головой. Несмотря на шум, он попробовал снова заснуть, но безуспешно. Пробормотав под нос какое-то ругательство, Соклей сел, и тогда Менедем сказал ему:
— Добрый день.
— Почти добрый, — ответил Соклей сквозь зевоту. — Наш хозяин уже встал?
— Я не слышал ничего, кроме шума, который подняла галка. — Менедем потянулся, пошарил под кроватью и нашел там ночной горшок.
Он встал, чтобы им воспользоваться, потом передал Соклею — гостеприимство Киссида не простиралось так далеко, чтобы предложить каждому гостю отдельный.
— Проклятая шумная птица, — сказал Соклей. — Если бы я видел ее, а не только слышал, я бы попытался утопить негодяйку в горшке.
Он поставил горшок на пол. Менедем потянул к себе хитон.
— Давай найдем кухню и посмотрим, сможем ли мы раздобыть там хлеб, масло, оливки, а может, и лук. Рабы Киссида наверняка уже встали, даже если сам он еще спит. Потом вернемся на «Афродиту», растолкаем нескольких моряков, чтобы те помогли нести товары, и посмотрим, как нам повезет на агоре.
— И что продают жители Кавна, — добавил Соклей.
— И что они продают, — согласился Менедем. — Никогда не скажешь заранее, что можно найти в таком городе: здешние ли товары, товары ли из остальной Карий — или, что бы там Киссид ни говорил, диковинки с другого конца света. С тех пор как Александр распахнул для эллинов двери Персидской империи, мы натыкаемся на всевозможные удивительные вещи, о которых едва ли слышали раньше. На павлинов, например.
— От павлинов были одни неприятности, — напомнил Соклей.
— Не только неприятности — мы же получили за них серебро. — Высказавшись, Менедем стал ждать, какое возражение придумает его двоюродный брат.
Поскольку Соклей ничего не возразил, Менедем решил, что привел веский довод, и в хорошем настроении отправился искать кухню Киссида — он не каждый день побеждал в спорах с Соклеем.
Двоюродные братья только-только закончили завтракать, когда на кухню вошел сам Киссид.
— Вы ранние пташки, — сказал он, отрывая кусок от ковриги хлеба, оставшейся со вчерашнего ужина.
— У нас сегодня много дел, — ответил Менедем. — Чем скорее мы начнем, тем скорее закончим.
Во время путешествия он всегда был полон кипучей энергии в море и чуть менее деятелен на суше — когда не гонялся за той или другой женщиной. Но этим утром ему хотелось сделать все одновременно.
— Долго ты еще будешь копаться, Соклей?
Соклей сплюнул косточку последней оливки на утоптанный земляной пол.
— Все, теперь я закончил. А вообще-то мне казалось, что ты всего лишь мой двоюродный брат и капитан судна, а вовсе не мой хозяин.
— Ладно, хватит разводить философию! Пошли, у нас куча дел!
Менедем потащил за собой Соклея, как «Афродита» — лодку на буксире.
— Увидимся вечером, почтеннейший, — через плечо бросил Менедем Киссиду. — Пожелай нам удачи.
— Желаю, хотя не думаю, чтобы вам очень нужны были мои пожелания, — ответил торговец оливками. — Люди, которые так трудятся, сами выковывают свою удачу.
Менедем едва ли услышал его — он как раз выталкивал Соклея на улицу.
Однако, оказавшись снаружи, капитан «Афродиты» чуть помедлил.
— Теперь… как бы нам найти гавань?
Улицы Кавна отнюдь не тянулись аккуратными линиями. Честно говоря, они образовывали какой-то загадочный узор, неведомый в геометрии. Кавн был старым городом — в отличие от Родоса, возведенного всего сто лет назад, где улицы пересекались под прямыми углами.
— Пока мы будем идти на восток, мы не заблудимся, — сказал Соклей. — Тени подскажут нам, в какой именно стороне восток.
— Сойдет. — Менедем засмеялся. — Обычно я держу курс по солнцу в море, а не на суше. Но ты прав — это должно сработать.
Это и вправду сработало. Менедем не был абсолютно уверен, что на обратном пути он снова сможет найти дом Киссида, но поднимающееся солнце привело их в гавань, к «Афродите». Несколько моряков на борту торговой галеры все еще храпели на своих скамьях, прислонившись к обшивке корабельного борта. Большинство уже встали, но двигались с ленцой мужчин, выпивших прошлой ночью слишком много вина.
Как и следовало ожидать, Диоклей уже бодрствовал и был абсолютно трезв.
— Радуйся, шкипер! — проревел он, заставив нескольких моряков вздрогнуть. — Я надеялся, что ты появишься к этому времени. Сегодня у нас много дел.
— Верно, — согласился Менедем. — Выдели-ка мне человек шесть — восемь, чтобы перетащить на агору кувшины с краской и благовониями, горшки с чернилами и пару мешков папируса. Только не отбирай их из числа тех парней, которые оставались на судне минувшей ночью, — они заслужили, чтобы сегодня повеселиться.
— Слушаюсь.
Келевст выкликнул нескольких моряков. Те поворчали — они не были бы эллинами, если бы не ворчали, — но сделали все, что им было велено.
Во главе маленькой процессии Менедем и Соклей двинулись из порта обратно в город. Менедему пришлось спросить, как пройти на агору: в данном случае он не желал определять направление по солнцу.
Первый человек, которому он задал вопрос, залопотал на карийском языке, неизвестном Менедему. Следующий прохожий говорил на чистом эллинском, но изображал тяжкое раздумье до тех пор, пока Менедем не протянул ему обол. Едва отправив в рот маленькую монетку, парень дал быстрое и ясное описание пути, которое к тому же оказалось совершенно точным.
Менедем мысленно поблагодарил богов: он знал множество быстрых и ясных описаний пути, имевших единственный изъян — они не приводили туда, куда было нужно.
Рыночная площадь все еще оставалась полупустой, когда на ней появились люди с «Афродиты»; это дало нашим героям возможность облюбовать хорошее местечко, которое почти весь день будет оставаться в тени. Расставив как следует кувшины, горшки и мешки, принесенные моряками, Менедем начал громко расхваливать товары:
— Благовония из родосских роз! Прекрасная финикийская пурпурная краска! Папирус с Нила! Прекрасные чернила, лучше не бывает!
Очень многие люди тоже кричали, продавая горшки и фиги — Кавнос славился своими фигами, — а еще кожу и шерстяную ткань. Эти крики раздавались в каждом городе по всему побережью Внутреннего моря.
Однако Менедему благодаря необычности своих товаров удалось привлечь внимание зевак и, как он надеялся, рабов богатых людей.
— Откуда твоя краска? — спросил кто-то. — Сказать «только что из Финикии» — в наши дни значит ничего не сказать. В Финикии множество городов, и каждый из них по-своему добывает краску из моллюсков.
— Из Библа, — ответил Соклей. — С тех пор как Александр разорил Тир, все считают, что краска из Библа самая лучшая.
— Ну не знаю, — заметил житель Кавна. — Я лично всегда предпочитал сидонскую. Но краска из Библа тоже подойдет для моей шерсти, если только цена окажется более или менее приемлемой. Сколько ты просишь за один кувшин? В каждом из них родосский котил краски, так?
— Верно, — ответил Соклей. — Примерно столько жидкости, сколько вмещает большая чаша для вина. Но вино ты можешь получить за несколько оболов. А пурпурная краска стоит дороже — моллюски, из которых ее добывают, не так легко собирать, как виноград.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо проговорил торговец шерстью. — Скажи, сколько ты хочешь за кувшин.
