незамедлительно ринулся в погоню и атаковал арьергард паломников, захватив многочисленных пленников и, главное, сундук с их добром. Петр сумел собрать потрепанных в схватке участников похода и двинулся дальше. 8 июля он прибыл в Софию, до этого сделав остановку лишь в Бела-Паланке. Там он впервые встретил посланцев императора Константинополя Алексея Комнина, сразу поставивших условия, на которых крестоносцы могли получать провизию; также, чтобы предотвратить любую возможность беспорядков, посланцы императора запретили паломникам задерживаться в одном и том же городе более трех дней. Затем крестоносцы преодолели примерно 29-30 лье от Софии до Филиппополя, куда они пришли 14 июля; потом 30 лье до Адрианополя, где они находились 23 июля; там посланцы императора еще раз прибыли к Петру Отшельнику, чтобы уверить его в добром расположении Алексея.
1 августа 1096 года Петр уже находился под стенами Константинополя. Получается, что весь поход от берегов Рейна к Босфору занял чуть более трех месяцев.
'Петр как будто покорил все души Божественным гласом, и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочим военным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги. Вместе с кельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края; их было больше, чем песка на берегу и звезд на небе, и на плечах у них были красные кресты. Как реки, хлынувшие отовсюду, всем войском двинулись они на нас через Дакию'[5].
Так писала, несколько преувеличивая, что свойственно южанам, Анна Комнина, родная дочь императора. Повествуя об этих событиях, она проявила себя как настоящий историк, несмотря на некоторую склонность, как мы видели, к литературным эффектам.
По правде сказать, крестоносцы должны были произвести сильное впечатление на византийских сановников, императорское окружение и жителей Константинополя, которые сразу приняли меры предосторожности:
'Самодержец, – писала все та же Анна Комнина, – собрал некоторых военачальников Ромейского войска и отправил их в район Диррахия и Авлона с приказом дружелюбно встретить переправившихся, в изобилии поместить на их пути запасы продовольствия, доставленные из всех областей, а также следовать и наблюдать за варварами и, если они станут нападать и грабить близлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды'[6]. В этом пассаже отчетливо показано поведение императора, поведение двусмысленное, в котором, как мы видим, преобладала осторожность Заметим, что перед Петром в Константинополь уже прибыл Вальтер, а того, в свою очередь, обогнал отряд ломбардских крестоносцев Поэтому император Алексей помимо своей природной осторожности уже должен был руководствоваться полученным опытом в общении со своими беспокойными гостями
Его дочь Анна уверяет, что он посоветовал Петру дождаться в Константинополе подхода баронов-крестоносцев, но тот единственно из своего нетерпения повел поход бедноты к гибели Однако другие историки, в особенности Аноним, повествование которого о первом крестовом походе отличается достоверностью, убеждены, что именно император поспешил избавиться от паломников, ускорив их выступление Правда, Аноним находит такое поведение простительным, поскольку 'христиане повели себя так скверно, захватывая (даже) свинец, которым были покрыты церкви, что император, разгневавшись, отдал приказ переправить их через Босфор'
Императорский флот 5 августа переправил крестоносцев на восточный берег, который они тут же принялись грабить и опустошать, в качестве резиденции им отвели крепость Цивитот на берегу Никомедийского залива, расположенную недалеко от города, который Анна Комнина называет Еленополем (современный Херсек), там Петр Отшельник расположился лагерем.
Хронист Альберт Ахенский, писавший в первой половине XII века и, в общем, неплохо информированный, несмотря на то, что он не был очевидцем событий, утверждает, что император позаботился о снабжении продовольствием крестоносцев и по его приказу купцы 'подводили корабли, полные пищи, зерна, вина, масла, ячменя и сыра и продавали все эти продукты паломникам по справедливой и доброй цене'. Те же предавались безудержному грабежу, так как отныне находились на вражеской территории. Более того, в лагере, где постоянно сталкивались ломбардцы, немцы и французы из всех регионов, национальные различия быстро привели к возникновению распрей. В конце сентября отряд германцев захватил крепость Ксеригорд, в четырех днях пути от Никеи, где расположились, забыв о всякой осторожности. Турки, проведав об этом, во всеоружии явились, чтобы захватить это местечко, и после четырех дней ужасных страданий – несчастные были полностью отрезаны от воды – крестоносцам пришлось капитулировать. Это стало прелюдией катастрофы, в которую попал поход бедноты несколько недель спустя.
