находит, что она есть проявление силы, а не справедливости, а Громан почти не видит различия между убийством и смертною казнью и готов поставить судей наряду с убийцами вроде Равальяка. Каждый из этих писателей заявляет, что решение этого вопроса только и возможно с точки зрения отвлеченной справедливости, и каждый старается опровергнуть других, выходящих из этой же точки зрения. Гегель критикует Канта; Кестлин — их обоих, а кроме того, Абегга и Рихтера; Абегг опровергает мнения Громана, Меринг — Абегга, и т. д. Что же это за общая справедливость, которая приводит к двум противоположным выводам и одним говорит: смертная казнь есть святое учреждение, она соответствует моим требованиям; другим — смертная казнь мне противна, она основывается на силе, а не на правде. Если эта справедливость, как утверждают те, которые на нее ссылаются при решении вопроса о смертной казни, есть начало неизменное, истина, всеми признанная, аксиома, подобная той, которая говорит, что дважды два — четыре, а не больше; то откуда происходит между опирающимися на нее такое разногласие, которое похоже на то, если бы одни утверждали, что дважды два — пять, а другие — дважды два — шесть. Не есть ли это только субъективный взгляд на справедливость тех, которые на нее ссылаются.
Дело в том, что у человечества нет другой справедливости, кроме той, которая выразилась в его законах; а эта справедливость не есть нечто целиком данное и неизменное, а есть явление постоянно, хотя и крайне медленно, развивающееся и усовершенствующееся тысячелетнею жизнью народов. Человек постоянно стремится к водворению более справедливых отношений: то, до чего он добился теперь в области права, было никогда ему неизвестно и совершенно чуждо его понятиям; то, до чего он достигнет будущими тысячелетними усилиями, в настоящее время или гадательно, или неизвестно. Если бы человек обладал неизменяющимся понятием справедливости, то он бы давно и всецело его осуществил, и не было бы права диких племен, права варварских народов, права средневекового, а было бы одно право, которое бы во все времена одинаково решало частные вопросы, и в том числе вопрос о смертной казни; тогда бы и криминалисты, ссылаясь на понятие справедливости, не высказывали бы двух противоположных взглядов, не спорили бы друг с другом. Криминалисты и философы, решавшие рассматриваемый нами вопрос с точки зрения справедливости, совершенно выпустили из виду действительную, человеческую справедливость, изменяющуюся и усовершенствующуюся, а соображались с субъективною, составленною каждым из них, на основании логических соображений; оттого справедливость, по понятию одних, говорила в пользу смертной казни, справедливость, по понятию других, против. Оттого, сколько ни усиливались разрешить вопрос о смертной казни, выходя из произвольно составленного понятия справедливости, в результате пришли только к совершенно противоположным выводам; оттого исследование этого вопроса превратилось в личный спор, в составление туманных трактатов, не подвигающих ни на волос уяснение дела. Однако ж подобный ненадежный способ исследования смертной казни до того был ходячим в Германии, что в 1833 г. прения в саксонском сейме в значительной степени состояли из подобных метафизических тонкостей. Депутат Аммон, первый говоривший по поводу сделанного профессором Громаном предложения о необходимости отмены смертной казни, занял внимание собрания: а) рассмотрением уголовных теорий о праве наказания; б) опровержением положения Громана: правовое наказание не должно нарушать ни одного права человека, а так как человек имеет право жить, следовательно, наказывать человека смертью есть несправедливость и даже преступление; в) защитою положения: несправедливость преступника может быть так велика и тяжка, что его право — долее жить в человеческом обществе — совершенно прекращается, и смертная казнь в этом случае есть не преступление, а необходимое восстановление нарушенного права, и потому не может быть поставлена на одну линию с убийством, как то утверждает Громан. Во второй камере[1] Эйзенштюк объявил, что смертная казнь несправедлива, противорелигиозна, безнравственна и бесполезна.
Примечание. В Германии особенно много написано сочинений в таком духе, сюда принадлежат:
1) Райдель «Справедливость смертной казни» (1839 г.). Это — критика на сочинение Цепфля, противника смертной казни. Автор в первой части своего сочинения доказывает, что только смертная казнь есть справедливое восстановление принципа права, что всякое другое наказание за убийство не соразмерно; поэтому убийца должен умереть на службу разума, идеи, нравственности, религии, так как нет для него другого средства примириться с Богом, с людьми и самим собою; пока люди веруют, что сам Бог должен был умереть за грехи мира, до тех пор, по убеждению народа, великий грешник должен умереть посредством смертной казни.
