— Про то и говорю, — угрюмо пробурчал Марков. — Ни у одного из нас нет опыта в таких делах.
— В таких и не надо, — рассмеялся Старков. — Ну вот… А кого мы с вами против этих академиков выставляем? Скажем, в вашей группе. Рудин — парень из потомственной рабочей семьи. Кравцов — всего семь лет назад пас скот в колхозе. Тот же Бабакин: вся его академия — это завод, комсомол и армия.
— Именно, — иронически подтвердил Марков.
— Но есть, Михаил Степанович, одно но… — Старков весело посмотрел на Маркова. — Все они коммунисты!
Довольно долго они ехали молча, думая каждый о своем. У железнодорожного переезда пришлось остановиться и ждать, пока пройдет поезд.
Марков вздохнул.
— А все ж не думал я, идя в органы, что мне приведется такое. Вы понимаете, это страх не за себя.
— Увы, Михаил Степанович, положение у нас с вами безвыходное, — сухо, без тени улыбки сказал Старков. — Назвались чекистами — полезай в опасные и нелегкие дела. Но все на нашей грешной планете, в том числе и самое необыкновеннейшее, свершают люди. Обычные люди. — Старков помолчал. — Шутка сказать, была громадная темная, как тайга, Россия с царем-батюшкой во главе. А на ее месте возникло светлое государство социализма. И сделали это мы. Между прочим, как раз батька нашего Кравцова брал Зимний. И был тогда совсем неграмотным солдатом. А ваш отец что делал, когда была революция? То-то! Ну хватит об этом, Степаныч. Обнаружил нервы? Тоже хорошо. Теперь вы знаете, где они, и можете ими управлять…
Машина мчалась по шоссе, которое было, как прямая просека в лесу. Старков уменьшил скорость и посмотрел на спидометр.
— Где-то здесь…
Они проехали еще немного и увидели стоящего на шоссе офицера, который делал им знак остановиться.
— Сворачивать? — спросил у него Старков.
— Дальше не проехать, — ответил офицер. — Поставьте машину на обочину. Идти шагов триста, не больше.
Они вошли в лес, и сразу их обступила спокойная тишина, в лицо пахнули пряные ароматы горячего летнего дня. Марков невольно замедлил шаг. А Старков, будто не замечая ничего вокруг, шел рядом с офицером своим обычным размашистым легким шагом. Они говорили о деле.
— Не сопротивлялся? — спросил Старков, отстраняя свисавшую на пути ветку.
— Нет. — Офицер засмеялся. — Его ведь первая девчонка обнаружила и подняла такой крик, что люди сбежались со всех сторон. А пистолет он даже не вынул. Удивительно, как люди его не прикончили! Мы в самый раз прибыли.
— Вам бы пораньше девчонки надо, — ворчливо сказал Старков. — Где его сбросили?
— Да тут же.
— А почему он отсюда не ушел?
— Говорит, решил ждать темноты. Сбросили-то его на самом рассвете.
— Парашют, снаряжение нашли?
— Он все зарыл и сам показал где.
— Имя девочки записали?
— Катя Лагутина. Дочка путевого обходчика. Она здесь…
— Я вижу, здесь целый митинг, — недовольно сказал Старков.
Они вышли на лесную поляну, на которой толпились не менее сотни людей. Были тут и мужчины, и женщины, и, конечно, вездесущие ребятишки. Люди сгрудились вокруг парня в красноармейской форме, понуро сидевшего на гнилом пне. Рядом с ним на лугу лежали скомканный парашют и нераспечатанный грузовой контейнер.
— Здравствуйте, товарищи! — громко сказал Старков, подходя к толпе.
Отвечая Старкову, люди расступились.
— Кто из вас принимал участие в задержании парашютиста?
Ребятишки вытолкнули вперед девчушку лет четырнадцати. Босоногая, курносая, с растрепанными рыжими волосами, она исподлобья смотрела на Старкова. Вперед вышли еще три человека: пожилой мужчина в парусиновом мятом пиджаке, женщина с маленькой корзиночкой земляники и круглолицый, багряно-румяный юноша в тюбетейке на крупной бритой голове.
— Спасибо, товарищи, — сказал Старков, внимательно вглядываясь в их лица. Он остановил взгляд на Кате Лагутиной и увидел, что на правой щеке у нее за
сохшая царапина. — Это он тебя?
Катя фыркнула, тряхнула кудлатой головой.
— Ничего, я ему тоже… — она прикрыла царапину ладонью.
— А он же мог тебя из пистолета?
— Пусть бы попробовал!
Старков рассмеялся и оглянулся на Маркова.
— Вон ты какая!
— Такая уж…
— Молодец, Катя! Спасибо тебе огромное.
— Не за что… — девчушка презрительно посмотрела на парашютиста. — Лезут, гады…
Старков приказал офицеру записать со слов тех, кто задержал лазутчика, как все это было, а остальных попросил разойтись.
— Нам надо работать, товарищи…
Люди не очень охотно стали расходиться. Старков подошел вплотную к парашютисту:
— Ну, герой Гитлера, назовись.
Подняв голову, парень с тупым страхом смотрел на Старкова и молчал.
— Фамилия? Имя? — повысил голос Старков.
— Куницкий, — негромко и хрипло ответил парашютист.
— Яснее, громче. Парашютист прокашлялся:
— Куницкий Петр.
— Где в плен сдавался?
— Нигде не сдавался. Освобожденный я.
— Что значит освобожденный?
— Сидел в минской тюрьме. Немцы освободили.
— За что сидел?
— По тридцать пятой. Старков переглянулся с Марковым.
— Академические кадры, ничего не скажешь. Что собирался здесь делать?
— Ничего не собирался. Думал, как сяду, дам деру куда подальше. В Сибирь, к примеру.
— Тебя обучали?
— Две недели и пять дней.
— Где?
— В спецшколе…
— Они, — тихо сказал Старков Маркову.
Он приказал офицеру доставить пойманного в Наркомат госбезопасности и кивнул Маркову.
— Поехали домой.
Шагая по лесу, Старков улыбался и посматривал на
Маркова.
— Ну как у нас с нервами?
— По крайней мере знаю, где они находятся, — отшутился Марков.
Старков остановился.
— Знаете, о чем я думаю? Ваша группа будет действовать там в благоприятнейших условиях. Да, да, Михаил Степанович, в благоприятнейших. Вспомните того первого, которого привез Петросян. Немец, не то
