Что было отчасти правдой, но лишь отчасти.
Соклей ответил ему так, как отвечал и в Книде:
— Эта война нас не касается. Мы, родосцы, свободны, независимы и нейтральны.
— Кос тоже свободен и независим, — ответил офицер.
Соклей едва не рассмеялся ему в лицо.
«У Коса есть свобода слушаться Птолемея, — подумал он. — Он может быть независимым до тех пор, пока Птолемей того желает».
К тому же офицер ничего не сказал о нейтральности Коса.
Менедем, некоторое время нетерпеливо барабанивший пальцами по рукоятям рулевых весел, которые теперь отличались друг от друга, осведомился:
— Так мы можем быть свободны?
— Полагаю, можете, — нехотя сказал офицер Птолемея. И задал тот же вопрос, что и человек на борту военной галеры: — У вас и вправду есть тигровая шкура?
— Клянусь египетской собакой — да, — ответил Менедем. — Ты не мог бы показать ее, Соклей?
— Почему бы и нет? — отозвался Соклей.
А он-то думал, что ему больше не придется трудиться, разворачивая шкуру и снова запихивая ее обратно в мешок. Как и в прошлый раз, когда он демонстрировал ее тому морскому офицеру, Соклей кликнул на помощь пару моряков, и вскоре они развернули шкуру тигра.
Не только офицер, но и его спутники, а также обычная толпа портовых зевак сгрудились на краю пирса, чтобы хорошенько ее рассмотреть.
«Мы должны брать халк или два за просмотр, как брали в прошлом году за просмотр павлинов», — подумал Соклей.
Офицер все смотрел и смотрел.
— Это… очень большой зверь, не правда ли? — наконец сказал он.
Судя по расстеленной шкуре, зверь казался даже больше, чем был на самом деле, но Соклей с серьезным видом кивнул и ответил:
— Он больше и свирепей льва.
Вообще-то он понятия не имел, и вправду ли тигр свирепей льва. Он только знал, что его шкура больше, чем любая из львиных шкур, хранящихся на борту «Афродиты». Когда Соклей начал запихивать шкуру обратно в мешок, офицер вздохнул, будто сожалея, что приходится возвращаться в обыденный мир.
— Хорошо, родосцы, — сказал он. — Удачной торговли на Косе.
Он повернулся и пошел обратно по пирсу, а его спутники последовали за ним. Некоторые из зевак тоже побрели прочь. Другие остались, надеясь увидеть еще что-нибудь, о чем интересно будет посплетничать. Их постигло разочарование. Благовония, бальзам, папирус и краска оказались куда менее интересны, чем тигровые шкуры.
И снова ни слова не было сказано об изумрудах — Соклей надеялся, что это и не выплывет наружу, пока они здесь, — и о плотно завернутом черепе грифона. Здесь не стоило его доставать.
— По крайней мере, нам пока еще не запрещают здесь торговать, — сказал Соклей.
— После уговоров позволить нам торговать — да, не запрещают, — ответил Менедем. — Но хотел бы я знать, как долго еще это продлится. Не знаю, что хуже: пираты, рыскающие повсюду, или война между генералами.
Соклей посмотрел на двоюродного брата с легким удивлением. Обычно Менедем не задумывался о таких вещах.
— Все взаимосвязано, — проговорил Соклей. — Если бы генералы не воевали, кто-нибудь из них мог бы расправиться с пиратами. Однако пока что генералы пользуются услугами пиратов, поэтому те совсем обнаглели.
— Ты, наверное, прав. — Менедем махнул в сторону переполненной гавани. — Птолемей смог бы с ними расправиться, если бы захотел. У него здесь флот. И Антигон тоже смог бы, хотя его суда и рассыпаны повсюду. Но кто охотится за пиратами в этих краях? Только наш маленький Родос, и всё.
— Если один из генералов победит, то, возможно, он станет больше заботиться о надлежащем управлении своими владениями, — вздохнул Соклей. — Однако они дерутся друг с другом с тех пор, как умер Александр, и даже их перемирие закончилось так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть.
