. Они — американцы.
Стук в дверь повторился, на сей раз настойчивее.
— Мы уже взялись за дело, — продолжал Салхус, пожав плечами. — Машина запущена. Мы собрались здесь. Все, кому положено. Экстренные меры приняты. Люди мобилизованы. Все ведомства давно подняты по тревоге и ждут приказа. Протоколом пока занимаются МИД и Министерство юстиции. Я только хотел подчеркнуть…
Он осекся, когда в кабинет вошла полноватая женщина средних лет и, не говоря ни слова, положила перед премьером какую-то бумагу, на которую тот даже не взглянул, наоборот, кивнул Салхусу и коротко бросил:
— Продолжай.
— Я хотел подчеркнуть, что нам необходимо отдавать себе отчет, с какими силами мы имеем дело. Не стоит обольщаться иллюзиями, что американцы в данной ситуации позволят собою руководить. Они наверняка выйдут за рамки дозволенного на чужой территории, и не раз. Одновременно мы не можем не признать, что они располагают навыками, оборудованием и информацией, которые могут сыграть решающую роль в этом деле. Короче говоря, нам без них не обойтись. И самое важное — убедить их, что… — Он взял в руки стакан, рассеянно взглянул на него. Внутри сидела муха, едва шевеля крылышками, полудохлая. — Что мы нужны им ничуть не меньше, чем они нам, — решительно докончил он, вертя в руках пустой стакан. — В противном случае они нас раздавят. А если мы придем к взаимному доверию, то нам опять-таки следует всенепременно стараться не слишком акцентировать такие слова, как юрисдикция, норвежская территория, суверенитет.
— Примерно то же мог бы сказать Видкун Квислинг,[14] — заметил министр обороны. — В апреле сорок пятого.
Засим воцарилась поистине гробовая тишина. Муха и та сдалась, лежала кверху лапками на дне стакана. Рука премьера, безостановочно теребившая стопку бумаг, мгновенно замерла. Министр внутренних дел, выпрямившись, застыла в кресле. Министр иностранных дел, за все время совещания не проронивший почти ни слова, оцепенел, прищурив глаза и открыв рот.
— Нет, — наконец проговорил Петер Салхус, так тихо, что премьер-министр на другом конце огромного стола вряд ли его услышал. — Нет, не то же. Отнюдь не то же… Полагаю, совещание окончено.
