— Я должен просмотреть весь ваш агентурный архив, — безапелляционным тоном заявил Хуппенкоттен. — В случае надобности кое-что из архива будет мною изъято для доставки в Берлин.
— Я хотел бы знать, чем это вызвано? — спросил Зомбах.
На тонком, красивом лице Хуппенкоттена появилась нагловатая улыбка:
— Вы что, действительно не знаете?
— Адмирал Канарис в шифровке о вашем прибытии к нам сути дела не уточняет, — официально сказал Зомбах.
— Естественно! Адмирал рассчитывает, что вы знаете все без его разъяснений. Вы просто не можете не знать! — надменно, с сознанием собственною превосходства и силы говорил Хуппенкоттен. — Поверив вашим сводкам, верховное командование ослабило Центральный фронт, и, как только это было сделано, русские именно здесь начали наступление. И после этого вы спрашиваете, чем вызвано мое появление?
Зомбах молчал. Не объяснять же этому выскочке технологию работы абвера, по которой материалы «Сатурна» являются не больше как полуфабрикатом и что в таких вопросах их окончательная перепроверка — дело всего абвера и генштаба.
Присутствовавший при этом разговоре и до сих пор скромно молчавший Мюллер пошевелился в кресле и сказал примирительно:
— Мы с полковником, конечно, думали об этом. У меня даже была мысль своими средствами провести контрольную перепроверку. Но еще лучше это сделать вам. Свежий взгляд со стороны всегда точнее и объективнее.
— В общем, мне хотелось бы до минимума сократить эту нашу беседу и приступить к делу, — закончил разговор Хуппенкоттен.
Ему отвели комнату рядом с кабинетом Мюллера и перенесли туда досье всех агентов «Сатурна». Два дня с утра до поздней ночи Хуппенкоттен копался в бумагах и утром на третий день заказал себе самолет, после чего зашел к Мюллеру.
— Ну, какое у вас впечатление? — осторожно спросил Мюллер.
Хуппенкоттен ответил не сразу.
— Если считать, что в сообщениях ваших агентов присутствует дезинформация, сделанная руками противника, то эту работу противника следует признать гениальной. Вряд ли такое признание соответствует нашим интересам, — сказал он.
— Мысль о возможной дезинформации с использованием наших агентов тревожит меня давно, и я об этом задолго до последних событий неофициально информировал управление безопасности, — доверительно понизив голос, говорил Мюллер. — Но могло ведь быть и так: противник получил данные об ослаблении нашего Центрального фронта и изменил ранее принятый им план действий.
Хуппенкоттен насмешливо взглянул на Мюллера.
— Очень ловко, подполковник. Идеальнейшая позиция! С одной стороны, вы сигнализировали об опасности, а с другой — никакой опасности и нет, а есть только вина нашего генштаба, не удержавшего в секрете свои действия. Ловко! А может быть, только что-то одно?
Мюллер промолчал. Хуппенкоттен сел к столу и, наклонившись к Мюллеру, заговорил вполголоса:
— Гораздо умнее было бы доказать фюреру, что здесь абвер Канариса съел то, что ему сунул в рот противник… — Он переждал немного, глядя, какое впечатление это произвело на Мюллера, и продолжал: — Но, к сожалению, в материалах прямых улик на этот счет нет. Все очень убедительно. А идти против Канариса с домыслами так же опасно, как охотиться на акулу с перочинным ножом. Тем более сейчас, когда фюрер сдерживание активности англосаксов целиком возложил на абвер.
— А что, если вызвать трех-четырех агентов, причастных к этой версии, и выбить у них признание?
— По вашему вызову прибудут агенты, которые побывали в руках у русских? — спросил Хуппенкоттен.
— Они сознаются и в том, что русские умышленно их отпустили, чтобы придать большую веру дезинформации.
Хуппенкоттен посмотрел на Мюллера почти удивленно и вместе с тем одобрительно.
— На худший вариант эта ваша мысль может пригодиться. Я доложу об этой идее. Как группа «Два икс»?
— Работа развернута. Уже заброшено более сорока человек.
— Только?
— Я провожу очень строгий отбор.
— Учтите, Мюллер, в этой операции заинтересован сам Гиммлер. Надеюсь, вы понимаете, как далеко нацелен этот его замысел? Речь идет о спасении наших идеалов даже в случае военной катастрофы.
— Я понимаю это.
— В успехе этого дела и ваша личная судьба. — Мюллер понимающе наклонил голову. — Гиммлер никогда еще не ошибался. Русские завтра станут противниками своих сегодняшних союзников, и мы на этом повороте истории подключимся к новым врагам коммунистов не с голыми руками.
— Как дела во Франции?
— Об этом фронте не думайте. Там война — большая игра. Если будет нужно, мы пропустим их в Германию без единого выстрела. Судя по всему, вам придется перебазироваться дальше на запад. Я случайно прочитал приказ, по которому за эвакуацию отвечаете вы. Это надо поломать. Придумайте мотивы для этого. Как вывезет Зомбах отсюда свою колымагу, должно быть его заботой. Вы перед рейхсминистром отвечаете за сохранность дела «Два икс» и должны заботиться только об этом. Между прочим, эвакуация вам на руку. Оставляйте агентов прямо здесь. Делайте этот посев и при дальнейшем движении на запад.
— Я уже делаю это. Только пока я отсылал их поближе к фронту.
— Отлично! — Хуппенкоттен посмотрел на часы. — Надо пойти проститься с Зомбахом.
У Зомбаха Хуппенкоттен держался почти весело.
— К счастью, полковник, пока еще ничего такого, что давало бы повод считать «Сатурн» коллективом слепцов, а русских — гениальными дезинформаторами, я не обнаружил. Это было бы слишком, не правда ли? — Зомбах не ответил. — Но вы, полковник, должны понять нервозность Берлина.
— Я все понимаю, — двусмысленно заметил Зомбах.
— Тем лучше! — тоже с каким-то особым значением воскликнул Хуппенкоттен. — Каковы последние известия о вашем фронте?
— Русские углубляют прорыв в центре. Полчаса назад я говорил по телефону с генералом фон Тресковом. Он от определенной оценки положения уклонился.
— Старая лиса, — усмехнулся Хуппенкоттен. — Мой вам совет: готовьте эвакуацию «Сатурна».
— К передвижениям мы готовы с первого дня нашего существования, — сухо произнес Зомбах.
— Ну и прекрасно! Разрешите пожелать вам успехов и проститься.
Хуппенкоттен улетел днем 26 июня. А в ночь на 27 июня весь гарнизон «Сатурна» был поднят по тревоге.
Наступление советских войск становилось все более стремительным. Не дальше как в вечерней сводке накануне говорилось, что русские, прорвав немецкую оборону на небольшом участке фронта, сами лезут в «котел». А ночью Зомбаха поднял с постели телефонный звонок из штаба войсковой группы «Центр». Звонил генерал фон Тресков.
— Вам необходимо, — сказал он, — срочно передислоцироваться на запад. Я только что говорил с адмиралом Канарисом. Мы сошлись на том, что вам следует пока перебраться в Минск, предусмотрев, однако, и дальнейшее передвижение с ориентацией на Брест или, еще лучше, Белосток. Решите это сами.
— Что происходит? — громко закричал Зомбах.
— Идет война, полковник, — спокойно ответил генерал. — Прошу простить, меня зовут к другому аппарату. До свидания!
Когда Зомбах еще одевался, позвонил Канарис. Он говорил из ставки.
