Красноречивое молчание говорило само за себя. Вот и причина тетиной неприязни. Ставров отстранил ее, распахнул дверь и – тетин муж даже не успел ахнуть – с удовольствием врезал ему по роже. Тетя Клара заголосила:
– Убиваю-ут! На помощь!
Муж, вписавшийся в стену, быстро оклемался (мужик он здоровый и крепкий), выскочил на лестничную площадку, сжимая кулаки. Наперерез мужу выступил Леха с улыбкой на лице, расстегивая пиджак:
– Ну, а я буду бить долго и больно.
Мужа и тетю смыло, перед носом Лехи захлопнулась дверь, он разочарованно вздохнул. Вернулись в машину, сидели некоторое время в неловком молчании. Ставров усиленно думал, что делать. Не жениться же ему на Алисе, черт возьми! Уж это ни за что, никогда и ни на ком. Леха рассматривал небо, приборы, будто видел их впервые, проходивших мимо людей. Алиса покорно ждала решения. Наконец Ставров махнул Лехе, дескать, поезжай, а девушку спросил:
– Куда? – Это же вполне нормальный вопрос – куда она собралась с чемоданом. Но Алиса неопределенно пожала плечами. – У тебя есть родители?
– Они погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было двенадцать лет. Я одна выжила, воспитывалась в детдоме, потом тетя Клара взяла к себе.
– Выходит, она выставила тебя на улицу? Ну и сволочь! – вознегодовал Марк, не переносивший сложностей.
– Она не сволочь, просто устала.
– А про мужей она правду сказала? – И это закономерный вопрос, ведь количество мужей в таком возрасте наводит на вполне определенные мысли.
– Да.
– Что, не выдержали? – неудачно пошутил.
– Не выдержали, – не смутилась Алиса, кажется, смутить ее вообще невозможно.
Леха, крутивший руль, насвистывал и чему-то посмеивался, а самое интересное – ехал наобум, ведь босс не указал направление. Ставров же лихорадочно придумывал, куда деть Алису. Она подсказала, прочитав его мысли:
– Наверное, мне в гостиницу.
Ясновидящая. Эта ее способность бесила. Ставров развернулся вполоборота, взглянул на Алису. Нет, она не ждала от него благородного жеста, что возьмет заботу о ней на себя. Но именно потому, что не ждала, сказал Лехе, правда, без энтузиазма:
– Поезжай ко мне на квартиру, она будет жить там.
И не появлялся несколько дней. Перешагнув порог, не узнал квартиру, где словно сделали ремонт. Алиса довела ее до блеска, как доводила до блеска его туфли. Ставрова встретила без упреков, не интересуясь, почему тот не приходил ночевать домой, только робко намекнула:
– В шкафу нет твоих вещей…
– Я живу у тетки Симы, она болеет, – нашелся Марк, полагая, что девушке ни к чему знать о его истинном материальном положении. Уж насмотрелся на юных дев, расставляющих сети богатеньким. Кстати, Леху представил близким другом, почти молочным братом. – Давай поужинаем? Я голоден, а ты?
Она отправилась на кухню, вскоре пригласила… на чай. Оказалось, холодильник пуст, у Алисы не было денег, она без работы. В ближайшем магазине затарился продуктами, отгоняя навязчивые мысли: «Я муж или любовник?» Ночью уверился, что любовник, днем чувствовал себя в шкуре мужа, который волей-неволей обязан обеспечивать свою половину. Правда, Алиса ничего не просила. Лучше б просила, тогда бы, по крайней мере, знал, зачем нужен ей, а так… терялся. Видя скудный и прохудившийся гардероб Алисы, покупал одежду. И что она? Не пела от радости, а принимала как должное. Поразительная неблагодарность, считал Марк.