— И войне не видно конца, — добавил Менедем.
Соклею очень хотелось бы возразить двоюродному брату, но он лишь кивнул в знак согласия.
Побеленные стены, мрамор, яркая черепица крыш на фоне буйной весенней зелени делали Кос одним из самых красивых городов на побережье Эгейского — а то и всего Внутреннего моря.
Менедем быстро зашагал по пирсу, возле которого стояла «Афродита», Соклей следовал за ним по пятам.
— Я даже помню, как найти дом старого Ксенофана, — сказал Менедем. — Пройти две улицы, повернуть направо, миновать еще три улицы, и вот он — прямо напротив борделя для мальчиков.
Кос был таким же молодым городом, как и Родос, даже моложе, и он был построен по четкому плану. На этом же острове некогда находился еще один город, более древний, под названием Меропы, он лежал далеко на юго-западе, но землетрясение и грабительский рейд спартанцев во время Пелопоннесской войны покончили с ним. Новый полис был обращен лицом к Анатолии, а не к Элладе.
Менедем и Соклей прошли две улицы, потом еще три, но не увидели никакого дома торговца шелком и никакого борделя для мальчиков.
Менедем зарылся пальцами ног в грязь узкой улицы.
— Я уверен, что в прошлом году мы шли именно так, — пробормотал он. — Помнишь? Нам еще пришлось дать прохожему пару оболов, чтобы разузнать дорогу.
— Помню, — ответил Соклей. — Вообще-то мне кажется, что вроде тот парень говорил — две улицы прямо и три в сторону. Если бы мы прошли еще одну улицу и свернули налево…
— Я уверен, мы прошли две улицы прямо, затем повернули и миновали еще три. — Менедем огляделся, потом пожал плечами. — Но этого не может быть, верно? — Он посмотрел на двоюродного брата уважительно, но грустно. — Хорошо, мой дорогой, попытаемся сделать, как говоришь ты. Я знаю, у тебя такой же нюх на детали, как у лисицы, охотящейся на цыплят.
Еще один квартал вперед, потом еще один — влево, и они оказались у борделя для мальчиков. Дверь на улицу была приоткрыта, и в передней борделя слонялись рабы, поджидавшие тех, кто их возжелает.
Соклей не сказал: «А что я тебе говорил!» — и Менедем пожалел об этом: он предпочел бы такое заявление самодовольному выражению, которое появилось на лице его двоюродного брата.
Дом напротив борделя тоже был знакомым.
Менедем постучал в дверь, и вскоре ее открыл пухлый кариец, улыбнувшийся посетителям.
— О, да это господа с Родоса! Радуйтесь! Добро пожаловать, заходите. — Он почти безупречно говорил по-эллински.
— Радуйся. — Менедем шагнул к рабу, и тот отступил в сторону, чтобы пропустить его и Соклея.
— Как поживаешь, Пиксодар? — спросил Соклей.
Менедем улыбнулся. Да уж, его двоюродный брат не упускал ни одной мелочи. В прошлом году он тоже помнил имя этого раба. А Менедем услышал его и вскоре забыл.
— А как поживает Ксенофан? — продолжал Соклей.
Выразительные черные брови Пиксодара сошлись у переносицы.
— А разве вы не слышали? — Он покачал головой, доказав тем самым, что он — варвар, хоть и прожил невесть сколько среди эллинов. — Нет, конечно же, не слышали, потому что это случилось спустя пару месяцев после окончания сезона навигации. Ксенофан заболел воспалением легких и умер. У него не осталось детей, как вы знаете. Он был так добр, что в своем завещании дал мне вольную и оставил мне свое дело.
— А… Понимаю, — медленно проговорил Менедем.
Такое нередко случалось. Если бы его отец или отец Соклея умерли бездетными… Менедем не хотел об этом даже думать. Зато подумал: «Вот
