Все шло как задумано.
Си-эн-эн по-прежнему круглые сутки передавала сообщения о похищении и его последствиях, каждый час перемежая их другими новостями, которые, по сути, никого не интересовали. Как раз сейчас шла дискуссия о нью-йоркской бирже, где за последние два дня индекс Доу-Джонса рухнул вниз как свинцовый груз. Хотя большинство аналитиков считали такое резкое падение гипернервной реакцией на внезапный кризис и уверяли, что в дальнейшем снижение будет не столь резким, все они были очень встревоженны. Особенно потому, что цены на нефть круто пошли вверх. В политических кругах ходили слухи о стремительном охлаждении и без того напряженных отношений между США и важнейшими странами — экспортерами нефти на Среднем Востоке. Даже люди, не слишком разбирающиеся в политике, не могли не понять, что, расследуя похищение президента, американское правительство сосредоточило внимание прежде всего на арабских странах. Упорные разговоры о пристальном интересе к Саудовской Аравии и Ирану привели к лихорадочной активности среди дипломатов означенных стран. Три дня назад, до исчезновения Хелен Бентли, цена барреля нефти составляла 47 долларов. А сейчас пожилой господин с орлиным носом и профессорским званием, устремив свирепый взгляд на ведущего, заявил:
— Seventy five dollars within a few days. That's my prediction. A hundred in a couple of weeks if this doesn't cool down.[48]
Абдалла глотнул еще воды. Поперхнулся, немного ледяной жидкости выплеснулось на грудь. Он вздрогнул и заулыбался еще шире.
В студии другой господин, значительно моложе годами, нервно подчеркнул, что Норвегия тоже нефтяная держава. И как таковая эта маленькая богатая страна на задворках Европы заработает миллиарды на пропаже президента.
Настроение у Абдаллы не ухудшилось от неловкой ситуации, возникшей в студии. Старший советник Центрального банка США прочел юнцу тридцатисекундную нотацию. Да, если отвлечься от обстоятельств, Норвегия получит прибыль от повышения цены на нефть. Однако норвежская экономика настолько зависима от глобальной экономической системы и настолько в нее интегрирована, что обвал нью-йоркской биржи, безусловно немедля отразившийся на биржах других финансовых центров, стал полной катастрофой и для нее.
Молодой человек с натянутой улыбкой уткнулся в свои записи.
Вот они, подлинные американские ценности, подумал Абдалла. Потребление. Тут мы сближаемся.
Шестнадцать лет он прожил на Западе, шесть в Англии и десять в США, но по-прежнему недоумевал, слыша, как в общем-то умные, образованные люди рассуждают об американских ценностях в твердой уверенности, что речь идет о семье, мире и демократии. Во время прошлогодней выборной кампании эта тема занимала центральное место; вопросы ценностей были единственным шансом Буша на переизбрание. Народ уже начал уставать от войны и, в сущности, желал президента, который сможет вывести страну из иракской авантюры, не уронив при этом коллективного достоинства, и Джордж У. Буш попытался представить кровавую, неудачную и прямо-таки нескончаемую войну в Ираке как проблему ценностей. Дескать, то, что все больше молодых американских парней возвращается домой в гробу с флагом на крышке, есть необходимая жертва на алтарь Американской Идеи. Нескончаемая борьба за мир, свободу и демократию в стране, которая едва ли вызывала интерес у большинства американцев и находилась в десяти с лишним тысячах километров от их родных берегов, становилась в риторике Буша борьбой за сохранение важнейших американских ценностей.
Народ долго верил ему. Слишком долго, как люди начали понимать, когда в предвыборную кампанию вступила Хелен Бентли и предложила альтернативу получше. Позднее станет очевидно, что выбраться из иракского ада американцам будет намного труднее, чем думала и уверяла кандидат Бентли, но это уже совсем другой вопрос. Войска США по-прежнему в Ираке, и численность их не сокращена, однако Бентли заняла пост президента.
