41
«Фактически, на деле (
42
Согрен, цитируемый Бонмером, в своем «Трактате о праве охоты» говорит: «Ордонансы наших королей считали более важным убить зверя, чем человека (т. е. здесь нужно разуметь крестьянина): за человека легко было получить помилование, а охота на дикого зверя была непростительным преступлением». В Дании было время, говорит другой писатель, цитируемый Бонмером, когда можно было избегнуть наказания за стреляние дичи, доказавши, что стрелявший имел намерение убить раба. Нравы эти, говорит он, не были только у народов северных: они существовали в наших странах, — Авт.
43
В книге гродской луцкой 1573 г., л. 166, записано: «Пан Михаил Ласко отвечал: а велел я его (боярина Ефима) повесить, потому что он был в то время моим крестьянином». В той же книге под 1593 г., л.798, записано: «Пан Золотолинский, слыша такое добровольное признание слуги своего Миша, осудил его, предо мною возным, на смертную казнь». В 1 т. Памятников Киевской комиссии помещены три арендных контракта об отдаче князьями Пронским и Сангушком и паном Лысаковским своих имений в аренду жидам с правом наказывать крестьян даже смертью. Отд. 2, с. 66–112. В книге гродской киевской, N 5, под 1691 г., л.216, записан смертный приговор, произнесенный управляющим пана Искритского, Орловским, над крестьянином Ошомки, — Авт.
44
Как необузданно действует безграничная власть отца семьи у первобытных народов, можно судить по следующему факту: на островах Великого океана погибает вследствие этого две трети новорожденных, — Авт.
45
106 статья Каролины повелевает богохульника наказывать или телесно, или отнятием жизни, смотря по состоянию и качеству лиц. Соден также говорит, что немецкий закон принимает дворянство преступника за обстоятельство, смягчающее преступление богохульства, — Авт.
46
То же самое было и по законам Германии. В комментарии к 120 статье Каролины говорится: «Хотя суды очень смягчают строгость закона против прелюбодеяния, вследствие трудности исследования этого преступления и вследствие разных обстоятельств, которые требуют великой осмотрительности; однако ж они сохраняют в известных случаях всю строгость, предписываемую законом, предавая смертной казни слуг (valets, serviteur ou facteur, domestiques ou metayers) за прелюбодеяние с госпожами». По 117 ст. Каролины определяется за кровосмешение смертная казнь. Но к этой статье в виде толкования прибавлено следующее замечание: «Строгость этого закона терпит некоторые исключения; во-первых, во внимание к лицам высшего сословия или состояния, которых проступки, не оставаясь ненаказанными, должны влечь за собою только изгнание или конфискацию половины имения». О влиянии сословия на меру наказания говорится также в 119 ст. Каролины, в которой определяется смертная казнь за изнасилование, — Авт.
47
Восемнадцатого столетия криминалист Бриссо де Варвиль, автор «Теории уголовных законов», говорит: «Тяжесть наказаний падает главным образом на народ: класс подданных, которых мы называем честными людьми, людьми comme il faut, владеет искусством избегать наказаний или, по крайней мере, пользоваться их смягчением. В наши дни негодуют на эти возмутительные черты, рассеянные в истории наших предков. Но пусть беспристрастные читатели, — говорит он далее, — обратят свои взоры на нынешние наши правительства и видят, не служит ли всегда звание виновного патентом на прощение и часто даже на ненаказанность… Однако ж я не восстаю против права помилования; я восстаю только против злоупотреблений, против пагубного торга, который ведется этим правом в некоторых государствах, против опасной легкости, с которою могущественные преступники его получают. Гораздо реже можно видеть преследование богатого лихоимца, чем простого вора». Другой публицист XVIII в., автор сочинения «План уголовного законодательства» (1790 г.), говорит: «Так как преступление бесславит всех людей в равной мере, то нужно, чтобы за одно и то же преступление было одно и то же наказание для всякого преступника. Поэтому должно уничтожить ненавистные различия некоторых стран, где бесчестящие наказания берегутся только для народа, где одно и то же преступление одного человека приводит к колесованию, а другого — в крепкое убежище (chateaux de force), где, для того чтобы уйти от наказания (что видим во Франции каждый день), нужно быть только именитым злодеем». Пасторе говорит: «Наказывают виселицею легкое воровство, сделанное в царском доме. Награждают публичных грабителей; за лихоимство назначают только денежное наказание, и вешают того, кто ворует фарфор в версальском или тюильерийском замке». Филипон Маделенский, писатель XVIII в., так говорит по этому поводу: «Другой порок этого рода наказаний (т. е. смертных казней): тяжесть их падает только на народ; смертный, которого фортуна прикрывает своим крылом, почти всегда избегает смертной казни. Это есть та ткань паука, о которой говорил Анахарсис: мушка в ней погибает, а шмель ее прорывает. Сильный человек, который не боится более совершать преступления, имеет в запасе все силы, чтобы уйти от наказания. И чем страшнее наказания, тем больше делают усилий, чтобы от них скрыться. Друзья, родные, союзники, покровители, креатуры — все приходит в движение», — Авт.
48
Бриссо де Варвиль говорит: Фома Бекет, тот, который велел сжечь светского темного человека под предлогом ереси, защищал жизнь священника, виновного в убийстве, обольщении и изнасиловании, — Авт.
