Дневник чужой жены

Должна сказать, с Глебом мне нравится больше, чем с другими. Он многое умеет, я имею в виду умение общаться и быть нескучным. Он разнообразен, то холоден, то горяч, то нежен, то груб. Возможно, происходит это потому, что всякий раз между нами начинается борьба, он преодолевает моральный барьер, а я преодолеваю его. Он связан обязательствами перед невестой, в то же время его влечет ко мне. Мне же интересен сам процесс преодолений как с его стороны, так и с моей. В какой-то степени Глеб заменил мне мою страсть, занял все мысли. Это не любовь. Я не могу любить мужчину так, как любила горы, снег, скорость, встречный ветер…

Сегодня погода установилась отличная, сияло солнце, переливалось на снегу. Мы пошли погулять в лес. Нас встретили белые ворохи на ветках, бесчувственное море снега… При виде всего этого великолепия меня охватило возбуждение. Хотелось растормошить лес, кричать и смеяться, возможно, плакать, хотелось все взорвать и самой взлететь на воздух, а потом умереть. Мне нужна была разрядка. Я предложила заняться любовью. Глеб потянул меня на базу, но я сказала, что хочу заняться любовью здесь же. Он назвал меня сумасшедшей, сказал, что на снегу все отмерзнет. А меня это не остановило. Я давно хотела предаться разврату на снегу, быть может, после этого избавлюсь от непреодолимой тяги к тому, что потеряла. Поэтому оделась соответственно, чтобы снять минимум. Глеб сначала испугался, потом сдался. Я опять его победила. Как это было превосходно! Ни он, ни я не замечали холода, стало горячо изнутри. В какой-то момент Глеб слился с белой массой вокруг, а я почувствовала то, что ощущала, мчась на лыжах. Я по-настоящему изменила своей страсти, и снег был тому свидетелем. Я кричала, как кричала на финише от восторга. Глеб повторил, что я сумасшедшая. Но был ужасно доволен. Я тоже… Правда мои восторги он принял на свой счет, собственно, это его дело.

Он уехал к невесте. У меня такое впечатление, что он сбежал от меня. Вряд ли кто-нибудь еще из мужчин сможет мне дать чувство победы. Мы провели вместе последнюю ночь, и теперь он потерян для меня навсегда. Что, что? Это говорю я? Тогда я действительно сумасшедшая…

Нина так ясно представила заснеженный лес и двоих на снегу, что защемило в груди, и навернулись слезы. А она в это время готовилась к свадьбе, Любочка Алексеевна сшила изумительный наряд и фату. Потом свадебные атрибуты Нина разрезала на мелкие кусочки. После Глеба у нее никого не было, вообще никого. Смешно, но она хранила ему верность. Нина ни с кем не хотела встречаться, заводить роман, хотя бы для того, чтобы забыться. Позже ресторанчик забрал все время, Глеб вылетел из головы. И вот снова влетел! Нина не только не забыла обиды, но с каждой строчкой из дневника Валентины переживала заново измену, проглатывая подступавший к горлу ком. Глупо. Глеб теперь с ней, возможно, он дан в награду за терпение? Ничего себе награда: два трупа и папенькины угрозы!

– На кой черт мне все это надо? – спросила себя Нина. – Что я сама хочу? Вернуть его? Или помочь из меркантильных побуждений? С собой-то не стоит хитрить. Надо определиться, а не метаться и не испытывать дурацкую ревность, читая эту пошлятину.

– Ты сама с собой разговариваешь?

Нина сидела на любимом месте у стойки бара в углу. К ней подсел Миша со стаканом сока. Он не пьет. Не алкоголик, просто не пьет из принципа. Нина уставилась на Мишу, забыв сказать «добрый вечер». Что, если изменить Глебу с Мишкой, как Валька изменила снегу с Глебом? Вдруг и Нина освободится от «непреодолимой тяги»? Вопрос, конечно, серьезный, его стоит обдумать. Ну, чем плох Мишка? Высокий, внешне не урод, в отличие от Глеба надежный, пожалуй, больше о нем Нина ничего и не знает. А надо ли знать? Глеба она знала несколько лет и что? Миша улыбался ей, смотрел преданно.

– Ты последнее время какая-то другая, Нина, – сказал он.

– Другая? А какая – другая?