Абдалла потянулся в постели. Взял пульт и немного убавил звук. На экране был ословский штаб Си- эн-эн, расположенный вроде бы в каком-то сквере; на заднем плане виднелась длинная постройка восточноевропейского образца.
Он закрыл глаза и погрузился в воспоминания.
Тот знаменательный спор сохранился в памяти так отчетливо, будто происходил на прошлой неделе.
Дело было в Стенфорде, на вечеринке. Он, по обыкновению, держался на периферии происходящего, стоял с бутылкой минеральной воды в руках и, прищурив глаза, наблюдал за шумливыми, хохочущими, танцующими и выпивающими американцами. Четверо парней у столика, заставленного пустыми и полупустыми пивными бутылками, помахали ему: мол, иди к нам. Он не спеша подошел.
«Абдалла, — смеясь, сказал один. — Ты у нас большой умник. К тому же нездешний. Садись! Выпей пивка!»
«Нет, спасибо», — ответил Абдалла.
«Слушай, — продолжал парень, — вот Денни, он, черт побери, отъявленный коммунист, по- моему…»
Остальные так и покатились со смеху. А сам Денни отвел за ухо длинные нечесаные волосы и улыбнулся, небрежно приподняв бутылку с пивом: дескать, ваше здоровье.
«Так вот, он говорит, что вся эта болтовня насчет американских ценностей сущий bullshit.[49] Говорит, что нам начхать на мир, на семью, на демократию, на право с оружием в руках защищать себя…»
Прочие главные ценности, похоже, вылетели у него из головы, он помедлил, помахивая бутылкой.
«Whatever.[50] Короче, Денни… он… в смысле…»
Парень икнул, и Абдалла, помнится, хотел уйти. Убраться подальше. Он чувствовал себя чужим, посторонним, как всегда и повсюду на американской земле.
«Он говорит, что, в сущности, нам, американцам, нужны только три вещи, — прогнусавил парень, дергая Абдаллу за рукав. — Ездить на машине куда хочешь, когда хочешь и по дешевке, это во- первых…»
Остальные разразились таким оглушительным хохотом, что многие направились к ним посмотреть, в чем дело.
«Во-вторых, покупать где хочешь, когда хочешь и по дешевке…»
Двое парней рухнули на пол и, держась за живот, катались от смеха. Кто-то сделал музыку чуть потише, а вокруг Абдаллы уже собралась небольшая толпа, которая пыталась понять, что заставило этих второкурсников усмеяться до упаду.
«А в-третьих…» — воскликнул все тот же парень, делая знаки приятелям на полу, и все трое хором гаркнули: «Смотреть по телику что хочешь, когда хочешь и по дешевке!»
Многие засмеялись. Кто-то опять запустил музыку на полную катушку. Денни встал. Демонстративно отвесил глубокий поклон, прижав одну руку к животу, а другой, в которой держал бутылку, изобразив галантный жест.
«Что скажешь, Абдалла? Мы правда такие, а?»
Но Абдаллы рядом уже не было. Он незаметно отошел, протиснулся сквозь толпу хихикающих, подвыпивших девчонок, которые мерили его любопытными взглядами и принудили уйти домой раньше, чем он рассчитывал.
Произошло это в 1979-м, но не забылось.
Денни был совершенно прав.
Абдалла вдруг проголодался. Ночью он никогда не ел, это вредно для пищеварения. Однако сейчас чувствовал, что закусить просто необходимо, иначе не заснешь. И взялся за телефон, встроенный в кровать. После двух гудков услышал сонный голос, негромко отдал распоряжение и положил трубку.
Откинулся на подушки, заложив руки за голову.
Этот Денни, длинноволосый, неряшливый и зоркий стенфордский студент, видел реальность так четко и ясно, что, сам того не подозревая, снабдил Абдаллу рецептом, который спустя четверть века с лишним очень ему пригодился.
