месте побоялся идти без охраны по улицам с таким множеством серебра.
— Благодарю, господин… Да, ты прав, — ответил Соклей. — И если бы я мог переговорить с твоим управляющим насчет вина…
— Конечно. — Птолемей отдал несколько четких приказов.
Один из рабов вышел, наверное, чтобы переговорить с оставшимися снаружи воинами. Другой провел родосцев во двор, где их встретил управляющий — пухлый, суетливый коротышка по имени Клеоним, знавший все о косских виноторговцах. Соклей узнал у него все необходимое и покинул резиденцию Птолемея.
К тому времени, как они вернулись на «Афродиту», Соклей понял, что тащить двадцать мин серебра по улицам Коса нелегко не только из-за риска подвергнуться ограблению. Его руки как будто стали на ладонь длиннее, чем были в начале пути. Менедем, похоже, чувствовал себя не лучше. Серебряные монеты казались даже тяжелее, чем весил бы, скажем, связанный поросенок того же объема, что и мешок.
Воины двинулись обратно к обиталищу Птолемея, и тогда Соклей проговорил:
— Что ж, теперь я знаю, почему в племянника Антигона невольно влюбляются повсюду, где бы он ни появился, а ты?
— Да, он на редкость очаровательный парень, — согласился Менедем.
Теперь они могли говорить о Полемее что угодно: ведь его больше не было на борту «Афродиты». Соклей был бы доволен еще больше, если бы вообще никогда с ним не повстречался. Но все-таки они заработали на Полемее.
Едва очутившись на борту акатоса, братья засунули мешки с серебром в тесное место под палубой юта, откуда грабителям — или тому нечистому на руку моряку, который мог затесаться в их команду, — было бы труднее всего украсть деньги.
Вынырнув из тайника, Соклей сказал:
— А теперь мы сможем сделать то, что должны были сделать, когда оставили Кос в прошлый раз.
— И что же это такое, почтеннейший? — невинно спросил Менедем. — Муштровать команду сильнее обычного, обучая людей, как надо уходить от пиратов и как следует сражаться с ними, если не удастся уйти? Ты, без сомнения, прав.
Соклей, к счастью, больше не держал в руках мешок с пятью минами серебра. В противном случае он мог бы попытаться размозжить двоюродному брату голову. Но поскольку мешка у него в руках не было, он улыбнулся Менедему волчьей улыбкой.
— Конечно, мы можем заняться и этим тоже, — сказал он, — по пути в Афины.
Но как бы сильно того ни хотелось Соклею, «Афродита» не отправилась в Афины немедленно. Во- первых, Менедем сдержал данное команде обещание позволить морякам пару дней покутить на Косе в награду за тяжелую работу, которую они проделали, гребя в штиль на восток от Китноса. А во-вторых…
Менедем с усмешкой смотрел на Соклея, шагая рядом с ним по улицам Коса.
— Ты сам виноват, мой дорогой, — сказал он. — Поэтому не имеешь ни малейшего права корчиться и стонать, будто готов обосраться, как Дионис в «Лягушках».
— Ох, к воронам Аристофана! — прорычал Соклей. — И к воронам Дио…
— Ты ведь не хочешь этого сказать! — перебил Менедем, прежде чем двоюродный брат успел обругать бога виноделия.
— То есть ты не хочешь, чтобы
— Ладно, пусть будет так.
Менедем был традиционно религиозным молодым человеком. Он верил в богов в том числе и потому, что в них верил его отец, но знал, что у Соклея другие воззрения. По большей части тот не афишировал своих взглядов, но, когда Соклей оговаривался, Менедем, не церемонясь, давал понять, что не любит таких замечаний.
— Осторожней! — взвыла женщина из окна второго этажа и выплеснула на улицу содержимое ночного горшка.
Предупреждение позволило Менедему и Соклею вовремя отпрыгнуть в сторону. Парню, который вел в поводу ослика, повезло меньше, на него плеснула вонючая дрянь. Он погрозил кулаком в сторону окна, выкрикивая ругательства.
Вот видишь? — сказал Менедем, когда они с Соклеем пошли дальше. — Аристофан так же правдив, как и Еврипид.
Соклей просто не обратил на это внимания, что было у него верным признаком прескверного настроения.
— Ты сам виноват, — повторил Менедем. — Тебе не надо было расспрашивать управляющего Птолемея о вине, которым нас угостили…
— Слушай, заткнись, — сказал Соклей.
Потом с облегчением показал на дверь.
— Думаю, нам нужен именно этот дом.
— Давай проверим. — Менедем постучал.
— Кто там? — спросили из-за двери на эллинском языке, но с акцентом.
Дверь даже не приоткрылась.
— Здесь живет Никомах, сын Плейстарха, виноторговец? — спросил Менедем.
— А вы кто? — Дверь все еще была закрыта, но голос по другую сторону звучал уже не так враждебно.
— Два родосских торговца.
Менедем назвал свое имя, представил Соклея и продолжал:
— Мы бы хотели поговорить с Никомахом насчет закупки вина.
— Подождите.
После этого наступила тишина. Менедем начал постукивать пальцами по бедру, Соклей с вожделением смотрел в сторону гавани. Менедем понимал, что, если им прямо сейчас не откроют, ему будет трудно уговорить двоюродного брата задержаться.
Соклей уже перешел от нечленораздельного ворчания к членораздельному, и тут дверь наконец отворилась и в дверном проеме показался эллин с тронутой проседью бородой; его дружелюбная улыбка демонстрировала сломанный передний зуб.
— Радуйтесь, 'рузья мои. Я — Никомах. Как поживаете?
Большинство жителей Коса говорили на дорийском диалекте, похожем на выговор жителей Родоса, но этот человек говорил на ионическом, опуская звонкие звуки в начале слов.
— Радуйся, — слегка раздраженно ответил Менедем.
Он снова представился, представил Соклея и добавил:
— Из-за своего грубого раба ты почти лишился возможности заключить с нами сделку.
— Ибанолл — кариец, упрямый, как Цербер, — со вздохом сказал Никомах. — Он живет в 'оме еще со 'ремен моего отца. Иногда 'ывает, что от раба просто никак не отделаться. А я о 'ас слышал, это же 'ы 'ыполняли какое-то поручение Птолемея?
— Верно, — ответил Менедем. — Мы только что доставили сюда с Эвбеи племянника Антигона.
Соклей предостерегающе приложил палец к губам, следуя за Никомахом во двор, но Менедем только пожал плечами и покачал головой. Полемей не делал секрета из своего пребывания здесь, протопав через город у всех на виду к резиденции правителя Египта; да и сам Птолемей прекрасно понимал, что шила в мешке не утаишь. Так почему бы им и не извлечь выгоду из того, что они привезли на Кос племянника Антигона?
Никомах присвистнул.
— Одноглазому Старику там, на материке, это совсем не понравится. Хотя, если уж на то пошло, ему не нравится ничего, что 'елает с ним Птолемей в эту кампанию. Андрон — там.
Он повернул налево.
Посреди двора стоял согбенный, тощий, лысый человек с кустистой белой бородой и смотрел на них
