шестидесятиваттной лампочки.
Мы стояли в шкафу для одежды между старым ватным пальто и поношенной телогрейкой. Именно она пахла нафталином. Шкаф стоял в спальне. На узкой кровати, застеленной веселеньким розовым покрывалом, высилась горка из четырех лежащих друг на друге подушек. Рядом с кроватью притулились стул, на спинке которого висело банное полотенце, и круглый столик, в центре которого расположился круглый аквариум с золотой рыбкой.
— Прибыл что ль кто? — раздался из соседней комнаты старческий голос, и в спальню вошла бабуля в домашнем халате и тапках с заячьими ушами. — А, Леночка. Снова клона проверять? А это с тобой кто? Ба, старый знакомец! Сереженька, если не ошибаюсь? Ну, вылезайте из шкафа да в кухню проходите, я сейчас чаю заварю.
Бабуля оказалась той самой гадалкой, к которой когда-то давно приходила Лаврентьева, а потом и я. В первую нашу встречу старушка показалась мне отнюдь не такой милой и домашней, я считал ее ведьмой, способной переместить меня в параллельный мир. На деле же ее магические способности оказались близкими к нулю.
— Рада вас видеть, Василиса Ивановна, — Лаврентьева вышла из шкафа и обняла бабулю. — Как здоровье?
— Спасибо, не жалуюсь. Колени только перед снегопадом ноют, а так ничего.
Мы прошли в кухню, где старушка усадила нас за стол, накрытой потертой клеенкой в синий цветочек.
— Клон твой давеча приходил, — произнесла старушка, ставя на плиту чайник. — Снова просила, чтобы я ее в Таэрию переправила. Сохнет деточка по принцу Власилиану.
Лаврентьева нахмурилась:
— Обычно клонам выделяют минимум памяти, столько, чтобы хватило для достоверного поведения, а я переборщила, хотела, чтобы никто не догадался. Вот она и напридумывала того, чего нет.
— Так ты что, не думала о принце и возвращении в Таэрию? — спросил я.
— Нет конечно, — дернула плечом Ленка. — Я думала о возвращении в Бюро, но сведения о нем сверхсекретные, вкладывать их в голову неразумного клона опасно. Вот желания друг на друга и наложились, перепутались.
— Если не хотела, чтобы посторонние узнали о Бюро и иных мирах, могла бы попросить клона держать язык за зубами, — пожал плечами я.
— А она и просила, — подмигнула Василиса Ивановна, — только вот клон — точная копия оригинала, а Леночка у нас тайны никогда хранить не умела.
— Тогда дракона бы не привозила, — продолжил я, мысленно улыбаясь — ругать Лаврентьеву оказалось довольно приятным занятием.
— Дракон, — девушка покраснела, — незапланированное приобретение. Прицепился ко мне в Тэарии и переместился, пришлось оставить с клоном. Люциус не знает, и вы ему, пожалуйста, не говорите.
Последние слова относились к Василисе Ивановне, ведь я Люциуса больше никогда не увижу.
— Не скажу, — кивнула бабуля. — Только ты все-таки верни дракошу в родной мир, скучает малыш без мамочки.
— Верну, — пообещала Ленка. — Как разберемся с делами, обязательно верну.
Старушка налила чай в две большие оранжевые чашки в белый горох и поставила вазочку с печеньем.
— Пейте, а я пока одежду вам подыщу. Чтоб вы знали, сейчас половина девятого вечера, Ефрем Сирин, Ветродуй. Десятое февраля то бишь. Я уж и горшочек с кашей для домового приготовила, только печки у меня нема, да домовых в панельных девятиэтажках днем с огнем не сыщешь. Может, ты, Леночка, удружишь? Выпроси у Люциуса какого—нибудь домового. Хоть самого завалящего! Трудно мне одной за хозяйством приглядывать.
— Спрошу, Василиса Ивановна.
— Вот и славно.
Бабуля, прихрамывая, вышла с кухни, а я вопросительно посмотрел на Ленку.
— Ты что, правда будешь просить у Люциуса домового?