Алиса окружила его заботой, не доставала расспросами, еду готовила не хуже Симы, не упрекала за долгие отлучки. Вообще была убийственно положительная, до такой степени положительная, что Ставрову хотелось иногда ее придушить. Отношение к ней можно выразить одной фразой: «Вижу тебя – плохо, а не вижу – еще хуже». В общем, тянуло к ней, как скупого рыцаря к сундукам с золотом. Как бы ни вел себя, каким бы ни приходил, она принимала его с неизменной радостью, которую не выставляла напоказ, но она чувствовалась, появлялся ли Ставров среди ночи или после преферанса утром. Не понимал ее, подозревал, что за покорностью скрывается хорошо завуалированная хищница. А почему? Потому что несколько лет до этого, проведенные, как на плацдарме боевых действий, сделали Марка жестким. И причина тому – женщина. Но об этом он не желал даже вспоминать, это в прошлом. Однако прошлое основательно мешало настоящему.
Как-то раз устроил экзамен, намереваясь вывести ее из себя. Позвонил и попросил срочно приехать в бар. Когда она вошла, целовался с размалеванной девицей, заранее заплатив той сотню. Вдруг «нечаянно увидел» Алису, оттолкнул девицу, сыграл замешательство и неловкость. Хорошо сыграл, убедительно. Алиса без истерик выскочила наружу. Успел заметить, в какое такси села, поехал следом, ликуя, что теперь-то она покажет истинное лицо, непременно закатит скандальчик.
Ошибся. Она собрала вещи и ушла. Нет, не кидала тряпки в чемодан с яростью обманутой жены, а спокойно, аккуратно сложила, сказала: «Прощай», – и ушла. Дом опустел, сразу стал неуютным, заброшенным. Что это? Почему Ставров очутился как в вакууме, почему невыносимо ныло внутри: один, один как перст, и еще – дурак? Дурак! Самое ужасное, она внесла сумятицу в его установившийся внутренний распорядок. То, что закрепилось под девизом «Весь мир бардак, а люди твари, мне наплевать на все и вся, живу один – как хорошо», постепенно разрушалось. Это сложно, ведь уже не мальчик.
А все элементарно просто: Алиса создала атмосферу, в которой стабильно покойно. Да, она не из тех, кто коня на скаку остановит, вряд ли войдет и в горящую избу, но именно ее слабость и привлекала Марка. И верность. Его устраивала роль незаменимого покровителя. Эмансипированных особ с завышенной самооценкой и подвешенным языком, да к тому же не с одним, еще и с иностранным, Марк не подпускал к себе на пушечный выстрел. И разве плохо жить без катаклизмов, изнуряющих ссор, выяснения отношений? Подспудно просто мечтал об этом, но, когда у него фактически сложились семейные отношения, – испугался, не поверил.
Бросился вдогонку, потому что с чувством неуютности и заброшенности жить невозможно ни одной минуты. Настиг, когда Алиса садилась в автобус.
– Ты куда собралась? – вырвал ее из толпы.
– К подруге.
– Нет у тебя подруг, насколько я знаю! Не ври! – повысил голос. Он ведь не из тех, кто просит, уговаривает, поэтому дальнейшая просьба выглядела приказом: – Останься.
– Хорошо, – не встала в позу обиженной Алиса.
Он осатанел, заходил по тротуару, размахивая руками, забыв, что это улица и здесь полно народу:
– И ты так спокойна… Я же обнимался с другой! Да возмутись же, в конце концов! Права качай! Что ты за человек?
– У меня нет на тебя прав, у тебя на меня тоже, – тихо ответила Алиса. – Я останусь, пока ты хочешь, чтобы я была с тобой.
Она кусала губы, сдерживая слезы, но они все равно полились. И Ставрову, довольно жесткому человеку, стало жаль ее. Кто сказал, что жалость унижает? Ставрову тоже хотелось, чтоб кто- нибудь пожалел его, например Алиса. Но никогда в этом ей не признался бы. Стоя на тротуаре посреди улицы, он прижал Алису, целовал в ухо, висок и бормотал, бормотал искренне:
– Я негодяй, Алиса. Прости меня. Я нарочно устроил спектакль. У меня никого нет, кроме тебя. Ты простила?
– Да.
– Но почему? Почему ты мне все прощаешь?