2) Мессершмидт «О справедливости смертной казни посредством обезглавления» (1840 г.). Автор этого сочинения — врач — излагает теорию наказаний, философию справедливости смертной казни, и притом, в частности, только посредством отсечения головы, и, наконец, предлагает им изобретенную машину, считая меч, топор и гильотину неудовлетворительными.
3) Петэч «Безнравственность смертной казни» (1841 г.). Большая часть этого сочинения состоит из предварительных рассуждений — philosophische Vorkenntnisse, — не вяжущихся с вопросом о смертной казни; в остальной — автор доказывает весьма неубедительными метафизическими соображениями безнравственность смертной казни; по его мнению, Спаситель своею смертью избавил человечество от смертной казни, таким образом, он утверждает совершенно противоположное мнение Райделю, хотя оба они опираются на одно и то же основание.
4) Нейбиг «Неправомерность смертной казни и справедливое наказание» (1833 и 1850 г.). Автор — противник смертной казни; по его мнению, справедливое наказание должно пробуждать сознание вины, которое бы вело к исправлению; никакая вина не может быть наказываема внешним чувственным способом; смертною казнью, которая уничтожает всякую возможность исправления, менее чем всяким другим наказанием искупается вина.
5) Дистель «Попытка научно разрешить вопрос о смертной казни» (1848 г.). Сочинение это, состоящее из 195 страниц, с великими претензиями на ученость, трактует о многих философских отвлеченностях и меньше всего о смертной казни; автор думает разрешить вопрос о смертной казни посредством цитат из Фихте, Шеллинга, Гегеля, Гербардта, Тренделенбурга и других о предметах, не вяжущихся с смертною казнью. Справедливость смертной казни он доказывает следующим образом: прощение достигается только смертью. Принесение в жертву естественной жизни на алтарь духа, на алтарь Божий, есть единственное средство для излечения смертельной раны в груди человека (т. е. преступления). В государстве алтарь этот есть эшафот. Преступник чрез свое преступление делается животным; будучи принесено в жертву, это животное опять делается человеком.
6) Шлаттер «Несправедливость смертной казни» (1857 г.). Это сочинение одно из лучших и наиболее ясных в ряду философско-метафизических.
7) Христианзен «Вопрос о количестве и качестве наказания, особенно по отношению к смертной казни» (1865 г.). Автор находит, что смертная казнь удовлетворяет абсолютным требованиям справедливости, и вместе с тем, что ее легко заменить другим наказанием.
Вследствие того, что целое столетие длится чрезвычайно однообразный, останавливающийся на одних и тех же неизменных пунктах теоретический спор, без открытия новых сторон и новых оснований, самый вопрос о смертной казни может с первого раза показаться избитым полем для бесполезных метафизических, не ведущих ни к каким плодотворным результатам словопрений, а не предметом серьезного научного исследования. Действительно, это было бы так, если бы разработка этого предмета ограничилась одними метафизическими соображениями, если бы до сих пор продолжали спорить только о том, давал ли человек другим право на свою жизнь или не давал, полезно ли для человечества пролитие человеческой крови или бесполезно, или если бы до сих пор силились разрешить, на основании одних логических соображений, без пособия опыта, задачу: устрашает или нет смертная казнь. Но этого не случилось: научная разработка вопроса о смертной казни приняла более плодотворное философско- позитивное направление, которое, независимо от высоконаучного интереса, с каждым годом дает прочные основы для разрешения задачи нашего времени: быть или не быть смертной казни.
III. Уже Беккариа, как писатель, не любивший абстрактных теорий, не подтверждаемых опытом, старался, в основание своих возражений против смертной казни, приводить доказательства опытные, почерпнутые из жизни народов: так, в доказательство бесполезности смертной казни, он указывал на то, что она не делает людей лучшими и не устрашает злодеев; в подтверждение того, что государства стоят и развиваются и без смертной казни, он приводил пример Рима и России в царствование Елизаветы. Впоследствии, когда монах Фашинеи в своих замечаниях на его книгу обвинил