– Не знаю, – слегка пожал плечами Миша и отпил сока из стакана. – Озабоченная. Будто боишься чего- то…

– Я боюсь? – рассмеялась она. Немного нарочито рассмеялась, но это неважно, ведь с Мишей не надо себя контролировать. И призналась: – В общем-то, да, боюсь.

– Может, тебе нужна помощь?..

– Нина Александровна, – подошла к ним официантка, – вас спрашивает вон тот мужчина. Он сказал, что хочет поговорить с вами.

Вторник – день пустой, обычно со среды вечера забиты посетителями, поэтому в противоположной стороне Нина без труда заметила человека лет сорока, пившего кофе в одиночестве. Она направилась к нему, натянув на лицо улыбку приветливой хозяйки. А он, не говоря ни слова, протянул удостоверение. Ух ты! Следователь! Этого оказалось достаточно, чтобы Нина мгновенно отбросила недавние лирические терзания и заставила себя собраться с мыслями. С товарищем следователем надо быть начеку, это не Надя, не папа и мама Глеба. Это опасно. И пришел он неспроста. Нина села на стул, спросила:

– Вам не будет мешать музыка? Можно пройти в мой кабинет.

– Не беспокойтесь, музыка не помешает, она негромкая, – сказал следователь. – Меня зовут Анатолий Трофимович Рыков…

– Очень приятно. А меня Нина. Мне двадцать восемь лет, рост сто семьдесят пять сантиметров, группа крови вторая, не замужем, детей нет, судимостей не имела. (Опять занесло. Это чисто нервное.) У вас ко мне дело?

Он выдержал паузу, откровенно оценивая Нину: перед ним дурочка или прикидывается? Нина, разумеется, оценивала его. Первое, что бросилось в глаза, – уверенность Рыкова. Это уверенность стабильного во всех отношениях человека. У него есть постоянная работа, которая ему нравится, законный отпуск он проводит с семьей, нужды не знает, внешне похож на сотни людей. В общем, эдакий образец среднестатистического удачника, который не хватает звезд с неба, но живет нормально. Только какого черта он приперся к Нине? Неужели Надежда или родители Глеба посоветовали ему допросить Нину? Ответил он мягко, доброжелательно:

– Да, у меня дело. Вам известно, что в четверг вечером было совершено двойное убийство? Убили жену и друга вашего знакомого Глеба Печернина.

– Ну, известно, и что? (Это правильно, врать не стоит.)

– А от кого вы узнали об этом?

– Ну, знаете ли, ко мне многие заходят…

– Я бы хотел знать конкретное имя, – перебил он.

– Не помню. (Все же врать придется, это печально.)

– Значит, не помните? (А на лице написано: не верю.) Мне известно, что у вас с Глебом Печерниным были близкие отношения, вы собирались пожениться…

– Были, – не выдержала Нина, поэтому перебила его. Он говорил медленно, будто жилы из нее тянул. Одно дело, когда Долли говорит протяжно, в ее речи никогда нет некоего тайного смысла. Другое дело, когда перед тобой следователь и явно расставляет капкан. – Были да сплыли. Он женился на другой, а мы расстались.

– Вы расстались, потому что он женился на другой, – уточнил он.

– Не играйте словами! Это было давно, мне неприятно вспоминать. Лучше скажите, что вам надо? Почему вы пришли ко мне?

– Мы беседуем со всеми знакомыми убитой.

– А я не была с ней знакома.

– Но вы хорошо знали Глеба. Последнее время вы с ним виделись?

– Нет. И видеть его у меня нет желания.

– Да?

Он странно прищурил один глаз, как будто брал Нину на мушку, отчего внутренности у нее задребезжали. Ну, полное ощущение, что он ее в чем-то подозревает. Не нравились ей ни следователь, ни его визит, ни его недосказанность, даже то, как он пил кофе, тоже не нравилось. Кофе варит бармен на раскаленном песке, каждую порцию в отдельности! Запах идет одурманивающий. У Нины подают кофе с пенкой, кофе с мороженым – глясе, кофе с коньяком, кофе с взбитыми сливками… Растворимых помоев вообще нет! Но следователь пил кофе Нины, как помои, изучая чашку с тоской, достойной генерала, попавшего на гауптвахту. Нина разозлилась:

– А что означает это ваше «да»? На что вы намекаете? На то, что мы с Глебом встречаемся? Уж, извините, должна вас разочаровать.