Он понимал, что привлекло в ней отца: приданое, семейные связи, надежда на то, что молодая жена родит ему еще сына или двух. Однако Менедем не знал, что сам он нашел в Бавкиде. Может, ничего, кроме возможности оскорбить отца, отомстив ему самым ужасным из всех возможных способов.
Отчаянно стараясь об этом не думать, Менедем спросил:
— А как поживаешь ты?
Она подумала, прежде чем ответить:
— Неплохо.
Бавкида не была дурой; то, как она говорила даже общепринятые вещи и банальности, доказывало это.
«И что с того? — иронически обратился к себе самому Менедем. — Разве ты Соклей, которого интересует не только, что у женщины между ног, но и что у нее в голове?»
— Я не ожидала, что ты так скоро вернешься на Родос, — продолжала Бавкида.
— Я и сам не ожидал, что окажусь в одном из городов Антигона так близко к тому месту, откуда Птолемей начал свою военную кампанию, — ответил Менедем.
— Эта бесконечная война может погубить торговлю, — сказала она. — То будет настоящей бедой для Родоса, и особенно для нашей семьи.
— Верно, — согласился Менедем.
Нет, Бавкида отнюдь не была глупой; множество мужчин, которые вставали и разглагольствовали на ассамблее, не могли судить так ясно, как она.
Выражение лица Бавкиды стало жестче.
— Ты удивил Сикона, когда вернулся домой. Знаешь, сколько он заплатил за вчерашних креветок и угрей?
Менедем покачал головой.
— Понятия не имею. Все, что я знаю, — это что они были невероятно вкусными.
— И в придачу дорогими, — проговорила Бавкида. — Если из-за войны мы будем зарабатывать меньше, как долго мы сможем позволять себе такие роскошные ужины?
— Еще некоторое время, — отозвался Менедем с легкой тревогой.
Как ни молода была вторая жена его отца, она очень серьезно относилась к обязанностям хозяйки дома. Бавкида успела уже несколько раз поссориться с поваром.
— Вообще-то нам пока еще очень далеко до бедности, — заверил ее Менедем.
— Сейчас — да, — ответила Бавкида. — Но сколько еще продлится подобное положение вещей, если мы будем зарабатывать меньше, а тратить больше? Мне лучше поговорить с Сиконом. Рано или поздно ему придется прислушаться к моим словам.
И она зашагала к кухне.
Менедем проводил Бавкиду взглядом: бедра и зад у нее были вовсе не мальчишеские, отнюдь. И здесь, дома, она не закрывалась вуалью от жадных глаз мужчин. Это было почти то же самое, что все время видеть ее голой.
Менедем невольно почувствовал возбуждение.
Бавкида вышла из кухни с негодующим выражением лица, держа в руках хлеб и вино.
— Сикона там до сих пор еще нет, — пожаловалась она. — Он не только тратит слишком много хозяйских денег, он еще и ленив!
Бавкида села на скамью не больше чем в локте от Менедема и приступила к завтраку.
«Знает ли она, что я чувствую?» — гадал Менедем, он задавался этим вопросом еще с прошлой осени.
Менедем сомневался, что Бавкида догадывается, но вдруг…
«Уж не села ли она здесь для того, чтобы поддразнить меня? А может, она уселась рядышком потому, что у нее тоже что-то на уме?»
У Менедема была обширная практика в обольщении чужих жен. Но на этот раз он не желал пускать в ход свои навыки. Как бы ему хотелось сейчас очутиться на борту «Афродиты», в каждой руке по рулевому веслу, и чтобы нужно было беспокоиться только о волнах, ветре и пиратах, которые в данный момент казались куда менее опасными, чем женщина, сидящая с ним рядом.
Выпив последний глоток вина, Менедем встал и сказал:
— Я пошел. Пока я на Родосе, мне нужно повидаться кое с кем.
— Хорошо. — Бавкида продолжала есть.
Менедем почувствовал неловкость — как будто он позорно сбежал.
Одной из привилегий свободного эллина было то, что рабы выполняли за него работу, которую он не хотел делать сам. Соклей воспринимал это как должное. Его раб, кариец по имени Арлисс, смотрел на дело иначе.
— Еще далеко, хозяин? — проскулил раб на почти чистом эллинском. — Эта проклятая штуковина становится с каждым шагом все тяжелей!
Ему не стоило приводить такой нелогичный довод в разговоре с Соклеем.
— Это невозможно, — ответил Соклей и для пущей важности добавил: — И поскольку от одной городской стены Родоса до другой не больше десяти стадий, ты прошел не так уж много.
— Держу пари, мне путь кажется длинней, чем тебе, — хмуро заметил Арлисс.
Соклей не соизволил на это ответить. В душе он порадовался, что заставил Арлисса завернуть череп грифона в кусок парусины, прежде чем выйти на улицу. В противном случае любопытные останавливали бы их через каждый плетр — а скорее всего, через каждые несколько локтей — и приставали бы с расспросами.
Вместо этого Арлисс, казалось, решил докучать хозяину жалобами:
— А потом, небось, мне придется волочь эту проклятую штуку еще и обратно.
«Не придется, если я сейчас проломлю тебе этой штукой голову», — раздраженно подумал Соклей.
Однако, как ни заманчива была подобная перспектива, он бы все-таки так не поступил. Насколько Соклею было известно, раб нес единственный череп грифона, который когда-либо видели эллины. Соклей не стал бы рисковать такой ценной вещью. Поэтому он постарался утешить Арлисса.
— У тебя будет много времени, чтобы отдохнуть и побездельничать, когда мы доберемся до места. Ну а если ты проскользнешь на кухню, то наверняка сможешь выпросить у повара вино, а может, фиги или орехи в придачу.
Раб просиял, хотя, похоже, не хотел показать Соклею, что почувствовал себя хоть немного счастливей.
— У меня руки вот-вот оторвутся, — вновь заныл он.
— Да уймись ты наконец, — проворчал Соклей и добавил: — А вот и маленький храм Гефеста, так что осталась всего пара кварталов.
Они пришли в западную часть города, миновав больше половины пути от дома Соклея к гимнасию. Но Соклей не собирался раздеваться, чтобы побегать или побороться. Он крайне редко занимался спортом, и Менедем легко одерживал над ним верх, когда они вдвоем приходили в гимнасий. Соклей был крупнее двоюродного брата, но Менедем был быстрее и грациознее.
— Похоже, вот нужный дом, — сказал Соклей.
Он не был до конца в этом уверен; уж очень один слепой фасад походил на другой.
«Если я ошибся, — подумал он, постучав в переднюю дверь, — то хозяин наверняка подскажет мне дорогу».
Где-то в доме залаяла собака.
Арлисс положил на землю череп грифона, чтобы потянуться и показать, как ему было тяжело. Он едва успел снова поднять свою ношу, как кто-то спросил из-за двери:
— Да? В чем дело?
— Это дом Дамонакса, сына Полидора? — спросил, в свою очередь, Соклей.
— Да. Что вам надо?
Дверь все еще не открылась.