— Нет, конечно. Во-первых, домовые народ гордый и обидчивый, и никому не принадлежат. Их нужно три года уговаривать, чтобы домовой у тебя поселился, медом угощать и молоком поить. Во-вторых, жилье домовые выбирают себе сами. Требуют, чтобы хозяйка была веселой и работящей, чтобы изба попросторнее, а печка занимала не меньше четверти дома. А в-третьих, какое у бабы Василисы хозяйство? Центральное отопление и водопровод. Ни скотины, ни огорода. И без домового справится.
Я отпил чай, который оказался приторно сладким, будто в него высыпали ложек двадцать сахара, и вздохнул.
— А с клоном твоим мне что делать?
— Ничего. Притворяйся, будто она — это настоящая я.
— Легко сказать, — в голове не к месту возникла сцена нашего с лже—Ленкой поцелуя.
Лаврентьева, будто угадав, о чем я думаю, опустила глаза. В это время в кухню вошла Василиса Ивановна, в руках она держала две пары джинсов, два теплых вязаных свитера, болоньи куртки и лыжные шапки.
— Как уж там это слово-то, — задумчиво произнесла старушка, — ах, да. Унисекс! Будете точно братцы—близнецы. Немного не по моде, да ничего, вам ведь только до дому добраться.
Ленка кивнула, а я взял свои вещи и отправился переодеваться в спальню.
Оказывается, больше всего я соскучился по джинсам. Удобнейшая вещь! Не чета франтовым брюкам, которые носят в Бюро, правда, немного узковаты, но ничего, главное, до дома дойти.
Переодевшись, я оглянулся на дверь и сотворил маленький файербол — последний привет из мира магии. Огненный мячик пролетел над кроватью, завис над аквариумом и медленно растаял. Наш мир, к сожалению, действительно СНВ — совершенно не волшебный.
За спиной послышался кашель. Я обернулся. Василиса Ивановна качала головой.
— Привыкай, сынок. В нашем мире колдовать тебе недолго придется. Магия со временем исчезнет, воспоминания поблекнут, а вот тоска останется. Тот, кто побывал в ином мире, меняется навсегда.
— Вы тоже были попаданкой?
— Была, — одними глазами улыбнулась старушка. — Целую армию победила. Теперь вот с Бюро сотрудничаю, проводником работаю. А ты? Не будешь скучать по приключениям?
— Буду, — признался я.
— Так оставайся в Бюро! Для картотечных у Люциуса всегда место найдется.
— Я не был занесен в Картотеку. Я — спонтанный перемещенец.
— Грустно. Но ты все равно попросись, вдруг, возьмут.
Я промолчал. Я пока и сам не знал, хочу ли навсегда остаться в Бюро, а даже если и хотел, Люциус вряд ли меня оставил бы. Я помеха, нерешенная задачка, которую бросили, не дорешав и не узнав правильный ответ. Так что пусть себе воюют, а у меня в понедельник коллоквиум.
— Готов? — в спальню заглянула Лаврентьева.
Несмотря на немодный прикид, Ленка выглядела прилично, и лыжная шапочка ей шла, хотя обычно она делает девчонок похожими на матрешек.
— Я скоро, Василиса Ивановна, — пообещала девушка. — Разберусь с клоном, и вернусь.
— До встречи, — кивнула старушка. — И с тобой, Сереженька, не прощаюсь. Чует мое сердце, еще не раз свидимся.
— Загляну к вам на следующей неделе, — пообещал я. — С уборкой помогу.
Тепло попрощавшись с Василисой Ивановной, мы с Ленкой вышли на улицу.
Февральский вечер порадовал крепеньким морозцем и мелкой снежной крошкой, сыпавшейся с неба. Оранжевые фонари светили уныло, будто понимали, что при всей современности, им ни за что не сравниться с магическими факелами, освещавшими коридоры Бюро. По дороге проносились автомобили, но прохожих было мало. Видимо, мороз заставил любителей вечерних прогулок заменить обычный моцион просмотром криминальной хроники и очередного юмористического сериала.
— Бр—р! Холоднее, чем в Бюро, — поежилась Лаврентьева. — Ты домой?
