такие тонкие, уж такие утонченные… Розы-мимозы… Па-де-де… Или нет?
— Конечно нет! Было бы несправедливо так говорить, — возразила Камилла. — А у меня вообще случай особый — я же учусь в театральном институте.
— Неужели? — Доктор Оттерли бросил взгляд в сторону Андерсенов, но те были увлечены беседой с Саймоном Беггом. — И что же говорит на это Лицедей? — подмигнул он Камилле.
— Рвет и мечет.
— Хм! Как же вы поступите? Пойдете ему наперекор?
— Если честно, я и не думала, что еще остались люди, которые так относятся к театру. Он набросился на меня как леопард, — пожаловалась девушка. — Просто ужастики!
— Как вы сказали — ужастики? — переспросил доктор Оттерли. — Интересное выражение! Это у вас что, теперь такой жаргон? А вы-то что ему ответили?
— Конечно я могла бы невзначай заметить ему, — хмыкнула Камилла, — что сам-то он играет главную роль в каком-то языческом ритуале — по всей видимости, напичканном всякими неприличностями… Но не стала.
— И правильно сделали, — сухо сказал доктор Оттерли. — На вашем месте я бы тоже не стал. На самом деле он и впрямь поступает глупо — хотя бы потому, что в его возрасте это просто вредно, и я ему об этом уже говорил. Мало ему того, что работает на износ… Посадит себе мотор. А ему хоть кол на голове теши. Ну да бог с ним, расскажите мне лучше о ваших планах. Какие бы роли вам хотелось сыграть? А?
— Ну конечно Шекспира. Это верх мечтаний.
— Интересно, интересно. Надеюсь, не саму грозную леди Макбет. А вот, скажем, Виола бы подошла — или Корделия?
— Корделия? — с сомнением отозвалась Камилла, которой и в голову не приходило думать о Корделии.
Некоторое время доктор Оттерли смотрел на нее, явно любуясь, а затем придвинулся с заговорщицким видом.
— Хотите, я вам что-то скажу? По крайней мере, меня это крайне забавляет. Мне кажется, я сделал замечательное открытие — воистину замечательное! Ни за что не догадаетесь о ком… О короле Лире. А, каково! — с безумным весельем Белого Рыцаря воскликнул старик. — Что вы на это скажете?
— Открытие?
— Да-да — о короле Лире. И сделал его я, должен вам заметить, когда играл все эти долгие годы — без малого тридцать лет — на скрипке для сопровождения танца Пятерых Сыновей.
— Серьезно?
— Серьезнее некуда. Хотите знать, что это за открытие?
— Конечно хочу.
— Так вот, вкратце история такова: наш танец Пятерых Сыновей это не что иное, как одна из вариаций на старую тему — тему братства. Король Лесов, Лесной смотритель, Шут, Старик-отец, гонимый собственным младшим сыном… Та же самая тема — разумеется, более красиво и глубоко — выведена в «Короле Лире». Вы хорошо знаете пьесу? — строго спросил доктор.
— Думаю, достаточно хорошо.
— Прекрасно. Воскресите ее в памяти после просмотра танца Пятерых Сыновей, и если я окажусь прав, то вам придется с уважением отнестись к участию вашего деда в этом действе. Ведь тогда выходит, что среда Скрещенных Мечей — это обряд, представляющий оригинальную версию «Короля Лира». Так-то, детка.
Доктор Оттерли улыбнулся, похлопал Камиллу по руке, а затем повернулся к присутствующим:
— Если вы хотите попробовать свои силы, то надо делать это сейчас. Лично у меня в распоряжении есть только полчаса. Мэри Йеовилль рожает.
— А где мистер Ральф? — спросил Дэн.
— Он позвонил и сказал, что запоздает. Ничего страшного. Бетти может заменить кто угодно. Моя скрипка в машине.
— Ну что ж, пойдемте, парни, — рокотнул старик Вильям. — Пора на конюшню. — Он повернулся и уже было подхватил связку мешков, как вдруг вспомнил о внучке. — Если сильно не загордишься, — сверкнул он на нее глазами, — приходи завтра в Кузнецову Рощу, потолкуем.
