повел нас в Индию.
У Соклея возникло чувство, что его сверстники всегда будут жить в тени славы поколения Птолемея — поколения, вершившего великие дела. Прежде чем он что-либо сказал, даже прежде, чем эта мысль полностью оформилась в его голове, правитель Египта продолжал:
— Вот что, ребята, а не продадите ли вы шкуру мне, вместо того чтобы продать ее в храм?
Соклей подался вперед в своем кресле.
«Так вот зачем нас сюда пригласили», — подумал он.
Голос Менедема тоже звучал настороженно, когда тот ответил:
— Мы могли бы ее продать, владыка, если бы цена оказалась сходной.
— О да. Понимаю. — Птолемей по-прежнему больше смахивал на крестьянина, чем на генерала, но на очень здравомыслящего крестьянина. — Что ж, и какая цена представляется вам сходной?
— Ты ведь сам сказал: такие вещи уникальны, — проговорил Менедем.
— Что означает — вы собираетесь вытягивать из меня деньги. — Кустистые брови Птолемея сошлись к переносице. — Вам следует помнить — я хотел бы приобрести эту шкуру, но это вовсе не обязательно. Так что, если вы станете слишком завышать цену, я скажу: «Рад был с вами познакомиться» — и отошлю вас прочь. А теперь давайте попробуем еще раз — сколько вы хотите за шкуру?
Соклей быстро подсчитал в уме.
Менедем купил шкуру тигра вместе с двумя львиными шкурами и черепом грифона. Поскольку череп был куплен для себя, а не на продажу, шкура будет стоить примерно… стало быть…
— Восемь мин, повелитель. Птолемей покачал головой.
— Рад был с вами познакомиться, — сказал он. — Поешьте еще хлеба, выпейте вина, и мой человек проводит вас до дома проксена.
Он окунул еще один кусок хлеба в оливковое масло, потом медленно и неторопливо съел. Только проглотив хлеб, Птолемей нехотя добавил:
— Я мог бы дать вам половину запрошенной цены.
— Очень рад был познакомиться с тобой, господин, — сказал Менедем. — Ты же понимаешь, мы должны получить какую-то прибыль.
Один из стражников прорычал в адрес Менедема нечто очень нелестное и потянулся к эфесу меча.
— Спокойно, Лисаний, — проговорил Птолемей на чистом эллинском. — Это всего лишь торг, а не битва.
— Еще один вопрос: о каких именно минах мы говорим? — уточнил Соклей.
Птолемей ткнул себя большим пальцем в грудь.
— О моих, само собой.
— Хорошо, — кивнул Соклей. — Всегда не мешает заблаговременно внести ясность.
Пятьсот драхм Птолемея — или, если разделить на сто, пять его мин — равнялись четырем аттическим, самым известным среди эллинов. Но родосская драхма была чуть легче драхмы Птолемея, поэтому Соклею было не на что пожаловаться.
Правителя Египта, казалось, не рассердил вопрос.
— Ты из тех парней, которые предпочитают держать все в полном порядке, расставив по алфавиту — альфа-бета-гамма, так? Это неплохое качество, особенно для молодого человека. Полагаю, я мог бы дать вам четыре мины пятьдесят драхм.
— Я уверен, что в другом месте мы бы выручили больше.
Соклей встал.
Так же поступил и Менедем.
Соклей повернулся к Алипету.
— Не будешь ли ты так добр проводить нас обратно к Клейтелию?
Они успели сделать пару шагов к выходу из андрона, но тут Птолемей окликнул их:
— Подождите.
Когда братья вернулись, он улыбался.
— Вам нравится ходить по лезвию ножа, так ведь?
Соклею это не нравилось, но он знал, что Менедем любит играть с огнем.
Однако его двоюродный брат очень уверенно ответил:
— Соклей прав. Мы выручим за шкуру больше в Афинах, господин.
Птолемей перестал улыбаться.
— Тогда ладно. Вы говорите, что хотите восемь мин, и думаете, что четырех с половиной недостаточно. Где-то между этими цифрами есть сумма, которая сделает вас счастливыми. Давайте выясним, что же это за сумма.
И он принялся выяснять.
Впоследствии, мысленно оглядываясь назад, Соклей сознавал, как это было забавно. Вот он сидит лицом к лицу с самым богатым человеком мира — и Птолемей торгуется, как бедная домохозяйка, пытающаяся сбить на пару халков цену мешка ячменя.
Птолемей нелепо жестикулировал. Он кричал и топал ногами. Его брови подергивались. Он ругался на эллинском, а потом, окончательно выйдя из себя — хотя не исключено, что это было лишь игрой, — на македонском. Он торговался так, будто доставал каждую лишнюю пару драхм из своего живота.
Соклей делал все, что мог, чтобы торговаться не хуже, а Менедем великолепно его прикрывал. Конечно, Птолемей правильно понял — Менедем и впрямь любил рисковать, и его, казалось, не беспокоило, что взбешенный правитель Египта мог оказаться куда опасней взбешенного мужа молоденькой красотки.
Торг продолжался все утро.
Наконец Соклей сказал:
— Что ж, почтеннейший, поделим разницу пополам?
Птолемей посчитал на пальцах. Он отлично считал. «Почти так же хорошо, как я», — без ложной скромности подумал Соклей.
— Стало быть, сойдемся на — сколько это будет? — шести минах и сорока пяти драхмах, верно?
— Да, повелитель, — кивнул Соклей.
— А теперь я скажу, что еще из этого следует, — проворчал Птолемей. — Из этого следует, что вы, мальчики, — два самых отпетых разбойника из тех, что еще не распяты на крестах.
Он приподнял мохнатую гусеницу брови.
— И между прочим, я мог бы исправить это упущение, знаете ли.
— О да, — ровным голосом проговорил Соклей. — Если ты хочешь, чтобы Родос склонился на сторону Антигона, нет лучшего способа добиться такого результата.
Птолемей фыркнул.
— Я просто пошутил.
Может, он и вправду шутил, а может, и нет.
— Мне было бы легче, если бы вы оба были дураками. Хорошо: шесть мин и тридцать пять драхм. Договорились?
— Договорились! — согласился Соклей.
Он протянул руку, то же самое сделал Менедем. Птолемей по очереди пожал им руки. Хватка его была твердой и теплой — то была хватка человека, который проводит много времени с оружием в руках.
— Я уверен, что сам могу вернуться в гавань, — сказал Соклей. — Если ты будешь так любезен послать со мной человека, чтобы он проводил меня обратно с тигровой шкурой…
— Хорошо. — Птолемей указал толстым пальцем с коротким ногтем на воина, явившегося в дом Клейтелия за Соклеем и Менедемом. — Алипет, присмотри за этим лично.
— Как прикажете, господин, — ответил Алипет и встал. — Скажи, когда будешь готов, почтеннейший, — обратился он к Соклею.
— Пошли прямо сейчас, — откликнулся тот.
Он бы предпочел, чтоб за шкурой отправился Менедем: Соклею очень хотелось еще посидеть и поболтать с Птолемеем.
