Соклей послал последнюю стрелу в вопящих людей на борту гемолии, опустил лук Менедема, выдернул из ножен меч и ринулся вперед, чтобы присоединиться к бою, кипевшему в центре «Афродиты».
— Пожиратели дерьма! Грабители храмов, шлюхины дети! — завопил он и прочертил мечом дугу, целясь в пирата, пинавшего одного из моряков в лицо.
Лезвие ударило между шеей и плечом, хлынула кровь, пахнущая горячим железом. Пират с ужасающим воплем повернулся к Соклею, а тот ткнул его в живот. Пират рухнул; Соклей перешагнул через него и бросился на следующего врага.
Безумие в очень тесном пространстве — вот как впоследствии Соклей вспоминал этот бой. Команда «Афродиты» и сама едва помещалась на акатосе, а теперь, когда на борту судна стало вдвое больше народу, оставалось лишь одно: хватать ближайшего врага и пытаться его убить. Нелегко было даже отличить своих от чужих — один из моряков «Афродиты» чуть было не размозжил Соклею голову кофель- нагелем.
— «Афродита»! — кричал Соклей снова и снова. — «Афро…» — у-у-уф!
Пират, потерявший свое оружие, ударил его в живот. Соклей согнулся, но тут же заставил себя выпрямиться, одной только силой воли.
«Если я упаду, меня затопчут насмерть», — подумал он и схватился за ближайшего человека, чтобы сохранить равновесие. Этим человеком оказался еще один пират, с большими золотыми серьгами в ушах — так он хранил свое богатство, вместо того чтобы носить золотые кольца на пальцах. Было слишком тесно, чтобы пустить в ход меч, — даже удержать меч в руке было достаточно сложно. Но левая рука Соклея осталась свободной, и, схватив одну из серег, он дернул изо всех сил. Золотое кольцо освободилось, разорвав мочку уха, пират взвыл от боли. Серьга осталась на указательном пальце Соклея.
«Что ж, я только что заработал дневную плату, — подумал он. — Теперь надо посмотреть, проживу ли я достаточно долго, чтобы ею воспользоваться».
К несчастью, то была очень здравая мысль.
Когда вокруг стало чуть просторнее, Соклей обменялся ударами мечом еще с одним пиратом. Это вовсе не походило на тренировочный бой в гимнасии: палуба «Афродиты» качалась под ногами благодаря волнам и топчущимся по судну людям. Моряки и пираты вокруг толкались, давили, кричали и сыпали проклятиями, и Соклей боялся получить нож в спину почти так же сильно, как боялся парня перед собой, пытавшегося пустить ему кровь мечом.
Этот пират, облаченный только в бронзовый шлем без гребня и перевязь для меча, был свиреп, но не очень искусен. Он отбил меч Соклея, направленный ему в грудь, однако следующий удар угодил пирату в голову и, хотя благодаря шлему не раскроил череп, заставил разбойника покачнуться. Соклей ринулся вперед и толкнул врага изо всех сил. Размахивая руками, пират перелетел через борт и упал в море.
Другой пират, проворный, как горный козел, перепрыгнул с палубы «Афродиты» обратно на свое судно, держа под мышкой кожаный мешок. Он был сыт по горло дракой, но ухитрился прихватить с собой хоть какую-то добычу.
Как ни странно, это взбесило Соклея.
— Вернись, ты, широкозадый вор! — взвыл он.
Пират не обратил на крик никакого внимания; вероятно, он даже не расслышал. Потом второй пират прыгнул обратно на борт гемолии, а после еще один: некоторые возвращались с добычей, некоторые — с пустыми руками.
— Видите, парни? — оглушительно проревел Менедем. — Они не могут нас одолеть и, проклятье, отлично это знают! А-ла-ла! За «Афродиту»!
— А-ла-ла! За «Афродиту»! — Соклей с радостным сердцем подхватил этот крик.
В горячке боя он не видел двоюродного брата, и услышать голос Менедема было для Соклея огромным облегчением. Однако еще большее облегчение он испытал, увидев, как пираты начинают покидать торговую галеру.