— С удовольствием. Спасибо, дедушка. Удачной вам репетиции.
— А это еще что за заморское словцо? Надо будет выучить…
— Ничего интересного. А можно мне посмотреть?
— А вот это нельзя. Говорю тебе — мужские это дела, нечего там женщинам делать.
— Ужасно, — ухмыльнулся Бегг, — не правда ли, мисс Кэмпион? Думаю, ради такого случая надо бы сделать исключение… А?
— Нет! Не надо! — не согласилась Камилла. — Я пошутила. Все хорошо, дедушка. Простите. Не хотела вам мешать.
— И не вздумай знаться с этой старой квашней!
— Конечно, конечно, обещаю. Доброй всем ночи.
— Доброй ночи… Корделия, — поклонился доктор Оттерли.
Когда дверь за ними закрылась, Камилла пожелала Плоуманам доброй ночи и поднялась к себе в комнату. Том Плоуман вышел вслед за ней и отправился на кухню.
Трикси, оставшись одна, решила прибраться в гостиной бара. Под столом она обнаружила пустой конверт, который Камилла, в спешке распечатывая письмо, уронила на пол.
Поднимая, она невольно прочитала надпись. Какое-то время девушка молча смотрела на него. При этом она высунула кончик языка, как будто про себя подумала: «Ну и дела…» Хихикнув, Трикси скомкала конверт и бросила его в огонь. Услышав, как в пивной хлопнула входная дверь, она вернулась за стойку и увидела Ральфа Стейне, который смотрел на нее с самым несчастным видом.
— Трикси…
— Если я верно поняла, — перебила его девушка, — ты опять порядком втрескался.
— Послушай, Трикси…
— Лучше уходи, — сказала она.
— Ну ладно. Извини.
Он повернулся к выходу, но был остановлен ее насмешливым голосом:
— Что ж, если у вас все получится, она хоть выйдет за порядочного…
В заброшенной конюшне за гостиницей скрипка доктора Оттерли выводила старую как мир английскую мелодию. На первый взгляд простая и незатейливая, она так завораживала чередой повторов и бодрым ритмом, что, слушая ее, невольно хотелось пуститься в пляс.
Сейчас под нее танцевали пятеро. И не просто прыгали как кому вздумается, а вели определенную игру. Для одного танца они прицепили к мускулистым ногам колокольчики и сопровождали музыку звоном, стараясь, чтобы их шаги и прыжки попадали в такт. Для другого они взяли в руки мечи и встали с ними в кольцо, чтобы, как подобает сыновьям кузнеца, соединиться между собой сталью. Затем братья подставляли друг другу мечи и перескакивали через них. При этом они так старательно топали, что с пола поднимались клубы пыли. Лица их выражали сосредоточенное внимание: Дэн, Энди, Нэт, Крис и Эрни.
Вокруг них двигался в танце сам Лицедей, Вильям Андерсен. На голове вместо шапки у него была кроличья шкурка — целиком, с мордочкой и ушами. В руке он держал традиционный шутовской жезл. В его танце не было живости, как в пляске сыновей, но чувствовалась какая-то самоотрешенность. Кроме того, танцуя, он делал какие-то странные, не похожие на театральные жесты — значение их было понятно лишь ему самому. Временами он начинал ругаться на молодых Андерсенов, а иногда даже останавливал ради этого музыку.
Независимо от Лицедея вокруг танцующих братьев топтался железный Конек Щелкун, внутри которого сидел летчик-командир Бегг. Щелкуна сделали в Кузнецовой Роще, но сколько именно столетий назад, никто не знал. Его железная голова, больше похожая на птичью, была раскрашена наподобие маски злого колдуна. Тело выглядело как большой барабан, поставленный боком и накрытый сверху холстиной. Сзади торчал редкий хвост из настоящего конского волоса. Щелкун зловеще щелкал железными челюстями