Сам Петр Отшельник в этот момент вернулся в Константинополь, чтобы добиться продовольствия и, возможно, просить у императора прислать военачальников, без которых его разрозненные отряды были обречены на бездействие. В его отсутствие большой отряд крестоносцев покинул Цивитот, оставив там женщин и детей, и направился к долине Дракона, 21 октября несчастные угодили прямо в засаду, устроенную турками, которые учинили страшную резню После этого победителям не составило труда застать врасплох лагерь у Цивитота и без разбора перебить всех, кто там находился: мужчин, женщин, детей.
Единственный уцелевший после бойни смог добраться до Константинополя и предупредить Петра Отшельника, который бросился к императору, чтобы сообщить о несчастье, постигшем его товарищей. Алексей выслал помощь, но, узнав о приближении императорского флота, турки в ночь с 23 на 24 октября покинули Цивитот и вернулись в Никею. Вальтер Неимущий и большинство других предводителей погибли.
На следующий год Фульхерий Шартрский, проходя с регулярными армиями по дороге из Никомедии в Никею, видел на протяжении всего Никомедийского залива груды костей, иссушенных солнцем, – напоминающих о произошедшей трагедии. По словам Анны Комнины, в 1101 г из этих костей собрали 'не холм, не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте и толщине, вот какой курган костей они набросали. Позднее люди того же племени, что и убитые варвары, воздвигли стену в виде города и вперемешку с камнями, как щебень, заложили в нее кости убитых, и город стал для них гробницей. Он стоит до сих пор, окруженный стеной из камней, смешанных с костями'[7]. Вот и все, что в буквальном смысле осталось от крестового похода бедноты.
Однако его участники очень быстро попали в фольклор и легенду. В начале XII в. они стали героями нескольких эпических поэм. 'Песни о пленниках', 'Песни об Антиохии', 'Взятия Иерусалима'. Иногда они предстают перед нами в виде пленников, перетаскивающих камни и повозки на строительстве дворца для 'Корборана' (это имя, по-видимому, является видоизмененным именем султана Кербоги), или же участвуют в сказочных битвах с пустынными львами и змеями, турками. Их также уподобляли бродячим бандитам, о которых рассказывается только у Гвиберта Ножанского (причем с осторожностью: ut dicitur – как говорят) – тафурами, своего рода нищими проходимцами, которые якобы выбрали своим королем одного нормандского рыцаря по имени Тафур и прослыли пожирателями человечины. Таким образом, вся эпическая литература самопроизвольно сформировалась вокруг Петра Отшельника и его несчастных товарищей в виде легендарной обработки почти современных событий, что давало жонглерам возможность лишний раз поразить своих слушателей, отметив, что речь пойдет об 'настоящих историях'. Именно с подобного утверждения начинается 'Песнь о Рыцаре с лебедем':
Итак, Петр Отшельник стал героем героических песен наравне с Карлом Великим и Гильомом Оранжским. Его исследователь, Хагенмайер, закончил один из посвященных ему очерков следующим рассуждением: 'Какой бы была слава Петра Отшельника, как бы превозносили его имя современники, если бы поход, которым он руководил, принял бы иную форму, если бы, например, ему удалось захватить Никею и удержать ее до подхода основной крестоносной армии?'
Это соображение несет на себе печать нашего времени. А в эпоху Петра Отшельника от героя не обязательно ждали удачливых действий. Во времена античности герой всегда был победителем; но заметим, что героические песни средневековья превозносят не столько победителей, сколько побежденных героев. Роланд, почти современник Петра Отшельника, потерпел поражение Не забудем, что речь идет о христианской цивилизации, для которой очевидное поражение, духовное или материальное, напротив, часто сопутствовало святости и всегда несло в себе залог успеха, удачи, иногда не проявлявшийся сразу, но который приносил свои плоды впоследствии. Вспомним, ведь в этом заключался смысл Креста и смерти Христовой. В том-то и все отличие христианского героя от языческого героя полубога, что христианин взял себе за образец для подражания Христа, распятого за любовь к ближнему.
В случае с крестоносцами прославление скромного проповедника, нищего пилигрима, который только и сделал, что привел к гибели своих людей и сам был весьма жалкой личностью (мы еще увидим, как он попытается дезертировать во время осады Антиохии), является вполне справедливым знаком признательности