Теперь уже пираты рубили и кромсали канаты, связывающие их судно с акатосом. Теперь уже они сами отталкивали гемолию от «Афродиты» шестами и веслами. Двое из них снова подняли луки, которые оставили на своем судне, и начали стрелять в сторону торговой галеры, в то время как остальные гребли прочь от добычи, оказавшейся куда сильней, чем ожидалось.
Соклей ринулся на бак «Афродиты», докуда сражение практически не добралось. Лук и колчан Менедема все еще лежали там, целые и невредимые. Соклей снова подхватил их и выстрелил в пиратов. Наградой ему послужило то, что их начальник гребцов закричал и рухнул со стрелой в бедре. Родосец послал еще пару стрел в человека, стоявшего на рулевых веслах, полагая, что это капитан. Но суда уже далеко разошлись, и рулевой остался стоять на своем посту.
Гемолия потащилась прочь.
Теперь не на всех ее веслах сидели гребцы, и Соклей подумал, а не отдаст ли Менедем приказ пуститься в погоню. Но его двоюродный брат был занят другим: он остановился над пиратом, лежащим посреди «Афродиты». Пират поднял руку, моля о пощаде. Медленно и неторопливо Менедем вонзил в лежащего меч, а когда выпрямился, лезвие потускнело от крови.
— Бросьте эту падаль в море, — сказал капитан приблизившимся морякам. Голос его был холоден, как фракийский ветер.
Нанесенный им удар не убил грабителя, и тот стонал и слабо корчился, когда моряки подняли его и перебросили через борт.
Плюх!
Стоны быстро смолкли.
Другой пират был уже мертв, его голова раскололась, как глиняный горшок. Моряки вышвырнули с «Афродиты» и его.
Поглядев в сторону кормы, Соклей увидел, что несколько человек собрались там вокруг еще одного тела. Один из моряков поднял глаза, поймал взгляд Соклея и сказал:
— Это Доримах. — Он покачал головой, говоря без слов, что этот моряк уже больше не встанет. — Получил дротик в горло, бедняга.
Менедем прошел вперед. Его одежда на боку была забрызгана кровью, но он казался невредимым. Оглядев себя, Соклей увидел, что точно так же запятнан кровью, а еще увидел порез на икре, которого прежде не замечал. Теперь, когда Соклей его заметил, порез начал болеть.
— Радуйся, — сказал Менедем. — Ты хорошо сражался.
— Мы все сражались хорошо, — ответил Соклей. — Иначе бы не прогнали пиратов. Ты в порядке?
Его двоюродный брат пожал плечами.
— Так, ерунда: царапины и синяки. Через пару дней все пройдет. Самое худшее, что я получил, — вот это. — Он протянул левую руку со скверной рваной раной.
— Укус? — спросил Соклей.
Менедем кивнул.
— Влей в рану вино, — посоветовал Соклей. — Я не знаю средства лучше, чтобы предохранить ее от нагноения, а укусы легко нагнаиваются. Я не Гиппократ, но уж это-то знаю.
— Хотел бы я, чтобы сейчас у нас на борту был Гиппократ… Или чтобы мы могли раздобыть какого- нибудь другого лекаря, — сказал Менедем. — Ты, наверное, знаешь больше, чем остальные на «Афродите»… А если даже и нет, то люди все равно подумают, что знаешь. Иди помоги зашить раны и наложить повязки. Во всяком случае, у нас достаточно вина, чтобы обработать раны.
Вместе с Менедемом и Диоклеем Соклей сделал все, что мог, накладывая швы и перевязывая руки, ноги и головы. Он щедрой рукой лил в раны вино, и моряки выли от боли. Иглы и нити, которыми он накладывал швы, были грубыми, предназначенными для зашивания парусины, но достаточно легко протыкали плоть.
— Не двигайся, — велел Соклей Телефу, у которого был порез над коленом.
— Попробуй не двигаться, когда в тебя тычут иглой, — парировал тот.
— Хочешь, чтобы у тебя и дальше шла кровь? — спросил Соклей.
